Современные проблемы Российского государства. Философские очерки

С понятием чуда может быть связан определенный вклад философии в решение острейших проблем России. Тем не менее проблема чуда по сравнению с другими философскими проблемами находится до настоящего времени в недостаточно разработанном состоянии. Крупные философы касались его больше мимоходом и лишь в редких случаях делали предметом более или менее обстоятельного обсуждения. Главная причина такого положения в том, что проблема чуда не может получить философского решения независимо от исследования основных положений гносеологии и метафизики и, следовательно, предполагает то или иное миросозерцание, основой которого является понимание причинности.

Различные необычайные и необъяснимые явления становятся чудом только при определённом способе их истолкования. Однако при скептической или естественно-научной оценке всегда есть возможность отрицать наличие чуда и объяснять такие явления или фальсификацией фактов, или галлюцинациями, или неизвестными ещё явлениями и законами природы. Любое чудо можно объяснить недостаточной суммой знаний законов природы или общества в конкретной области. Поэтому мы обыкновенно под чудом понимаем событие, не вытекающее из законов природы или естественных человеческих возможностей, т.е. это особый вид причинного воздействия.

О том, что такое чудо, размышляли многие выдающиеся умы, и хотя это понятие давно не встречается в философском обиходе, Все же оно имеет длительную философскую традицию. В западной философии все мыслители, начиная с древних греков и кончая современными философами, уделяли ему определенное внимание. Поскольку рамки данной работы не позволяют подробно рассматривать многочисленные философские концепции, посвященные проблеме чуда, приведём лишь несколько основных, наиболее распространённых точек зрения.

Древнегреческие философы, например, трактовали понятие «чудо» в рамках религиозно-мистических верований. Такой подход нашел отражение в мировоззрении Гераклита, а еще больше – у пифагорейцев, признававших непосредственное влияние богов и демонов на человеческую жизнь и установивших мистические культы героев и праотцов. Впрочем, религиозно-мистические элементы, открывавшие широкий доступ всему чудесному, присущи были в той или иной мере воззрениям большинства философов древности, начиная с Фалеса, утверждавшего, что «все полно богов», и кончая неоплатониками. Общий вывод, вытекавший из представлений древнегреческих философов о чуде, заключался в том, что вся природа сотворена Богом и является продуктом Его воли; чудесное есть лишь необычное проявление Божественной воли.

В средневековой философии, так же как и в древнегреческой, понятие «чудо» вводилось в область религиозно-философских взглядов, не вступая в противоречие ни с гносеологическими, ни с метафизическими постулатами того времени.

Только в философии Нового времени, по мере всё большего познания законов природы, понятие «чудо» встречает решительный протест не только со стороны философов – материалистов, но и некоторых философов, которые в ряде случаев придерживались и религиозных взглядов. Б.Спиноза, например, в своём основном капитальном труде «Богословско-политический трактат» подвергает решительной критике понятие «чудо». В этом трактате Спиноза высказывает следующие постулаты: «Бог и природа – одно и то же бытие» (Deus sive natura ); «сущность и провидение Бога гораздо лучше познаются в явлениях природы, закономерно обусловленных, чем в предполагаемых чудесах». Согласно Спинозе, всё совершается по неизменным законам природы, а если какие-либо явления представляются людям нарушением этих законов, то это обусловлено лишь человеческим неведением истинной связи действующих причин. Он прямо отождествляет понятие «чудо» с понятием неведение. В ходе дальнейшего развития философии понятия «чудо» уже базировалось в той или иной степени на приведенных постулатах Спинозы.

Так, Лейбниц, исходивший из своей гипотезы о предустановленной гармонии, мог допускать чудо лишь как неизбежно вытекающее из предшествующих событий, т.е. как нечто заранее предопределенное в развитии мира. Чудеса, утверждает Лейбниц, точно так же входят в порядок вещей, как и естественные действия, но отличаются от последних только своей необычностью. Единственным чудом в строгом смысле слова является у Лейбница сам факт предустановленной гармонии – факт, имеющий свое основание исключительно в свободной воле Бога.

Еще более решительные возражения против чуда последовали со стороны представителей эмпиризма, считавших законы природы всеобщими и необходимыми нормами в последовательности явлений из-за их постоянного подтверждения как обыденным, так и научным опытом. Соответственно любая причинная связь имеет закономерный характер, т.е. может быть подведена под какое-нибудь правило, имеющее самостоятельное значение или выводимое из другого, более общего правила. Чудо как нарушение закономерного хода природы не является с точки зрения эмпиризма чем-то абсолютно немыслимым и невозможным. Но поскольку закономерность причинной связи имеет под собой всю совокупность научно проверенного опыта, а чудесные события еще никогда не были констатированы как несомненные, исключающие всякую возможность естественного объяснения, то их вероятность сводится почти к нулю. Классическим выразителем эмпирической критики понятия чуда является Юм, посвятивший вопросу о чуде целую главу своего «Исследования о человеческом разуме».

К решительным противникам чудесного следует отнести также Канта, осмеявшего в своих «Грезах духовидца» видения Сведенборга. Однако в своей критической философии он дает иное обоснование неизменности естественного хода природы. Причинность, т. е. неизменное правило следования последующего за предыдущим, является здесь априорным принципом рассудка, предваряющим всякий опыт и его обусловливающим. Мир не может мыслиться иначе как подчиненным неизменным правилам последовательности, выражающимся в законах природы. И законы эти оказываются у Канта логически безусловными нормами человеческого опыта и познания. Поэтому нарушение их не только весьма маловероятно, как в эмпиризме, но даже логически немыслимо. Так как чудо предполагает нарушение естественной закономерности явлений, что было бы, с точки зрения Канта, нарушением и закона причинности, то оно должно быть отрицаемо, как нечто абсолютно немыслимое и невозможное, по крайней мере, в мире феноменов. Вообще чудесное, как вещь в себе, есть, по Канту, нечто абсолютно непредставимое и отрицающее всякое конкретное историческое явление. Вполне естественно, что сам Кант в своей философии религии относится к чудесам довольно отрицательно.

С точки зрения Фихте и Гегеля, вера в чудеса не только не требуется для религиозного благочестия, но даже вредит ему и вообще не соответствует возвышенному характеру духовной религии. Только в духе, в проявлениях его разумности и свободы следует видеть сверхъестественное, а не в явлениях чувственного мира.

Отрицательное отношение к чуду обнаруживают также материалистические и позитивистские системы философии Нового времени. В этих учениях вся познаваемая действительность сводится к связи материальных или психических феноменов. При этом действующими силами в мировом процессе признаются лишь те или иные элементы, сменяющие друг друга не свободно, а с необходимой закономерностью. На почве такой механики элементарных сил нет места не только понятию чуда, но даже менее притязательной идее свободной воли.

Наиболее установившееся и особенно характерное понятие причинности свойственно позитивистской философии, предполагающей необходимое следование явлений во времени. При подобном взгляде на причинность понятия законов природы и причинной связи оказываются вполне совпадающими в своем объеме, иными словами, причинность является лишь общей формулой всех конкретных законов природы. С этой точки зрения, положение: «нет явления без причины» равносильно утверждению, что возникновение всякого явления подчинено известному правилу или закону природы. Очевидно, что такое понятие причинности полностью исключает возможность чудес; ведь никто не станет считать чудом то, что совершается на основании одних только законов природы. Убеждение в абсолютном господстве элементарных закономерностей основано на том предположении, что реальными единицами мира можно признать только абсолютно элементарные сущности, обозначаемые понятиями атомов, центров сил и т.п. (независимо от того, понимать ли их материалистически, спиритуалистически или даже агностически). Но это возведение элементарного и простейшего бытия в степень абсолютной первоосновы мира есть в сущности чистая вера, не находящая действительного подтверждения.

Вопреки этому защитником некоторых видов чудесного, причем весьма сильным и остроумным, выступил Шопенгауэр, объяснявший явления ясновидения и духовидения в связи со своей теорией сна. Сущность такого объяснения сводится к признанию всего того, что является непосредственным продуктом внутренней организации мозга, понимаемого не как комплекс материальных элементов, а в качестве формы проявления воли, представляющейся человеческому сознанию объективно существующей. И хотя Шопенгауэр, как и Гартман, довольно подробно обсуждали этот вопрос с точки зрения своих систем, тем не менее они рассматривали проблему чуда далеко не во всем ее объеме, а ограничивались лишь некоторыми видами чудесного, имеющими отношение к явлениям духовидения и спиритизма.

Среди новейших теорий чудесного представляет интерес «философия мистики» немецкого оккультного писателя дю Преля, примыкающая во многих пунктах к точке зрения Шопенгауэра. Дю Прель, логически безупречно доказав двойственность человеческого существа, различает в человеческой природе чувственного и трансцендентального субъекта. Первый подчинен законам чувственной природы, второй обладает способностью интуитивного созерцания вещей. Оба эти субъекта или сознания находятся, по дю Прелю, в известного рода антагонизме. Трансцендентальное сознание при обыкновенных условиях совершенно заглушается чувственным, подобно тому, как свет звезды погашается светом солнца. Но так как, несмотря на присутствие солнца, свет звезды все-таки реально существует, точно так же существует в нас и трансцендентальное сознание, неприметно влияющее на всю нашу жизнь. Его деятельность, при ослаблении чувственного сознания, может становиться отчетливее и интенсивнее. Вся практическая мистика зиждется именно на этой деятельности трансцендентального субъекта[94 - См.: Прель дю Карл. Философия мистики, или Двойственность человеческого существа. М., 1995.].

Новейшая западная философия религии признает высшие виды причинной связи, свойственные сознательным, разумным существам. Этот последний вид причинности уже не может иметь характера законов или правил, так как относится к сущностям чрезвычайно индивидуализированным и активным. Отсюда вытекает и наличие такого существенного признака понятия чуда, как сверхъестественное, которое можно усматривать как в проявлениях человека, так и в действиях высших или более могущественных существ. Трудность определения сверхъестественного по отношению к человеческой природе, по-видимому, проще всего устранить, условившись называть сверхъестественными те предполагаемые способности и действия человека, которые ни в какой степени не присущи человеческой организации вообще, а составляют исключительную особенность отдельных индивидуумов.

Понятие чуда приобретает большую ясность и отчетливость тогда, когда оно мыслится как необычайное проявление в мире более могущественных или высших сравнительно с человеком существ, когда чудо связывается со сверхсознанием, с последними, самыми глубинными основаниями бытия – Богом, великим Нечто, Сверхразумом, как именуют эти основания различные мировоззренческие и религиозные традиции. Новейшая философия религии обнаруживает несомненную склонность построить религиозное миросозерцание без помощи каких-либо супранатуралистических[95 - Этот термин имеет более узкое (теологическое) и более широкое (философское) значение. В первом смысле означает противоположность рационализму, во втором – натурализму] воззрений и даже устранить их как совершенно побочный мифологический элемент.

В отечественной истории мысли понятие чуда рассматривается главным образом в религиозно-философском аспекте. Епископ Феофан Кронштадтский писал о том, что христианское чудо есть видимое, разительное, сверхъестественное явление (в физическом мире, в телесной и в духовной природе человека, в истории народа), производимое лично живым Богом как достижение человеком религиозно-нравственного совершенства. Т.е. епископ Феофан указывает и на сверхъестественность чуда, и на его божественное происхождение[96 - Кронштадтский Феофан еп. Чудо. Христианская вера в чудо и ее оправдание. Пт. 1915. С. 96.].

Великий русский учёный-богослов о. Павел Флоренский в статье «О суеверии и чуде» (1903) высказал мысль о том, что чудо есть любой факт действительности, а также и мир в целом, рассматриваемые как благие и проистекающие от благой силы, от воли Бога[97 - См.: Флоренский П. Суеверие и чудо.Соч. в 4 т. М., 1994—1996. Т. 1.]. Таким образом, чудо напрямую связывалось с переживанием мира в целом и каждого конкретного факта человеческой жизни как Божественного промысла, как результата действия Бога. Флоренский говорит не о сверхъестественном, а именно о любом факте действительности, который рассматривается им как явление Божьей благодати, как Божье чудо. Для него решающим становится сверхъестественность, а не вопрос о происхождении чуда. Флоренский ставит констатацию чудесного в зависимость от склонности человека связывать факты действительности с Богом, иными словами – от человеческой интерпретации. Чудо возникает лишь при готовности человека рассматривать некий факт, как благой и идущий от Бога, т.е. способность человека обнаруживать и констатировать чудо оставалась для него субъективным делом.

Принципиально другую позицию занимал Василий Розанов. Вмешательство Бога как причину чуда он оставляет без внимания. В статье «Чудесное в жизни и истории» (1901) Розанов увязывал чудо с нарушением законов природы. «Чудом, – по его мнению, – называется выход из области приори, это не столкновение двух разных нитей фактов, а невероятность какого-то звена в одной и той же нити событий»[98 - Розанов В. Чудесное в жизни и истории // Во дворе язычников. М., 1999. С. 234.]. По Розанову, нарушение природной закономерности для констатации чудесного необходимо. И при этом само чудесное касается не общей оценки всей совокупности фактов, а лишь одного «незаконного», «сверхъестественного» факта, из-за которого весь событийный ряд пошел в ненормальном, т.е. в необычном направлении.

Точка зрения Василия Розанова оказалась очень популярной на Западе. Более того, значительная часть мировой фантастической литературы, связанной с путешествием во времени, построена именно на таком понимании чуда, когда появляется некий единичный, сверхъестественный факт, способный привести к глобальным и необратимым изменениям в совершенно другом месте и времени. Достаточно вспомнить знаменитый рассказ «И грянул гром» Р. Брэдбери и не менее культовый роман «Конец вечности» А. Азимова с их захватывающими сюжетами и парадоксальной фантазией.

Представленные здесь в кратком виде интерпретации чуда сводятся в основном к объяснению его 1) как результата вмешательства сверхъестественных сил и 2) как нарушение естественных законов природы. В XX веке наблюдается возрождение интереса к чуду и расширение его толкования благодаря достижениям этнографии и антропологии, а также психологизации понятия чудесного, апофеозом которого стало учение Г.Юнга об архетипах. Кроме того, возросшее осознание того, что окружающий мир объективно является неоднозначным, давшее толчок экспансии вероятностных методов и вероятностного мышления в естественных науках, заставило философов пересмотреть свое понимание причинности применительно к понятию чуда. Кстати говоря, вероятностный метод использовался в японском штабе перед битвой с американцами у аятолла Мидуэй во время Второй мировой войны. Брошенные кости выпали в немыслимой, невероятной комбинации, которая означала: девять попаданий бомб и три потопленных авианосца. В реальности так и произошло[99 - См.: Переслегин С. Тихоокеанская премьера. М., 2009.].

Однако наиболее основательно и подробно не только в истории русской, но, возможно, и мировой философской мысли, как считают некоторые исследователи, понятие чуда рассматривается в книге А.Ф. Лосева «Диалектика мифа», лучшим разделом которой являются параграфы, посвященные именно разъяснению категории «чудо». Такое разъяснение было необходимо в силу непонимания глубинной сути этого понятия со стороны многих этнографов, философов и позитивистски настроенных богословов, считающих это понятие совершенно ясным и обыкновенно не дающих себе ни малейшего труда, чтобы его прояснить. Лосев не приемлет точку зрения, согласно которой чудо есть нарушение законов природы. Так можно думать, если к чуду и указанным законам подходить с точки зрения механистической науки XVII—XIX вв. Но такой подход в корне пресекает самую возможность существенного вскрытия содержания понятия чуда.

Лосев полагает, что распространенное представление о чуде как о чем-то нарушающем законы природы и вносящем хаос в мировой порядок, глубоко ошибочно. Как можно утверждать, что чудо есть нарушение законов природы, если неизвестно, какова степень реальности самих законов. Наука сама по себе ничего не говорит о сущности природы. Например, никакой закон природы ровно ничего не может сказать ни о создании природы и мира, ни об их гибели или кончине, т.е. он исходит из того, что мир уже как-то есть, и в этом мире он как-то находит себе приложение. Да и само механистическое мировоззрение есть плод метафизического дуализма картезианской школы, по которому субъект и объект разделены раз и навсегда непроходимой пропастью: субъект ни в каком смысле не есть объект, а объект ни в коем случае не есть субъект, из-за чего субъект мыслится как чистое мышление, а объект – как чистое протяжение, механизм. Абсолютно механистическое мировоззрение, подчеркивает Лосев, есть вредная рационалистическая и дуалистическая метафизика – печальный плод господствовавшего в течение веков либерализма – политического, философского и религиозного[100 - Лосев А.Ф. Диалектика мифа. М., 2008. С. 205-206.].

Согласно Лосеву, чудо состоит вовсе не в том, что законы природы нарушены или что оно не объяснимо средствами науки. Явление, совершенно точно вытекающее из системы мирового механизма, может быть иной раз гораздо большим чудом, чем то, о котором неизвестно, какому механизму и каким законам природы оно следует. Помимо этой, распространенной механистической теории, Лосев обратил внимание на еще целый ряд теорий чуда, которые почти все страдают одним существенным недостатком, а именно: заменяют анализ самого понятия манифестацией собственного отношения к этому понятию (чудо как продукт первобытного анимизма, как результат гипноза, внушения, вымысла и т.д.).

Ученый настаивал на том, что чудо есть явление социальное и историческое, законы же природы суть установки и явления механические. В чуде мы имеем дело прежде всего с совпадением или, по крайней мере, с взаимоотношением и столкновением двух каких-то разных планов действительности, что, по-видимому, и заставляло многих говорить о вмешательстве высших сил и о нарушении законов природы. Но прежде всего, чудо есть взаимоотношение двух (или большего числа) личностных планов. Что это означает?

Согласно Лосеву, подлинного, чудесного взаимоотношения личностных планов надо искать в сфере одной и той же личности. Несомненно, это есть планы внешне-исторический и внутренно-замыслен-ный, как бы план заданности, преднамеренности и цели. Итак, в чуде встречаются два личностных плана: 1) личность сама по себе, вне своего изменения, вне всякой истории, личность как идея, как принцип, как смысл всего становления, как неизменное правило, по которому равняется реальное протекание; 2) сама история этой личности, реальное ее протекание и становление, алогическое становление, сплошь и непрерывно текучее множество – единство, абсолютно текучая неразличимость и чисто временная длительность и напряженность[101 - Лосев А.Ф. Указ соч. С. 213.].

Именно эти два плана, будучи совершенно различными, необходимым образом отождествляются в некоем неделимом образе, согласно общему диалектическому закону. Но любопытен не этот общий диалектический закон, но та его спецификация, которая существует именно для категории чуда. Дело в том, что есть нечто третье, нечто по сущности своей ничего общего не имеющее ни с тем, ни с другим. Это третье должно быть настолько же идеей, насколько и становлением. Это то, что руководит всем становлением, то, что есть подлинный первообраз, чистая парадигма, идеальная выполненность отвлеченной идеи. Но поскольку есть идея и ее воплощение, значит, возможны разные степени ее воплощения, возможна бесконечно большая степень полноты воплощения. Это есть предел всякой возможной полноты и цельности воплощения идеи в истории. Мы же всегда наблюдаем только частичное совпадение реально-вещественного образа вещи с ее идеальной заданностью-выполненностью, с ее первообразом; и рассчитывать, что в данном случае реальное вполне воплотит свою идеальную заданность, мы не имеем ровно никаких оснований, подчеркивает Лосев. Тем более нужно считать удивительным, странным, необычным, чудесным, когда оказывается, что личность в своем историческом развитии вдруг, хотя бы на минуту, выражает и выполняет свой первообраз целиком, достигает предела совпадения обоих планов, становится тем, что сразу оказывается и веществом, и идеальным первообразом. Это и есть настоящее место для чуда[102 - Лосев А.Ф. Указ соч. С. 214—216].

Таким образом, чудо, по Лосеву, – это диалектический синтез двух планов личности, когда она целиком и полностью выполняет лежащее в глубине ее исторического развития задание первообраза. Это как бы второе воплощение идеи, одно – в изначальном, идеальном архетипе и парадигме, другое – воплощение этих последних в реальном историческом событии. Но важно, чтобы связь ее реального исторического положения со своим идеальным прообразом была специально нарочито выявлена и продемонстрирована. Стало быть, чудо в своей основе обладает характером извещения, проявления, возвещения, свидетельства, удивительного знамения, манифестации, как бы пророчества, раскрытия, а не бытия самих фактов, не наступления самих событий. Это – модификация смысла фактов и событий, а не самые факты и события. Это – определенный метод интерпретации исторических событий, а не изыскание каких-то новых событий как таковых[103 - Там же. С. 216-217.].

Иными словами, говорить о чуде, с точки зрения Лосева, правомерно лишь тогда, когда происходящие события можно интерпретировать как соответствующие некой идеальной схеме, имеющей для личности важный ценностный смысл. «Это учение о личности и должно иметься в виду, если мы хотим уяснить себе подлинную диалектику чуда, – подчеркивает ученый»[104 - Там же. С. 223.].

Если Лосев дает философскую, диалектическую разгадку чуда, то современный мыслитель Сергей Переслегин в своей знаменитой статье «Стратегия чуда, или Введение в теорию неаналитических операций»[105 - Стратегия чуда, или Введение в теорию неаналитических операций (http://www. metodolog.ru/00200/00200.html)], приводит понимание чуда, исходя из других теоретических оснований. Тем не менее в некоторых пунктах он приходит к похожим выводам, разрабатывая теорию чуда главным образом применительно к военным действиям и опираясь при этом на восьмиконтурную модель психики известного американского психолога и писателя Т. Лири[106 - Лири Т. Нейрополитика (htth://www.leary.ru/books/cult/? п=18)].

На основании данной модели поведение человека может быть представлено как результат взаимодействия нескольких жестко закрепленных (импринтированных) паттернов[107 - Паттерн (англ, pattern) —образец, шаблон, система, модель, отпечаток.]. Особое значение среди них имеет пятый или нейросоматический контур (высокоэнергетическая структура), который связан с корой и подкоркой правого полушария мозга. Нейросоматический контур отвечает за интуитивные озарения, и с точки зрения технологии чуда (на примере военного искусства), всегда связан с возбуждением в психике военного главнокомандующего нейросоматического уровня, позволяющего построить и навязать своим войскам нестандартные операции против врага – так называемый безумный «тоннель Реальности». Под ним можно понимать издревле известное явление «предварительного преодоления обстоятельств», проявляющегося в классической формуле: «безумцам сопутствует удача». Эта формула связывает неаналитические операции с безумием, но понимаемом не в психиатрическом смысле, а скорее в смысле Лосева – как настройку личности командующего на тот идеал, которого требует данная военная операция в данных исторических обстоятельствах.

Другими словами, мышление на уровне пятого контура позволяет увидеть победу, средства, при помощи которых она будет достигнута, и «чудеса», которые для этого понадобятся. Здесь кроется секрет «странных инноваций»: они отнюдь не берутся «с потолка», но привносятся в мир интуитивными озарениями. Каждое такое новшество поэтому имеет смысл, хотя сплошь и рядом он скрыт от аналитического истолкования, т.е. происходит чудо, которое, как и у Лосева, есть соответствие некоему идеалу.

Значительно более богатые ресурсы содержит шестой – нейрогенетический контур. Если интуитивные озарения пятого контура происходят все-таки на уровне личности, то шестой контур включает в работу коллективный мозг всего социума – архетипические конструкты, коллективное бессознательное. Это уровень неких мифологических представлений и иных информационных объектов. В военной стратегии шестой контур – «кольцо Всевластья», позволяет решать любые задачи. Тогда и происходит чудо, участником которого является весь народ, вся страна, как это было во время Великой Отечественной войны.

Итак, неаналитическое военное искусство связано с возбуждением в психике командующего высокоэнергетических структур, известных в теории Т.Лири как нейросоматический и нейрогенетический контуры мозга. Поскольку на данном уровне развития человечества далеко не все индивидуумы умеют работать с высшими поведенческими паттернами, неаналитическая стратегия носит исключительно личностный характер и требует от командира проявления особых способностей. Речь идет, по сути, о личной гениальности, о реконструировании «пространства войны» на основе полученных интуитивным путем знаков, символов, а то и просто намеков. Представляется, что при всём своём кажущемся различии и даже противоположности, приведённые на природу чуда точки зрения Лосева и Переслегина, отмечающие разные грани одного явления, обладают внутренней дополнительностью и тем самым позволяют более полно и глубоко понять этот феномен. Выясняется, что чудо есть невообразимое событие, а вовсе не необъяснимое или маловероятное. Такое событие как бы «выламывается» из привычного хода вещей и, как правило, кардинальным образом меняет этот ход. При этом становится также ясно, что предельность понятия чуда требует выхода за рамки гуманитарных наук и коренного переосмысления знаний, накопленных не только философией, но и психологией, физиологией и т.д.

Некоторые примеры чуда в истории России

Чтобы рассуждения по поводу чуда были боле наглядны, необходимо привести некоторые примеры, которые в истории известны именно как чудо. Поскольку история нашей страны – это, как уже отмечалось, история непрерывных войн с непродолжительными мирными передышками, то явления чуда целесообразно рассмотреть главным образом на военных примерах. Правомерность такого подхода обусловлена самим характером чуда, которое есть событие, проявляющееся, как правило, в предельных, экстремальных ситуациях, каковой и является война.

Апеллируя к теориям Лосева и Переслегина, которые дают более или менее понятное нашему, сформированному современной наукой, рациональному уму понимание чуда, справедливости ради необходимо привести и иные примеры, которые не укладываются в рамки этих теорий. Так, из истории известно чудо спасения Москвы и всей Руси от нашествия непобедимого хана Тамерлана (1395 г.). Он шел на Русь с самой лучшей по тем временам армией в мире, завоевавшей половину Евразии. А Московское княжество было тогда слабым данником татарского хана Тохтамыша и еще не оправилось от разгрома 1382 г., последовавшего как месть ордынцев через два года после Куликовской битвы. Тамерлан шел, разоряя и сжигая все на своем пути. Ему оставалось менее ста километров до Москвы, победа над которой поставила бы вопрос не только о Московском княжестве, но и обо всем будущем Руси, России. Молодой московский князь Василий вышел навстречу непобедимой армии с небольшим войском, чтобы доблестно пасть в битве с врагом. Надежда была только на чудо. И тогда, митрополит Киприан послал во Владимир посольство священников за великой святыней Руси – чудотворной иконой Пресвятой Богородицы. В предместье Москвы люди встретили икону и опустились перед ней на колени. Как пишут летописцы, люди просили не о себе, а о спасении земли Русской. Тогда и произошло то, о чем до сих пор спорят историки. Во сне Тамерлану явилась Божья Матерь и приказала оставить московские пределы. И Тамерлан, устрашенный этим видением, наутро развернул войска от совершенно беззащитной Москвы и направился на юг, где наголову разбил Тохтамыша, практически освободив тем самым Русь от многовекового ордынского ига.

Существуют многочисленные свидетельства явлений Пресвятой Богородицы русским воинам на фронтах Первой и Второй мировых войн. Для русских православных христиан в этой иконе и поныне воплощена идея молитвенного заступничества и ходатайства Пресвятой Богородицы за наше Отечество. Рассматривать эти явления с точки зрения каких-либо теорий весьма затруднительно, тем не менее какую-то попытку предпримем ниже, в разделе «технология чуда».

Но вернемся, однако, от этих мистических примеров к более понятной, экзистенциальной интерпретации чуда. Возьмем за исходное определение военного чуда то, которое предлагает С.Переелегин: «Будем называть чудом всякое боевое столкновение, исход которого столь сильно отличается от нормального, что это не может быть объяснено с точки зрения статистической гипотезы. Подчеркнём, что речь идёт в данном случае о событиях, скорее невероятных вообще, чем маловероятных»[108 - Переслегин С. Б. Стратегия чуда: введение в теорию неаналитических операций (http://www.metodolog.ru/00200/00200.html).].

Достаточно вспомнить, как западноевропейские народы в течение столетий пытались использовать тяжелое положение русских, борющихся против азиатского Востока и Юга для утоления жажды завоеваний на восточных равнинах. В результате в России создалась совершенно особая ситуация: расположенная на незащищенной равнине, она была со всех сторон зажата, изолирована и осаждаема – на востоке, юго-востоке, западе и северо-западе. Это было похоже на «континентальную блокаду»… Русская история развивалась так, что для нее не было никакого выбора: или надо было сражаться, или быть уничтоженными; вести войну или превратиться в рабов и исчезнуть. Но России каждый раз удавалось возродиться их пепла.

Как полагал Розанов, в определенном ракурсе русская история представляется серией катастроф, разрушительная энергия которых, в конечном счете, двигала страну вперед, работала на созидание и развитие. Этот грозный и страшный механизм, «двигатель внутреннего сгорания», заложенный в конструкцию России, позволил создать державу континентального масштаба, выстроить собственную цивилизацию.

По сути, речь идет о «механизме» русского чуда, которое не раз являлось на протяжении столетий. Сюда относятся стремительное возвышение Москвы и концентрация вокруг нее земель в ситуации монгольской оккупации Руси; сбор войска под знамена князя Дмитрия и длань Преподобного Сергия; фантастический по размаху бросок в Сибирь русских воинов и первопроходцев; возникновение народного ополчения в период безначалия Смутного времени, что позволило вышвырнуть интервентов из Кремля; дерзкий альпийский переход Суворова; неожиданный и дикий маневр войск Кутузова, уничтоживший наполеоновскую Европу. Все это – суть явления одного порядка. На обугленных скрижалях грандиозного XX века записаны примеры великих чудес и преображений России. Как из февральских обломков и осколков, в ужасных условиях разрухи удалось большевикам вновь восстановить границы Империи? Как обессиленная страна из нэповского застоя смогла перейти в фазу индустриализации и спасительной военной модернизации? Каким образом удалось в считаные недели начала войны перенести промышленность и оборонный комплекс из Центральной России за Урал, а затем остановить наступление дивизий вермахта под Москвой?[109 - См.: Фефелов А. Русское чудо/http:/www.ruop.ru/rus-chudo.html] При этом следует учесть, что каждый исторический рывок был чреват для страны и народа гибелью. Однако чудесным, можно сказать, образом кризис преодолевался, выводя страну на новые рубежи внешнего могущества и внутренней силы.

Характерный пример из истории Великой Отечественной войны привел авторитетный американский военный историк Дэвид М.Гланц[110 - Гланц Д.М. Советское военное чудо 1941—1943. Возрождение Красной Армии. М., 2008.]. Свою фундаментальную работу, беспрецедентную по точности и глубине анализа, признанной классической, он так и назвал «Советское военное чудо 1941—1943. Возрождение Красной Армии» (М., 2008). Автор показал, как в конце 1942 года совершилось одно из тех чудес, которым не перестает удивляться мир. Разгромленная, обескровленная, почти полностью уничтоженная Красная Армия словно восстала из мертвых, сначала отбросив Вермахт от Москвы, затем разгромив армию Паулюса под Сталинградом, окончательно перехватила стратегическую инициативу в Курской битве, что и предопределило исход войны.

Еще пример. Запад всеми силами пытается забыть о Блокадном Ленинграде, настолько всё случившееся поражает человеческое воображение, мозг отказывается верить в то, что человеческие существа способны на такие подвиги без вмешательства божественных сил. 250 граммов хлеба с древесными опилками в день для работающих физически, 125 – остальным. Учёные утверждают, что от такого питания к весне 1942 г. город должен был вымереть полностью. Но он не только не вымер, но заводы производили вооружение, рабочее ополчение не отступало ни на шаг, умирающие от голода актёры давали концерты и играли на сцене, падающие от голода люди сбрасывали «зажигалки» с крыш. И так три года. Из 2 млн. населения к концу блокады осталось чуть более 500 тысяч, но даже речи не было о том, чтобы сдаться. Люди, отправлявшие грузы в Ленинград, вспоминают: «Мы грузили муку для ленинградцев, у самих дети сильно голодали, часто никакой охраны вообще не было, но даже мысли не было что-то себе взять». «Отправляли хлеб, никто ничего не взял, даже в голову не пришло». Это те самые вчерашние крестьяне, которые когда-то прятали хлеб. И это было обыденностью[111 - Цит. по: Феномен русского народа/http://www.rus-narod.ru/?page_id=5].

Но и «мирное» время, например, период индустриализации, было временем трудных, порой жестоких испытаний. По своему запредельному напряжению оно немногим отличалось от войны. В условиях враждебного окружения проводить индустриализацию, рассчитывая только на свои силы и средства, до сих пор не удавалось никому. Достаточно вспомнить, что рост промышленного производства в СССР к 1938 г. по сравнению с 1913 г. составил 908%. Рациональный ум не в силах понять, откуда бралось столько сил и решимости жертвовать собой.

После Великой Отечественной войны – восстановление страны в кратчайшие сроки, создание ядерного комплекса, прорыв в космос – все это так же иначе как чудом не назовешь!

Таким образом, России не раз в истории приходилось выбираться из ситуаций, совершенно исключительных и безнадежных, демонстрируя способность возрождаться после поражений и катастроф. Готовность к молниеносной мобилизации, непреклонный стоицизм перед лицом опасности, героическое воодушевление и жертвенность в деле отстаивания своих идеалов были присущи народу в полной мере. Наиболее сильно и в полной мере эти черты проявлялись в момент внешней угрозы и в периоды внутренней смуты. Как будто в народе сидит и ждет своего часа особый засадный полк, готовый в самый важный момент выдвинуться на передние рубежи: удвоить, утроить натиск, нанести решающий победный удар. Не случайно в середине 1950-х годов потрясающие достижения нашей державы за рубежом так и назвали «Русское чудо». А в 1963 г. немецкие кинематографисты назвали свой, обошедший все экраны мира фильм, «Русское чудо».

«Технология» чуда

Встречаясь с проявлением чуда, мы сталкиваемся с проблемой чрезвычайной важности. Если чудо есть событие невероятное, то как же оно происходит? Здесь даже ссылки на Бога не помогают. Ответ может быть только один: то, что невероятно в одной реальности, является вполне вероятным в другой реальности. А значит, чудо есть вторжение иной, несуществующей для нас реальности в привычный, живущий по своим законам человеческий мир. Чудо по сути – это слом старой реальности и рождение новой, установление связи между несопряжёнными мирами мультиверсума[112 - Термин, означающий беспредельное пространство вариантов, множественную вселенную.]. Чудо есть начало нового мира, воспринимаемое человеком как начало новой истории привычного ему мира. Несуществующая для нас, но обладающая собственным бытием реальность, вторгшаяся в привычный мир и изменившая его, собственно, и есть чудо.

Что представляет собой эта новая реальность и каким образом становится возможным ее вторжение в наш мир? На сегодняшний день различными науками – от антропологии до синергетики, от квантовой физики до психологии – накоплено достаточно экспериментальных доказательств, что это происходит посредством субъекта, его психики, сознания в широком смысле этого слова, включающего и сверхсознание, и подсознание. Сознание обладает удивительным свойством сопрягать миры, материализовать несуществующее в силу того, что человек, согласно новейшим научным данным, представляет собой сложную многоуровневую энергоинформационную структуру, в которой постоянно идет энергообмен внешней (космос) и внутренней сред. Человек настолько вписан в структуру пространства, что процессы внутренней эволюции организма человека, его жизнедеятельности подчиняются законам, по которым устроена и эволюционирует планета Земля. О том, что все окружающее нас пространство образует информационное поле, еще в апреле 1982 года академик М.А. Марков докладывал на Президиуме АН СССР. Он подчеркнул, что информационное поле Вселенной является не только хранителем информации, но и является регулятором в судьбах людей и человечества.