Выслушав людей, писец стал размышлять. Таких задач он никогда не решал. Он умел измерять поля, вычислять площади полей, если даны их элементы (ширина, длина, линия раздела), умел делить поля на части, соединять несколько полей между собой и даже узнавать сторону квадратного поля, если была известна его площадь. Он имел дело с тысячами таких задач, обучал в школе их решению и так хорошо знал свое дело, что перед его глазами как живые стоят глиняные таблички с решениями задач, чертежами полей и числами, проставленными на этих чертежах. Такие таблички он, старший писец и учитель, составляет каждое утро и дает переписывать своим ученикам. Но среди табличек нет такой, которая бы помогла ему сейчас, рассказала, как действовать.
Писец хотел было уже отослать людей, как вдруг вспомнил о задачах, которые он задал своим нерадивым ученикам на табличках в прошлую неделю. Эти задачи были похожи на то, о чем ему говорили пришедшие люди. Перед глазами писца возникли чертежи с числами и решения.
Первая задача. Поле в 60 гар (как раз такое по величине, которое возникло после разлива) разделили пополам. Узнай каждое поле.
Решение. 60:2=30
Вторая задача. Поле 30 гар и другое 30 гар. От первого поля отрезали участок, равный 5 гар, и прибавили его к другому полю. Узнай получившиеся поля.
Решение. 30-5=25 30+5=35
Третья задача. Два поля 35 гар и 25 гар. На сколько одно поле выступает над другим. Решение. 35–25=10
Четвертая задача. Два поля 35 гар и 25 гар соединили. Узнай получившееся поле.
Решение. 35+25=60
Писец вспомнил, что, решая сам эти задачи, он удивился, почему разница между полями – 10 гар – оказалась в 2 раза больше величины отрезанного от одного поля участка. И только посмотрев на чертеж, он понял, что эта разница суть удвоенный участок (от одного поля он отрезан, это 5 гар, а к другому прирезан, еще 5 гар, вместе же как раз 10 гар). Как похожи эти задачи на то, что произошло у людей, стоявших перед ним.
Правда, разница между полями не 10 гар, а 20, но ведь это неважно, все равно эта разница в 2 раза больше величины добавленного участка. И тут писца осенило. Мысленно воздал он почести великой лунной богине Иштар, подавшей ему знак, что делать: нужно разделить 60 гар пополам (как в той задаче, где поля были равные), а затем отнять от одного полученного при делении поля участок, равный половине 20 гар, и прирезать его к другому полю. И писец стал записывать решение первой в истории Вавилона задачи нового типа.
* * *
Воспользуемся тем же методом, чтобы живее представить проанализированный выше материал о египетских пирамидах и замысле древнеегипетской элиты. Теперь мы являемся древнеегипетским жрецом Мином.
* * *
Великий жрец храма бога «Ра» Мин вспоминал историю с пирамидами. Все началось в древние времена, задолго до его рождения. Люди царя спрашивали жрецов, почему они должны выполнять приказы фараона, ведь он человек, а не жрец. Другое дело жрецы, они знают язык богов. Без жрецов жить нельзя, как тогда люди узнают приказы богов, как до богов дойдут просьбы людей.
В великом храме бога Солнца собрался совет главных жрецов. Они принесли в жертву трех священных белоснежных овнов и обратились к богам. Выйдя из божественного сна, верховный жрец, прапрадед Мина, сказал: «Боги открыли египетскому народу удивительную тайну: наш фараон – живой бог. Поклоняйтесь ему, сказали боги, выполняйте все его приказы».
С тех пор все фараоны считались богами. Но когда фараоны умирали, жрецы не знали, что делать, куда провожать умершего. Как человека и царя фараона нужно было хоронить с большими почестями. Как бог он вообще не мог умереть, что же делать? Ошибиться было нельзя, боги могли разгневаться, на Египет падут бесчисленные беды. В священных папирусах написано, что после смерти душа фараона возвращается на небо, чтобы слиться с сияющим светилом. Но как тогда поступить с телом фараона и что нужно класть в его могилу?
Снова собрали синклит главных жрецов. Выйдя из божественного сна, дед Мина передал египетскому народу волю богов. «Славные боги, да славятся вечно их имена, сказали, что после смерти душа фараона идет на небо и сливается с Солнцем. Вместе с Солнцем она каждую ночь очищается и возрождается под землей в царстве бога смерти и возрождения Осириса. Она плывет во тьме подземного Нила, сражается со своим извечным врагом змеем Апопом, и каждое утро становится победителем. Тело фараона нужно хоронить, бог будет постоянно возвращаться в гробницу фараона, чтобы общаться со своим народом, вселяя в него силы и уверенность в судьбе».
Жрецы глубоко задумались. Как понимать волю богов? Можно ли сразу идти на небо и вниз под землю? Куда будет вселяться душа бога, ведь тело сгниет, превратится в прах? Решили на этот раз принести богам священного быка и снова прибегнуть к божественному сну, но уже всем. Три раза главные жрецы погружались в божественный сон. После пробуждения воля богов стала понятной. В пересказе деда Мина боги сказали жрецам такие слова.
«Египетский народ, изготовь лестницу, по которой душа фараона поднимется на небо. Для этого придай гробнице царя вид горы. Чтобы фараон попал в царство Осириса, сделай его гробницу продолжением земли. Тело фараона сохрани и преукрась».
Дед Мина рассказывает, что жрецы долго спорили, по-разному толкуя волю богов, но когда пришли к единому мнению, сообщили ее фараону и всему египетскому народу. Фараон отдал приказ, его писцы и рабы приступили к строительству гробницы, придавая ей форму четырехсторонней лестницы, ведущей прямо на небо. С каждым царствованием пирамиды создавались все выше и выше, пока не достигли самого неба.
Чтобы придать гробнице фараона образ самой земли, ее лона, пирамиды строились не как дом или дворец, а каменные блоки клались друг на друга, подобно тому, как насыпался холм земли. Внутри пирамиды не оставалось пустого пространства, оно все было заполнено камнем. Пирамиды вырастали прямо из земли, являясь ее продолжением.
Труп фараона бальзамировался, а тело и лицо фараона покрывались великолепными одеждами и золотой маской. В результате, когда живой бог, спустившись с неба, хотел войти в свое тело, он находил его столь же прекрасным, как оно было при жизни фараона, если не еще прекрасней.
Великий жрец Мин объяснял младшим жрецам, что пирамиды как постоянное жилище богов и место, где происходят их очищение и возрождение, являются не только святынями, но и излучают на все египетское царство божественную силу и энергию.
* * *
Наконец, мы – опять не мы. Мы – большой писец. Наша земная жизнь подходит к концу, и поэтому мы диктуем младшему писцу свое жизнеописание.
* * *
«Когда был я позади брата моего управителя работ, был я с писчей дощечкой его и носил его письменный прибор, в котором разводились чернила.
И назначили моего брата наставником строителей фараона, и был я с тростью его, которую носил за ним. И все, видя трость, склонялись перед братом и мною.
И назначили брата управителем строителей, и был я ближайшим помощником его.
И назначили его плотником царевым и строителем, и я властвовал для него над городом и управлял принадлежавшей брату деревней, и исполнял для него вещь всякую гораздо.
И назначили брата другом единственным фараона и плотником царевым, и строителем в обоих домах государства. И я считал для него имущество всякое; больше было вещей в его хозяйстве против дома сановника всякого.
И назначили его управителем работ, и я повторял слово его всякое сообразно тому, за что жаловал он.
Считал я для него имущество в хозяйстве его в продолжение 20 лет. Никогда не бил я человека какого-нибудь так, чтобы объявился он мертвым под пальцами моими. Никогда не порабощал я людей каких-либо там.
И накопил я денег много и стал строить гробницу для своей души Ка.
Заказал я мастеру свой портрет и скульптуру, и портрет своего процветающего хозяйства, и портреты своей жены и рабов.
Через двенадцать лет гробница была готова, и портреты как живые. И заказал я жрецам праздник души. И пришли жрецы и переселили мою душу и душу моей жены в портреты и скульптуры.
Праздник души состоялся рано утром при восходе бога «Ра». И пришли жрецы и коснулись жезлом портретов и скульптуры моей, и сказали, пусть отверзнутся очи и уста. И сказал верховный жрец: «Дайте ему глаза его и рот его. Ведь сердце его праведно». И ожили портреты и скульптура, и возрадовалась моя душа Ка. Теперь она никогда не умрет, будет жить вечно.
И заключил я со жрецами договор, чтобы они приносили Ка еду и поддерживали в гробнице огонь. И написал в папирусе: «Пусть не отменяет князь всякий будущий договора другого князя со жрецами будущими».
Теперь я умру спокойно. Моя душа живет в вечности. Да сохранят боги Египет и фараона».
Глава третья. Мышление, творчество и личность в философии
1. Конституирование средневековой личности в трудах Августина
В «Исповеди» Августин провозглашает установку на познание Бога: «…надо ли сначала познать Тебя или воззвать к Тебе. Но кто воззовет к Тебе, не зная Тебя?» Однако как можно познать Бога, который, по словам самого Августина, есть Тайна и Непостижим? И о каком познании говорит Августин? «Когда я воззову к Нему, – говорит Августин в «Исповеди», – я призову Его в самого себя… Господи, Боже мой, ужели есть во мне нечто, что может вместить Тебя… Меня не было бы, Боже мой, вообще меня не было бы, если бы Ты не был во мне. Нет, вернее, меня не было бы, не будь я в Тебе» [1, с. 8–9].
Не странно ли звучат эти речи: Бог во мне, я в Боге. Разве Бог и человек не разделены пропастью: Бог там – на небе, а человек здесь – на земле, и встретиться они могут только на Страшном суде. Тем не менее Августин говорит то, что говорит. Чтобы понять его странные размышления, остановимся сначала на времени, в котором Августин творил. После издания эдикта о веротерпимости в 312 г. и Никейского собора в 325 г. христианство становится ведущим культурным фактором. Параллельно происходит отделение образованного клира от непосвященного мира и возникает «необходимость в догматическом оформлении церкви, которая столкнулась с трудностями, связанными с разным толкованием Троицы» [67, с. 114].
Другим важным фактором того времени являлось все более осознаваемое ощущение неподготовленности среднего человека к пониманию и усвоению христианского учения, в основных чертах уже выстроенного. Дело в том, что в христианство широким потоком стали вливаться язычники и античные люди. Новообращенный «ветхий» человек (неважно, кем он был – древним германцем или римлянином) традиционно считал, что его душа подобно стихии совершает кругооборот жизни и смерти, что в мире, который мыслится неизменным, правят множество богов, что судьба человека от него самого не зависит. Напротив, в христианском учении утверждалось, что душа человека находится в напряженных нравственных отношениях с Творцом и от того, чью сторону человек примет, полностью зависит его судьба. «Новый» человек рассматривал мир как созданный Богом и «преходящий». Сам Бог понимался не только как закон и бытие (Отец и Святой дух), но и как нравственная личность (Христос). Мог ли ветхий человек, только что принявший христианство, при всем своем желании понять новое учение, если он видел все иначе? Очевидно, нет. Чтобы стать настоящим христианином, он должен был измениться, причем кардинально. Именно эту задачу решают идеологи и подвижники христианства и стараются помочь решить ее другим, обычным людям. «В середине 90-х гг. IV в. Паулин Ноланский обратился к другу Августина Алипию с просьбой написать о своем личном религиозном опыте, то есть о своем житии, тот переадресовал его к Августину, выполнившему и перевыполнившему просьбу, рассказав и об Алипии и о себе: “Исповедь” написана в 397–401 гг. Таким образом, сложился канон письма, отвечающий не только личным интеллектуально-душевным потребностям, но и запросам со стороны, не только выражающий устремленность к Богу, но и устремленность к человеку, которого избрал Бог для сообщаемости. Эта двуосмысленность выражена и в исповедальном акте как таковом, согласно которому исповедь – это громкий рассказ о грехах, которому предшествует обращенность внутрь сознания, или, как говорил Августин, к внутреннему человеку, молча думающему» [67, с. 126].
Заметим, что Августин перевыполнил задание не только по объему, он помимо изложения своего религиозного опыта и пути был вынужден набросать описание нового человека, обсудить его сущность и отличие от человека ветхого. При этом опираться Августин мог только на самого себя, поскольку именно в себе он имел опыт преображения ветхого человека и рождения человека нового – христианина. Как писал еще Татиан: «Я не стараюсь, как обыкновенно делают многие, подтверждать свои мысли чужими мнениями, но излагаю то, что сам увидел и узнал. Потому-то я распростился и с римским высокомерием и с холодным афинским красноречием, с различными учениями и принял нашу варварскую философию» [67, с. 73]. Однако каким образом, опираясь на себя, можно было создать, как бы мы сегодня сказали, новый антропологический образ человека, без которого были невозможны ни становление средневековой культуры, ни формирование средневекового мышления? Думаю, на основе эзотерического мироощущения.
В исторические эпохи, подобные рассматриваемой, новый образ человека может быть создан только за счет усилий отдельных личностей, забегающих вперед во времени. Но эти личности должны на что-то опираться в своем движении вперед. Исследования последних десятилетий показывают, что, как правило, они воодушевлены эзотерическими идеями. Например, Платон, как известно, вслед за Пифагором считал, что цель человеческой жизни – обретение бессмертия (как он говорил, мудрый стремится «блаженно закончить свои дни»), которое возможно, поскольку душа человека, божественная по своей природе, может при определенных условиях (забота о себе, занятие философией и математикой) припомнить совершенный мир идей, где как раз место блаженной жизни. Эзотерик не только верит в подлинную реальность (например, мир идей или вечную жизнь в лоне Бога), но и активно познает ее, не столько ждет, когда он попадет в подлинную реальность, сколько всю свою жизнь направляет на обретение этой реальности. Один из важнейших эзотерических принципов – кардинальное изменение себя, без которого, как считают эзотерики, невозможно обретение подлинной реальности.
«Исповедь» Августина по многим параметрам может считаться не только философско-религиозным, но и эзотерическим текстом. Как правило, эзотерические учения начинаются с критики существующих форм жизни и культуры, как неподлинных и иллюзорных. И в «Исповеди» немало мест посвящено прямой или косвенной критике языческих форм жизни и философствования. Впрочем, здесь Августин всего лишь идет по стопам других христианских мыслителей, которые, начиная со второго века, критикуют многобожие, образ жизни граждан Империи, античные представления о душе человека и сущности мира и т. д.
Другой важный сюжет эзотерических учений – описание духовного переворота, происходящего с человеком, который, с одной стороны, осознает невозможность привычного существования в обычном мире, с другой – выходит на идею спасения, содержащую веру в существование подлинной реальности и жизни. Для Августина подлинная реальность – это христианский Бог. Обнаружению этой реальности предшествует тяжелая душевная борьба Августина с самим собой. «О, как желал и я достигнуть этого счастья, только не по сторонним побуждениям, а по собственной воле. А воля моя, к несчастью, была в то время не столько во власти моей, сколько во власти врага моего… Между тем во мне родилась новая воля – служить Тебе бескорыстно и наслаждаться Тобою, Боже мой, как единственным источником истинных наслаждений. Но эта воля была еще так слаба, что не могла победить той воли, которая уже господствовала во мне… Таким образом, две воли боролись во мне, ветхая и новая, плотская и духовная, и в этой борьбе раздиралась душа моя… Между тем я, служивший поприщем борьбы, был один и тот же… По своей же воле дошел я до того, что делал то, чего не хотелось делать… У меня не было никаких извинений. Я не мог сказать, что потому именно доселе не отрешился от мира и последовал Тебе, что не знаю истины; нет, истину я познал, но, привязанный к земле, отказывался воинствовать для Тебя… Я одобрял одно, а следовал другому» [1, с. 103–108; 30, с. 418].
Чтобы идти по эзотерическому пути, человек должен нащупать твердое основание жизни и мышления, независимое от принятых в культуре, общераспространенных устоев. В эзотеризме таким основанием обычно выступает личное бытие эзотерика, однако понятое уже в модусе подлинного существования. Для Августина это – «внутренний человек», непосредственно общающийся с Богом. Но как убедиться, что внутренний человек не является обманом чувств или воображения Августина, ведь другие мыслители отрицают подлинную реальность эзотерика, напротив, они утверждают, что существует нечто другое? Ответ эзотерика таков: критерий достоверности и истинности в моем существовании, в очевидности той подлинной реальности, которую я обретаю. Августин говорит: как я могу сомневаться в существовании Бога, если все мое существование подтверждает это, если я с Богом оказываюсь прямо в раю (то есть в подлинной реальности).