Если взять чисто философский аспект проблемы, то окажется, что марксистский тезис, утверждающий, что «труд создал человека», весьма условен и требует дальнейшей разработки. Такие попытки, конечно, предпринимались. В частности, в работе крупного русского советского историка и философа Б.Ф. Поршнева «О начале человеческой истории», в которой автор заострил внимание на вопросах происхождения человека, проблеме возникновения осознанных, осмысленных форм собственно человеческого труда, утверждается, что: «… главная логическая задача состоит как раз не в том, чтобы найти то или иное отличие человека от животного, а в том, чтобы объяснить его возникновение. Сказать, что оно (человечество, В.Т.) «постепенно возникло», – значит, ничего не сказать, а увильнуть. Сказать, что оно возникло «сразу», «с самого начала», – значит, отослать к понятию начала. В последнем случае изготовление орудий оказывается лишь симптомом, или, атрибутом «начала». Но наука повелительно требует ответа на другой вопрос: Почему?..
…почему, почему, почему, вопиет наука, человек научился мыслить, или изготовлять орудия, или трудиться?».[19 - Поршнев Б.Ф. О начале человеческой истории: проблемы палеонтологии. М., 1974. С.43.]
Вопрос, действительно, не праздный для науки, что же способствовало переходу зачаточных форм инстинктивного труда, которые свойственны и многим животным, (строительство гнёзд у птиц, плотин у бобров, сот у пчёл и т. д.) в разнообразные формы человеческой деятельности.
Суть проблемы состоит в том, что для появления сознания необходимо появление осознанных человеческих форм труда, с другой стороны, для возникновения осознанных форм труда необходимо сознание. Ссылка на постепенность процесса формирования процесса сознания ничего принципиально не объясняет. И, как остроумно замечает по этому поводу Б.Ф. Поршнев: «…разве чудо перестанет быть чудом от того, что предстанет как несчётное множество чудес, пусть совсем маленьких?»[20 - Там же, с.52.]
Сам Б.Ф. Поршнев, не отходя от трудовой теории происхождения человека, пытается дополнить её языковой теорией. Говоря о специфической особенности человека, автор считает таковой только истинный человеческий труд, то есть труд, регулируемый речью, непосредственно с ней связанный. Именно речь, по мнению Б.Ф. Поршнева, делает труд специфически человеческой, сознательной, целесообразной деятельностью.
Автор работы «О начале человеческой истории», как это часто бывает в научном творчестве, увлёкшись новой и очень важной гипотезой, проявил склонность к чрезмерной абсолютизации своей идеи о речи-сознании в процессе происхождения человека.
Дело, однако, в том, что труд и речь остаются совершенно самостоятельными видами человеческой деятельности. Они появились и развились из независимых источников: трудовая деятельность – из инстинктивных форм труда, речевая деятельность – из инстинктивной системы звуковых сигнальных знаков. Исходя из этого, а также учитывая указание Поршнева на то, что целесообразный сознательный труд имеет три необходимых и достаточных основания – создание орудий, речь и социальность. Вопрос остаётся открытым: как, каким образом совершенно самостоятельные виды деятельности, к тому же находящиеся лишь на уровне предпосылки, могли дать при сложении такой поразительный по качеству эволюционный результат, каковым выступает появление сознания, то есть результат, для которого не только сложения, но и перемножения было бы, наверное, недостаточно.
Развитие инстинктивной системы звуковых сигналов до уровня осознанной деятельности – человеческой речи, второй сигнальной системы, способствовало возникновению специфической формы социального общения, которое, в свою очередь, стимулировало развитие осознанной трудовой деятельности и формирование собственно сознания человека. Здесь возникает диалектический процесс взаимодействия. В то же время ясно и другое – ни уникальные условия, ни катаклизмы не могли на постоянной основе питать и стимулировать становление и развитие сознательной деятельности. В критических, экстремальных условиях возможны качественные скачки в развитии психики, но они имеют одномоментный характер, и происходят на индивидуальном уровне. В случае с доисторическим человеком благодаря качественному скачку (мутации) могли пробудиться лишь отдельные элементы сознания. Но скачок сам по себе не может обеспечить целостный процесс становления, не может поддерживать его совершенствование постоянно. Становление сознания требует самовоспроизведения, которое в отличие от инстинктивных действий, основано на моментах самоорганизации, саморегуляции, саморазвития. Сознание – остаётся процессом с заложенными в него возможностями, потенциями, которые нужно постоянно воспроизводить, развивать, закреплять, иначе возникшая способность может угаснуть.
На это справедливо обратили внимание представители философии жизни (Шопенгауэр, Ницше, Бергсон), указав, что человек и его сознание не есть нечто, раз и навсегда данное, а это, скорее, процесс вечного становления и развития. Вместе с тем, фрейдизм обратил внимание на то, какое значительное место в психической жизни человека осталось за подсознанием, то есть, за неосознанными, стихийными моментами в поведении человека. По-видимому, те же мысли тревожили К. Маркса, когда он говорил о мировой социалистической революции, как черте между предысторией и истинной сознательной историей человечества, а также о новой, гармонично развитой личности.
Об относительности сознания можно сказать словами одной притчи: «У сторожа спросили: ночь ли сейчас? Сторож ответил, что не знает. Когда ему задали повторно тот же вопрос, он, подумав, ответил: Ночь! Но…светает…». Не случайно у людей в процессе осмысления действительности возникала вера в абсолютные идеи (Платон) и абсолютный разум (Гегель), в трансцендентное (Кант) или просто в божественное Провидение. Тем самым люди хотели предвосхитить процесс развития сознания, предвосхитить конечный результат.
Сегодня, в технотронную эпоху, когда мы стоим перед опасностью уничтожения всего живого на Земле, необходимо с ещё большей скромностью и осторожностью характеризовать наше отношение к миру и к самим себе как осознанное и вполне разумное. Вся загадка состоит в том, что социальное общение только даёт возможность развития сознания, но не обеспечивает его полностью. Мы можем говорить не о том, что сознание появилось после качественного скачка в развитии психики предчеловека, а о том, что после имевшего место скачка появилась некая новая специфически человеческая потребность, стимулирующая в дальнейшем саморазвитие и самосознание человека. Эта новая качественная особенность способствует формированию человеческой деятельности, опирающейся на трудовую, речевую и прочие функции рассудка, выводя его на уровень самозатачивающейся системы.
В книге А. С. Никифорова «Этюды о разуме» отмечается: «Сейчас можно считать установленным, что ни изменение условий бытия, ни труд сам по себе не могли коренным образом повлиять на биологический вид. Это может быть объяснено только генетическими преобразованиями, происходящими под влиянием факторов внешней среды, вызывающих мутацию – изменение наследственного материала – генетического кода».[21 - Никифоров А.С. Этюды о разуме. М., 1981. С.42.]
По мнению одного из ведущих отечественных генетиков, профессора Н. П. Дубинина: «Появление человека с развитыми полушариями головного мозга, вертикальным положением и речевой организацией – явилось следствием ряда мутаций».[22 - Цит. по: Никифоров А.С. Этюды о разуме, с.42.]
Остаётся вопрос: Что же послужило причиной мутаций, запустивших процесс, обусловивший превращение одного из видов предлюдей в питекантропов и далее в человека? Таких причин рассматривается немало. Одну из гипотез выдвинул сотрудник Института археологии АН СССР Г. Матюшин. По этой гипотезе, мутации, приведшие к преобразованию ближайших предшественников человека в человека разумного, произошли в результате ряда последовательных изменений в уровне радиационного фона Земли в определённом регионе нашей планеты (указывается Восточный район Африки, конкретно, Великая Рифтовая долина. Это место, где континент разрывает на части огромный тектонический разлом в земной коре).[23 - Цит. по: Никифоров А.С. Этюды о разуме, с.43.]
Это лишь одна из возможных точек зрения, близкая к «теории катастроф» французского естествоиспытателя Жоржа Кювье. Есть и другие. Сейчас нам нет смысла вдаваться в детали выяснения конкретных причин, породивших мутационный процесс. Это тема для особых исследований ученых-специалистов.
Сейчас нам нужно разобраться в другом – а, именно, в том, что принёс с собой мутационный взрыв? Какие изменения в наследственной программе он произвёл? Какие предпосылки он реализовал, и какие вновь создал?
Существует распространённое мнение, что мутационные изменения повлияли на развитие мозга человека, а, значит, и непосредственно на его сознание, рассудок, разум. Но как, каким образом? Ведь мы уже выяснили, что сознание, рассудок не есть заданность, подобная инстинкту, это лишь реализуемая потенция. Что касается разума, то он есть лишь составная часть сознания. При всём том, что рационализм занимает достойное и почётное место в истории становления человеческого сознания, необходимо признать, что имеют место и другие стороны этого явления: эвристика, интуиция, вера, озарение, искусство с его эмоциональной, чувственно-образной формой познания. Да и само понятие разума при всей своей относительности не однородно. Известно, что существуют различные типы ума, например, помимо таких его качеств, как широта и узость, существуют – практический и теоретический ум, ум, склонный к обобщениям и склонный к конкретизации, критический ум, и консервативное мышление. Случается и «горе от ума», как у Чацкого в одноимённом произведении А. С. Грибоедова. А Галилею прямо давали понять о том, что умнейшим является тот, кто подальше спрячет свой ум от других.
Исходя из сказанного видно, что, делая упор на разум человека, рациональную сторону его бытия, мы не всё способны объяснить. К тому же, если бы человек уповал только на голый рассудок, он, вряд ли, развил бы в себе ту способность, которая относится к области чувств и эмоций, ту сторону сознания, из которой в большей степени вырастают такие человеческие понятия и переживания, как сочувствие и сострадание, сопереживание, соучастие, милосердие и прочие моральные категории.
Исходя из того, что рассудок является лишь частью сознания, к тому же, весьма неоднородной, а также из того, что рассудок и сознание человека в целом – понятия относительные, пребывающие в процессе становления, приходится признать, что определение Homo sapiens (человек разумный), данное человеку великим натуралистом Карлом Линнеем более 200 лет назад, сегодня нуждается в новом осмыслении.
Для того чтобы выразить сущность человека полнее, требуется определение более всестороннее. Так, в первой половине XX века немецкий философ, неокантианец, Эрнст Кассирер утверждал, что человек – это не «разумное животное», а «животное символическое», «существо, строящее себе мир в символических формах»[24 - Философская энциклопедия /под ред. Ф.В. Константинова в 5-ти тт. Т. 2. С.467.]. Но и это достаточно спорная точка зрения.
Другое интересное определение человека дано Р. Светловым, составителем книги «Искусство войны: Антология военной мысли» – Homo artifex (человек искусный)[25 - Искусство войны: Антология военной мысли /сост., подготовка текста, предисловие, комментарии Р. Светлова. СПб, 2016. С.7.]. На наш взгляд, в этом отношении наиболее полно специфику человека может выразить определение Homo extremum (человек экстремальный от лат. крайний, предельный).
Сам К. Линней в своём разделении человечества на четыре расы (американская, европейская, азиатская, африканская) о европейце, в частности, писал следующее: «Европеец. Белый, сангвинический, мясистый. С желтоватыми кудрявыми волосами, голубоватыми глазами. Легко подвижен, остроумный и изобретательный, покрыт прилегающей одеждой. Управляется на основании законов[26 - Профессор И. Ранке. Человек. Т.2. СПб, 1903. С.295–296.].
Вполне можно предположить, что особо отмечая остроумие и изобретательность, как важнейшие качества европейца, Линней связывал их с таким близким по значению экстремальным свойством, как изощрённость. Это содержит в себе большой обобщающий смысл.
Здесь необходимо остановиться на том обстоятельстве, что подобная характеристика всегда сопряжена с процессом, который в реальной жизнедеятельности человека осуществляется не только в творчески инновационных, но и в конкретных, многократно повторяющихся формах, присущих воспитанию, обучению, образованию; репетиционным, тренировочным практическим моментам, простому, что называется, натаскиванию. Особо следует сказать о дрессуре животных, поскольку многие высшие животные наделены природой способностью к ускоренному развитию различных способностей. Но дело в том, что это не происходит спонтанно, изнутри, а только по принуждению, извне: в результате воздействия окружающей среды или человека, выступающего в качестве дрессировщика, заботливого хозяина, экспериментатора и т. п.
Исходя из интересов и воли человека, цирковые слоны встают на задние конечности, а медведи ездят на велосипеде. Многие породы собак получили специализацию. Появились служебные, сторожевые, поисковые, охотничьи, ездовые собаки, собаки пастухи. В последнее время у собак обнаружились медицинские способности, реализуемые в animal-терапии, направленной на лечение центральной нервной системы, как у взрослых, так и у детей, в том числе и с задержкой в развитии.
В естественных условиях животное ограничивается лишь выполнением необходимой для данного вида поведенческой программой. В этом состоит существенное отличие всего живого от человека, который наделён новым, в качественном отношении более высоким инстинктом, новой потребностью – в самовосхождении, самосовершенствовании, к чему принуждается в большей мере изнутри.
Остаётся вопрос: как, каким образом данная потребность могла возникнуть и затем закрепиться в генотипе человека? Обсудим одну из гипотез, которая представляется наиболее интересной. Допустим, часть предлюдей оказывается в экстремальной ситуации. Предположим, в более неблагоприятных условиях, близких к катастрофическим (засуха, наводнение, неурожай). В таких обстоятельствах, вполне вероятно, могло произойти обострение биологически заложенного у всех высших животных элементарного инстинкта борьбы за выживание, повлекшего за собой более ярко выраженные конкурентные формы соперничества, затронувшие уже не только групповой, но и индивидуальный уровень развития, когда противостояние коснулось каждого отдельного индивида внутри группы. Всё это потребовало полной мобилизации психики предчеловека. В данном случае такое поведение было вызвано не потребностью, определяемой генетически, но случайными факторами в сложившихся условиях существования, имеющими временный, преходящий характер. В конечном счёте, при исчезновении данных экстремальных обстоятельств возникшее обострённое межличностное соперничество, имевшее также временный характер, должно было вернуться в прежнее русло, определяемое инстинктами, характерными для данной популяции. Но в этом случае произошло неожиданное. Опираясь на упомянутую уже гипотезу Г. Матюшина, можно допустить, что как раз, в то время, когда у части доисторических людей обострилось чувство соперничества, отчётливо выразившееся не только в демонстрации большей силы, но и в демонстрации большей ловкости, выносливости, находчивости, в момент возросшей мобилизации психической деятельности, предчеловека настигло изменение радиационного фона в данной части планеты. Вполне возможны и иные причины, в том числе, и космического происхождения. Однако, факт состоит в том, что последовал мутационный взрыв, приведший к столь радикальному изменению всего генетического кода человека. Возможно, с этого момента потребность в изощрённости проникла глубоко в подсознание людей и стала передаваться по наследству от родителей к детям в задатках разной степени выраженности, воздействуя на человеческую особь изнутри.
Первозданное чувство обострённого соперничества, переросшее затем в биосоциокультурную потребность, нельзя сводить только к агрессивности. Скорее всего, первоначально речь идёт о соперничестве, которое Ф. Энгельс в работе «Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека» рассматривал в сопоставлении с проявляемой порой хитрости домашних животных, с детской хитростью. О наличии природных предпосылок к конкуренции, соперничеству у животных очень наглядно демонстрирует картина киевской студии документальных фильмов «Думают ли животные?» (режиссёр Феликс Соболев, 1970). В ней убедительно показано как в экстремальных, необычных для себя условиях, животные в целях адаптации способны проявить зачатки интеллектуальной деятельности. Об этом же наглядно свидетельствует и документальная лента ВВС «Шпион в дикой природе» (режиссёр Джон Даунер, 2017).
Благодаря природным задаткам и предпосылкам к активному развитию у человека помимо групповой иерархии, наблюдаемой у животных, появилась иерархия в области индивидуального, постоянно возрастающего мастерства. Кто-то первым из людей взял спокойно лежащий камень и применил его в драке или на охоте. А кто-то впервые употребил камень в процессе усовершенствования первобытных технологий, используя его как средство для раскалывания орехов, или используя свойства острой кромки камня для разделки туши убитого животного, обработки дерева, шкур и т. д.
Индивиды, достигшие экстремальных совершенных результатов в определённом деле, могли рассчитывать на известный успех в сообществе, что, в известной степени, служило импульсом для остальных. Менее удачливые, ничем себя не проявлявшие индивиды, были обречены на более скромное, а то и зависимое, существование. Не случайно представителей творческих профессий, не обладающих необходимым мастерством в своём деле, часто называют «ремесленниками», зовут «сапожниками», а ремесленника, в том числе, и сапожника, использующего творческий подход, часто называют «художником», «артистом» и даже «профессором» в своём деле.
В повседневной жизни, в быту мы легко прощаем людям то, что они оказываются абсолютными профанами в элементарных вещах, если эти люди являются выдающимися мастерами своего дела.
Лишним доказательством сказанному служит то, что в сложившихся ныне обстоятельствах замещение категорий «совершенствование», «культура», «прогресс» на нравственно индифферентное понятие «изощрённость», «обострение», даёт более объемную стереоскопическую картину современного развития материального и духовного мира со всеми его противоречиями взлётов и падений. Не случайно в современном языке при характеристике конкретной личности или явления всё чаще прибегают к новому, но уже устоявшемуся выражению «заточен на тот или иной результат».
Фактор обострения всегда присутствовал в культурном процессе, формируя и усовершенствуя личностное и общественное восприятие реального и идеального. С одной стороны, утрата чувства остроты толкает к потере страха, отзывчивости, милосердия, инстинкта самосохранения, с другой – утрата остроты реакций, остроты впечатлений, переживаний ведёт к тупому равнодушию, делает нашу жизнь плоской, пресной. И, в этом смысле, эмоциональная острота определяет уровень различий потенциалов, степень концентрации душевных сил, противостоящих энтропии духа. Обострённое (переполняющее) чувство правоты, искренней увлечённости придаёт человеку энергии, уверенности, сил в борьбе с догмами, служит поддержкой при вступлении на тропу оппозиционности, инновационности, иного рода инакомыслия. Иначе говоря, только острые формы веры и убеждённости рождают не менее острые противодействия, содержащиеся в столкновении различных точек зрения, взглядов и мнений, проявляющихся в научных подходах и школах, творческих концепциях, политических доктринах, мировоззренческих установках.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера: