Конституирование и природа индивидуализации

Конституирование и природа индивидуализации
Вадим Маркович Розин

Библиотека тьютора
В книге тьюторская педагогика рассматривается как точка роста современной культуры и сопровождение становящейся личности. Другими точками роста культуры выступают творчество личности и общества, а также политика. Анализируется ситуация, сделавшая необходимым формирование тьюторской педагогики: педагогика все больше ставит на личность, однако, множественность типов личности создает проблемы; педагоги и ученые все чаще приходят к выводу, что традиционное понимание учащегося как «среднего индивида», как учебного «класса» не работает, что дети очень разные (и в плане социализации и собственной «эволюции развития»), что поэтому необходимо учитывать не только индивидуальные различия личности, но и индивидуальные «траектории развития» разных типов личности. Сравниваются варианты истолкования позиции тьютора в школе, причем автор принимает и обсуждает вариант, близкий к постмодернистстскому, который он называет «гуманитарно-методологическим», когда тьютор сознательно продумывает свой путь и работу, а также использует при этом разнообразные знания и практики (о человеке, его становлении и развитии, антропологические практики и техники и прочее). В соответствии с этим пониманием анализируются пространство и общие условия индивидуализации, а также культурно значимые траектории индивидуализации. Во второй части книги читателю предлагаются приложения, которые могут помочь тьютору в его деятельности и творчестве.

Вадим Розин

Конституирование и природа индивидуализации

Вторая философско-навигационная книга для тьюторов

© В. М. Розин, автор, 2014

© Московский педагогический государственный университет, 2014

© М. Ю. Чередилина, индивидуальный предприниматель, 2014

© СФК-офис, оформление, 2014

* * *

Введение

Моя первая книга из серии «Библиотека тьютора» назвалась «Философия субъективности». И эта вторая, вполне самостоятельная, тоже является философской, точнее философско-методологической. Навигационной же я ее назвал, исходя из того, что, если следовать традиции, философия, и особенно ее законная дочь – методология, исходно является навигацией, только не «по морям, по волнам», а в плане мышления. Ф. Бэкон, которому по моей реконструкции принадлежит замысел новоевропейской методологии, задавая исходную ситуацию, требующую построения методов и теории мышления, использовал, с одной стороны, именно метафору пути и навигации, с другой – конституирования («стеснения духа и природы» искусством человека)[1 - В «Великом восстановлении наук» Бэкон утверждает, что руководящей наукой является «наука о мышлении», но само мышление предварительно должно быть подвергнуто сомнению и «новому суду». И о методах мышления Бэкон заговорил одним из первых. «Здание этого нашего Мира, – пишет Бэкон, – и его строй представляют собой некий лабиринт для созерцающего его человеческого разума, который встречает здесь повсюду столько запутанных дорог, столь обманчивые подобия вещей и знаков, столь извилистые и сложные петли и узлы природы<…> Надо направить наши шаги путеводной нитью и по определенному правилу обезопасить всю дорогу, начиная от первых восприятий чувств<…> но, прежде чем удастся причалить к более удаленному и сокровенному в природе, необходимо ввести лучшее и более совершенное употребление человеческого духа и разума<…> путь к этому нам открыло не какое-либо иное средство, как только справедливое и законное принижение человеческого духа» (Бэкон Ф. Великое восстановление наук // Бэкон Ф. Сочинения в двух томах. Т. 1. М., 1971. С. 68–69). «Что касается содержания, то мы составляем Историю не только свободной и предоставленной себе природы (когда она самопроизвольно течет и совершает свое дело), какова история небесных тел, метеоритов, земли и моря, минералов, растений, животных; но, в гораздо большей степени, природы связанной и стесненной, когда искусство и служение человека выводит ее из обычного состояния, воздействует на нее и оформляет ее… природа Вещей сказывается более в стесненности посредством искусства, чем в собственной свободе» 322 (курсив мой. – В. Р.). (Бэкон Ф. Новый органон. М., 1935. С. 95, 96).]. Правильно представленное мышление (посредством образцов мысли, методов или методологии), на мой взгляд, помогает мыслящему (и читателю, и студенту, и мне) верно «плыть» (мыслить), рассчитывая добраться до «гавани», которая, как показывает практика мышления, является всего лишь временной стоянкой, а не концом путешествия. Заканчивая знаменитый «Логико-философский трактат», Людвиг Витгенштейн, писал следующее: «Мои предложения поясняются тем фактом, что тот, кто меня понял, в конце концов уясняет их бессмысленность, если он поднялся с их помощью – на них – выше их (он должен, так сказать, отбросить лестницу, после того как он взберется по ней наверх). Он должен преодолеть эти предложения, лишь тогда он правильно увидит мир»[2 - http://philosophy.ru/library/witt/01/01.html (http://philosophy.ru/library/witt/01/01.html).]. Я предлагаю понять это парадоксальное утверждение таким образом, что нельзя останавливаться в мысли на уже достигнутом и понятом, что всякая концепция и теория (не исключая авторской) – не истина в последней инстанции, а ступенька для подъема вверх того, кто отважился мыслить. Теперь, куда я собираюсь плыть.

Хочу разобраться с замыслом методологов тьюторского движения об индивидуализации, как цели и содержании их работы. Разобраться в том смысле, чтобы понять этот замысел, обсудить условия его реализации, наметить необходимые для этой реализации представления и знания. «В настоящее время, – пишут Т. М. Ковалева со товарищи, – принято считать, что важнейшим результатом профессиональной деятельности тьютора является сформированность у тьюторанта социально-психологического комплекса компетенций, навыков, качеств, являющихся ядром «самости», индивидуальности, субъектности. На наш взгляд, в этом контексте к важнейшим результатам тьюторского сопровождения, профессиональной тьюторской деятельности можно отнести способность к самоопределению и «случившееся» самоопределение, самостоятельность тьюторанта, самоактуализацию «через» образовательную деятельность и «в» образовательной деятельности, ряд других результатов. Как мы видим, к результатам тьюторского сопровождения мы относим появляющуюся у личности «само»: самоопределение, самостоятельность, самоактуализацию. В самом широком контексте мы под самоопределением понимаем сознательный выбор и утверждение личностью своей позиции в разнообразных проблемных ситуациях. Другими словами, самоопределение является мыслительно-деятельностным способом реализации свободы, обретение и проявление личностью индивидуальной свободы. Самоопределение – это ответ самому себе на вопросы «Кем быть?», «Каким быть?»[3 - Ковалева Т. М., Кобыща Е. И., Попова С. Ю., Теров А. А., Чередилина М. Ю. Профессия «тьютор». – М.-Тверь: «СФК-офис». 2012. С. 37.].

«В отличие от принципа индивидуального подхода (эти принципы до сих пор еще часто путают как в педагогической литературе, так и на практике), принцип индивидуализации позволяет педагогам ориентироваться прежде всего на индивидуальные образовательные приоритеты каждого учащегося. Принцип индивидуализации состоит в том, что каждый ученик проходит собственный путь к освоению того знания, которое именно для него сейчас является наиболее важным. Цель педагога при реализации данного принципа и заключается в помощи каждому ученику в определении собственного образовательного пути и сопровождение его в построении индивидуальной образовательной программы. Этот принцип является ведущим при организации тьюторской деятельности. Фактически, тьютор – это и есть педагог, который работает, непосредственно опираясь на принцип индивидуализации, сопровождая построение каждым учащимся своей индивидуальной образовательной программы»[4 - Там же. С. 75.].

На первый взгляд, все понятно и не требует разъяснений. Ну да, понятно в принципе, как общая идея, подобно тому, как Колумбу было понятно, что, если плыть на запад, а не на восток, то поскольку земля шарообразна, все равно рано или поздно достигнешь Индии. Но вот точных карт у него не было, и никто не мог сказать, сколько дней надо плыть и с какими проблемами моряки могут столкнуться. Так и здесь. Понятно, когда система образования сложилась, и сложились представления о человеке, будущем и социальных требованиях к выпускнику школы или университета. Так было, к примеру, в 50–60 г. прошлого столетия. Но сейчас совершенно другая ситуация. Почти полная неопределенность с будущим, глубокий кризис школы (и средней и высшей), в социальном плане все пришло в движение, а уж по поводу человека каких только домыслов нет. Именно домыслы, поскольку, как утверждает С. Смирнов вслед за М. Мамардашвили, мы присутствуем при настоящей антропологической катастрофе[5 - Новые идентичности человека. Анализ и прогноз антропологических трендов. Антропологический Форсайт. Аналитический доклад. – Под редакцией С. А. Смирнова. – Регистрационный номер НИР: 01201737332. Новосибирск, 2013.]. Ниже я остановлюсь на антропологической альтернативе, которую обсуждает Смирнов (у меня другое понимание того, что нужно делать), но вот отсутствие ясной картины современного человека в его работах показано очень верно. Каким тогда образом мыслить принцип индивидуализации или «само» становится проблематичным.

Итак, нужно помыслить замысел методологов тьюторского движения. Спрашивается, как это сделать, каким образом реализовать методологические представления, и какие, относительно тьюторской педагогики, которая только-только становится как реальность? Анализ литературы показывает, что здесь есть два разных подхода. Первый, идти как бы сверху от общих представлений о человеке, что и делает С. Смирнов, в надежде потом конкретизировать эти антропологические представления на разные области, в том числе и на тьюторство. Второй, демонстрируемый, например, в работах Ханны Арендт, – осмыслять конкретные феномены (авторитет, свободу, кризис в образовании и пр.[6 - Арендт Х. Между прошлым и будущим. М., 2014.]), не связывая себя заранее определенным подходом (скажем, антропологическим), а привлекая все, что нужно, по ходу исследования. Мне больше импонирует второй подход, но думаю, стоит рассмотреть и первый, во-первых, для того, чтобы убедиться, что вряд ли стоит идти в этом направлении, во-вторых, чтобы взять все то ценное, что в нем есть (в частности, различные экспертные представления о человеке и будущем). Итак, наш план работы такой: сначала мы рассмотрим две работы – главные идеи доклада Смирнова и статью Х. Арендт «Кризис в воспитании» с несколькими целями: понять особенности антропологического похода, проблематизировать нашу тему, чтобы было понятно, на что нам нужно отвечать, взять из этих исследований нужные для дальнейшей работы представления; затем, опираясь на проделанный анализ и собственные исследования я постараюсь осмыслить сущность тьюторской педагогики и проблему индивидуализации.

Глава первая. Антропологический форсайт или феноменологический анализ

1. Возможна ли встреча антропологических проектов «форсайт» и философских концепций человека?

Вероятно, не все знают, что такое «форсайт». Да и я познакомился с этой социальной технологией относительно недавно, прочитав работы моего новосибирского друга Сергея Смирнова (одна из последних, которую я выше уже цитировал и буду анализировать, – «Новые идентичности человека. Анализ и прогноз антропологических трендов. Антропологический форсайт. Аналитический доклад. – Под ред. С. А. Смирнова». – Новосибирск: НГУЭУ, 2013). С точки зрения определений, которые можно найти в Интернете, форсайт – это построение образов будущего по отношению к какой-то теме и предмету (в данном случае речь идет о человеке) с использованием экспертного сообщества и различных социальных приемов (технологий). Вот одно из таких определений: «Форсайт – это систематический, совместный процесс построения видения будущего, нацеленный на повышение качества принимаемых в настоящий момент решений и ускорение совместных действий. Идеология форсайта происходит от конвергенции тенденций современных разработок в области политического анализа, стратегического анализа и прогнозирования»[7 - Что такое форсайнт? Попытки определения. Ответ от EU FOREN Guide. http://stra.teg.ru/library/global/Prognoz/foresight/4 (http://stra.teg.ru/library/global/Prognoz/foresight/4)].

Но авторы доклада дают свою и достаточно развернутую характеристику форсайта, которая небезынтересна и для темы тьюторства, где очень важно выработать правильное отношение к будущему[8 - Мы вынуждены по всему тексту прибегнуть к обширному цитированию точек зрения авторов доклада, поскольку понимаем, что вряд ли читателю удалось с этим докладом познакомиться.]. «Если суммировать специфику проведения форсайтных исследований и реализации мировых форсайтов, – пишут они, – то можно выделить несколько базовых отличий форсайта от иных проектов и исследований. 1. Форсайт предполагает обязательно работу с понятиями, с семантикой предмета. Необходимо ясно представить то, что хочется увидеть в будущем… Предмет становится «сложным популятивным объектом», результатом конфигурирования различных представлений… 2. Форсайт работает в длинном лаге, с горизонтом в 20, 30, 50 лет… 3. Форсайт отличается от прогноза тем, что прогноз предполагает линейное движение и изменение готовых объектов при сохранении нынешнего понимания вещей, нынешних скоростей и стилей жизни и проч… Форсайт строится на допущении неожиданных рисков и на конкуренции представлений. За будущее идет борьба. За будущее конкурируют разные группы людей. Поэтому не может быть одной модели и не может быть единственного образа будущего. Их много и все они друг с другом соприкасаются, взаимодействуют и конкурируют. 4. Будущее в этой связи не прогнозируется, оно не является неким отдаленным горизонтом. Будущее рукотворно. Оно конструируется. И за него придется отвечать перед будущими поколениями… будущее не является прямым продолжением прошлого. Будущее может быть радикально иным, не являться результатом прошлого и настоящего… 6. А поэтому форсайт предполагает пошаговое движение к будущему. Он предполагает построение дорожных карт к будущему… Многие проекты страдают именно тем, что даже при неплохой проработке образа будущего карты не выстраиваются, а делаются наспех, в формате абы как сляпанных планов мероприятий. Без ресурсов, без ответственных, без положенной карты движения, в которой обязательно прохождение указанных пунктов… форсайтеры вместе с экспертными группами и сообществами должны предложить сугубо практическую альтернативу: если нас не устраивает то настоящее, которое мы переживаем, то что надо делать в ближайшее и отдаленное будущее, чтобы это настоящее изменить? Какие конкретно практики мы предлагаем?»[9 - Новые идентичности человека… С. 10–11, 16.].

Критикуя распространенное понимание форсайта (это прогнозирование или экспертный опрос), С. Смирнов предлагает рассматривать его как форму социальной инженерии. «Специалисты, – пишет он, – уже давно признали, что если первые форсайты были действительно большей частью работами, связанными с проведением технологического прогноза развития технологий и военно-технической сферы в духе моделей Медоуза, то далее в рамках форсайта все большее место занимает социальная инженерия, выстраивание коммуникаций и социальных сетей. И далее форсайт все более распространяется на экономику, науку, образование, на проведение региональных форсайтов и др.»[10 - Смирнов С. А. Форсайд: от прогноза к социальной инженерии. В печати.].

Кроме того, в предлагаемый вариант социальной инженерии С. Смирнов вводит традиционную философскую работу. «Методология проекта, – отмечают авторы проекта, – предполагает выявление представлений у экспертных сообществ базовых образов человека, их конфигурирование и построение сопряженных друг с другом образов. Нужно видение человека, выработка у экспертных сообществ этого видения… При проведении конкретных экспертных панелей и дельфи-опроса, при проведении проектных семинаров и игры, фокус-групп необходимо силами экспертов выстраивать новую реальность, то есть в данном случае новую идентичность человека, его будущие образы. Мы полагаем, что в долгосрочной перспективе, с которой имеет дело Форсайт (на срок 2050 год), идентичность человека будет радикально меняться. Будет меняться его образ жизни, его среда обитания, его структуры повседневности, стили жизни, способы обитания. Причем эти предполагаемые образы будущего не должны быть выводимы из наших привычных представлений, в том числе и о будущем»[11 - Новые идентичности человека. Анализ и прогноз антропологических трендов. Антропологический форсайт. Аналитический доклад. С. 10–11, 16. С. 13, 14–15.]. Для реализации этой второй установки в проект были привлечены известные российские философы[12 - См. список российских экспертов-философов, приложение пятое. Там же. С. 216–217.] (а позиции других философов, например, М. Фуко, реконструировались по их работам).

Вот здесь у автора и возникает вопрос, сформулированный в названии данной части работы: как сходятся между собой на таком предмете как антропология социальная технология форсайта и философские антропологические осмысления. Помимо этого вопроса, а точнее проблемы, я хотел бы еще понять, что собой представляет антропологический подход, ведь не просто разговор о человеке или точка зрения субъекта на интересующий нас предмет. Параллельно я постараюсь начать изложение своего понимания человека, как оно вырисовывается в авторских исследованиях.

Итак, сходятся ли между собой на таком предмете как антропология социальная технология форсайта и философские антропологические осмысления, ведь известно, что ни философ, то своя точка зрения, свой подход? Каким образом в этом случае выйти на согласованное представление о реальности будущего и человека в нем? Социальная инженерия вроде бы предполагает именно такое согласованное знание. Трудно также предположить, что философы-эксперты и разработчики форсайта, понимающие его как вид социальной инженерии, говоря о человеке, подразумевают одно и то же. Есть еще одна проблема: ряд экспертов-философов, например, О. Генисаретский, В. Подорога, В. Бибихин, если продумывать их методологию, излагают такие взгляды (что видно по тексту доклада), которые в принципе противоречат социально-инженерному подходу.

Судя по всему, в замысле у авторов проекта была надежда, во-первых, на экспертное сообщество, которое должно было выйти на общее согласованное видение, во-вторых, на процедуры синтеза и конфигурирования экспертных знаний. Однако сами авторы, подводя итог своей работы, признают, что экспертное сообщество не удалось сформировать[13 - Слово эксперт произошло от греческого «знаток». Смысл общественной экспертизы состоит не в том, чтобы выйти на согласованное знание, а наоборот, чтобы получить веер разных суждений и мнений экспертов, причем предполагается, что эксперты, например ученые, хотя реально могут принадлежать одному сообществу, тем не менее, имеют разные взгляды на интересующий вопрос.]. Синтезирование же экспертных знаний, на мой взгляд, выглядит неубедительным, к тому же, похоже, оно осуществлялось руководителем работы, а, следовательно, всегда можно спросить, почему его точка зрения взята за основную. Вот указанный, почти драматический, но очень честный итог.

«Приведенная выше в двух вариантах самодиагностика экспертов показывает нам, как минимум, то, что экспертного сообщества как организованного и объединенного в горизонтальные связи мыслительного единения у нас, конечно, нет. Мы это знали и раньше. Но сейчас это становится, как нам кажется, уже некоей угрозой. Если мы перед лицом современных вызовов, касающихся кардинальной смены идентичности человека, не можем сформулировать позицию, если мы путаемся в словах и блуждаем в трех соснах, и тем самым не можем выработать адекватные ответы на эти вызовы, то это лишний раз говорит о нашей беспомощности, о нашей невооруженности. Мы, претендующие быть интеллектуальной элитой, не просто испытываем дефицит понимания ситуации человека. Мы ее просто не понимаем. А значит, не понимаем себя. И дело не только в том, что мы наблюдаем такую пеструю разноголосицу мнений. Дело в том, что разноголосица не формирует, не фундирует проектных предложений, не крепит нас институционально и программно. Остается надеяться на то, что ситуация все же заставит нас переходить от такой неопределенности и беспредметности к реальным проектным и программным, системным ответам на радикальные вызовы. Сколько нужно для этого времени? Трудно первые сто лет…»[14 - Там же. С. 184.].

Если же говорить более широко об экспертном сообществе, т. е. не только о философах, то оценку российского экспертного сообщества довольно верно дают сами авторы доклада. «В России проблема экспертного сообщества по-прежнему остается нерешенной, хотя и в нашей стране проект долгосрочного прогнозирования уже развивается на протяжении 5 лет. Для российского экспертного сообщества характерно принятие решений в рамках узких групп влияния, а не в пространстве широкой коммуникативной платформы, количество устойчивых площадок, центров прогнозирования явно недостаточно. Причины этого можно найти и в ментальности российского экспертного сообщества и в низком уровне инновационной активности российских компаний, однако кажется справедливым предположить, что в России принципиально по-иному выстроены взаимоотношения между научно-технологическим, государственным и бизнес-секторами. Россия в силу своей национальной, государственной, политической экономической специфики не является столь гомогенным обществом с высоким кредитом доверия государству, как Япония, кардинально отличается Британии, где малый бизнес не так далек от государства, как в нашей стране, и не интегрирована в масштабное единство Европейского пространства, как Германия. Инициатива государства в деле долгосрочного прогнозирования – это то, с чего начинала каждая из этих стран, однако в дальнейшем каждая из них избрала свое направление инновационной деятельности, и логично предполагать, что российский форсайт также должен быть методологически и организационно быть адаптирован под российский контекст. В противном случае разрыв между теорией и практикой, «верхами» и «низами», где, по сути, и реализуются рекомендации – результаты форсайта аннулирует многолетнюю работу и финансовые инвестиции в сбор, анализ и описание возможных сценариев будущего нашей страны»[15 - Там же. С. 79.].

Есть и еще одно затруднение. Один из экспертов, а именно, известный футуролог С. Б. Переслегин, утверждает, что форсайт может строиться лишь в контексте управления, причем замыкающим контуром последнего является мировая элита, заинтересованная в формировании управляемых обществ. Тренды развития, с опорой на знания которых должны создаваться форсайты, говорит С. Переслегин, все «проектно организованы. И это есть работа мировых элит по созданию управляемых форм общества… Всё же остальное, касающееся изменения типов социальности, образа жизни, становится следствием первого главного тренда – тренда по созданию управляемого общества. Современное общество переходит ко всё более и более управляемым версиям демократии, ко всё более и более толерантным культурам, ко всё более и более бессмысленному образу жизни, в котором мы оперируем фрагментами жизни, а не живыми смыслами»[16 - Там же. С. 87. В наших с Л. Г. Голубковой работах по управлению мы приходим к тем же самым выводам. Сравни: «Судя по характеру многих решений, начиная от “реформы” нашей промышленности, кончая вступлением во ВТО, “объемлющим контуром управления” выступают даже не российские структуры и организации, а транснациональные (финансовый мировой бизнес и корпорации). Но кто, спрашивается, принимает данные решения, кто их субъект на самом высоком последнем уровне? Может быть, Обама, или Джорж Сорос? Нет, скорее бессубъектная структура, “социальная ризома”, живущая, не только на людях и формальных субъектах управления, но также на различных международных и национальных институтах и связях. Эта структура и организм (назовем их условно “Финансово-корпоративным солярисом”) заинтересованы в исчезновении национальных границ, формировании мирового хозяйства и экономики, свободном передвижении капиталов и других ресурсов, правильном и мирном, с его точки зрения, поведении людей. Возможно, заинтересован этот монстр и в том, чтобы мы с вами не понимали, что происходит на самом деле (такими людьми легче управлять), и в том, чтобы верили в мировые заговоры (так легче отводить от себя догадки), и в том, чтобы мы сидели в Интернете день и ночь. Когда мы бежим все быстрее и быстрее, изо всех сил стараемся быть креативными, посылаем вместо себя пустые дубли-отклики, то естественно вписываемся в мировой процесс становления Финансово-корпоративного соляриса, поддерживаем его. Но, конечно, не на стороне хозяев этого процесса, а того антропологического субстрата и массы, которые унавоживают подобное становление. Финансово-корпоративный солярис растет на международной торговле и разделении труда, на экспансии западных технологий и производств, на распределении и потреблении созданной продукции, но не меньше на нашем участии во всем этом. Последнее же предполагает, что включенные в эти процессы индивиды должны действовать как бы автоматически, не размышляя над смыслом, целями и направлением движения, в которое они включены» (Розин В. М., Голубкова Л. Г. Дефицит как форма власти // Тренды и управление. 2014. № 2. C. 198)]. «Таким образом, – комментируют авторы доклада, – данный методологический пример показывает нам иной опыт работы по аналитике и диагностике трендов: 1) аналитика трендов встроена в более широкую рамку форсайта как особой методологии и технологии конструирования образов будущего; 2) в рамках этой методологии тренды, их направленность и характер во многом имеют искусственную природу; они связаны с определенной политикой мировых элит, направленной на формирование управляемых обществ; 3) поэтому наряду с аналитикой трендов необходимо обсуждать и вопрос о построении трендов, о запуске трендов, об управлении трендами»[17 - Новые идентичности человека. Анализ и прогноз антропологических трендов. С. 88.].

Но если авторы понимают, что тренды развития «связаны с определенной политикой мировых элит, направленной на формирование управляемых обществ», то, как в этом случае возможен социально-инженерный подход, не собираются же разработчики российского антропологического форсайта воздействовать на мировые элиты? Более того, из приведенной выше оценки российского экспертного сообщества следует, что и на российские элиты воздействовать очень проблематично, а может быть, и вообще невозможно. Особенно показателен в этом смысле опыт конфликта России с Украиной, где мы видим, что судьбоносные решения для жизни страны принимаются, с одной стороны, Президентом без всякого совета со стороны российских элит и специалистов, а с другой – полевыми командирами типа Александра Бородая[18 - Гл. редактор «Новой газеты» Дмитрий Муратов на программе «Особое мнение» «Эхо Москвы» от 7 августа вот что говорил о судьбе Александра Бородая, известного московского пиарщика, гражданина России: «Она, конечно, связана с трагической судьбой малайзийского Боинга. Мне известно, что Александр Бородай позвонил руководителю одного из основных СМИ, которое освещает события на Украине через 40 минут приблизительно после того, как Боинг погиб, и сказал, что “наверное, мы сбили гражданский самолет”… На Бородае лежит гигантская ответственность за пролившуюся кровь. Он не сохранил Донецк в неприкосновенности, он позволил, что в Донецке будет война, где стреляют и в ответ и без разбора, поэтому судьба Бородая, конечно, чрезвычайно печальна» (http://www.echo.msk.ru/programs/personalno/1373814-echo/#element-text (http://www.echo.msk.ru/programs/personalno/1373814-echo/#element-text)).].

Но пока мы обсуждали вопрос в общем виде, как бы по поводу любого явления, а ведь речь в данном проекте идет конкретно о человеке и антропологическом подходе (кстати, вероятно, это не одно и то же – человек и антропологический подход). Может быть, это уточнение предмета прояснит ситуацию и снимет возникшие проблемы? Посмотрим, как авторы проекта ставят вопрос о предмете, подлежащем обсуждению (они называют это проблемой и ситуацией). «Экспертное сообщество, – пишут они, – в разных вариациях фиксирует проблемную ситуацию, которая складывается вокруг главного субъекта изменений в мире – самого человека, его собственной идентичности. Проблемность ситуации заключается в следующем:

– базовые привычные представления о человеке уходят в прошлое; человек испытывает радикальные изменения, касаемые как его социальных форм идентичности, так и физической, телесной, гендерной форм; привычный образ человека скоро придется записывать в Красную книгу и создавать Музей Человека;

– эти тренды радикальных изменений человека убыстряются не сами по себе, а при активном участии самого человека: наблюдаются все более участившиеся практики трансгрессии, суицидальные явления, поведение, связанное с агрессией, с уничтожением среды, в котором находится человек и самого человека – явления все более часто наблюдаемые и фиксируемые; в общем и целом тренд на самоуничтожение человеком самого себя и привычных институтов существования, которые крепят человека (семьи, брака, морали, права, образования, культуры, базовых ценностей и др.), становится все более ярко выраженным;

– проблемность усугубляется тем, что мировое экспертное сообщество пока не выработало согласованного видения того, что с этими изменениями можно и нужно делать, как их можно адекватно описать и какие рядом предложить новые образы и представления о человеке; эксперты не имеют ни ясных новых представлений о человеке, ни тем более согласованного видения; само экспертное сообщество испытывает двойной дефицит – дефицит антропологического дискурса, который не выстроен и дефицит институционального единства, которое отсутствует. В этой ситуации различные экспертные группы ставят перед собой вопрос: возможна ли антропологическая альтернатива? То есть такая перспектива существования человека, которая:

– задает иной противоположный тренд изменения человека – изменения, направленного не на самоуничтожение, а на преображение человека; влекут ли изменения человека, коль скоро они неизбежны, за собой уничтожение человеком самого себя и среды, в котором обитает, или эти изменения можно повернуть в позитивное конструктивное созидательное русло?

– предполагает формирование нового Образа человека, нового Образа будущего человека? Образа будущего, которое рукотворно и созидается им самим?

– предполагает новую антропологию, новое понимание человека взамен уходящим конструктам и концептам прошлых эпох, которые (концепты) и привели к суицидальному состоянию современного человека»[19 - Там же. С. 9.].

Обратим внимание на несколько моментов. Прежде всего, человек, во всяком случае в данном фрагменте текста, понимается авторами проекта достаточно традиционно, т. е., с одной стороны, он включен в естественные процессы изменения (тренды), с другой – он активный, деятельностный субъект (поэтому способен к преображению и созданию правильного себя), с третьей стороны, человек как-то связан с обществом (в данном случае в лице экспертных сообществ, хотя, судя по выводам исследования, вряд ли они могут это общество представлять). По-разному, но все эти три трактовки оправдывают социально-инженерный подход к человеку. В первой ипостаси (тренды) человек может быть представлен и изучен как естественный процесс, и затем эти знания должны позволить правильно действовать социальному инженеру в его задаче формирования нового человека. Во второй (человек как субъект собственного преобразования, по сути, выступающий в роли личности) социальный инженер должен учесть эту встречную активность человека и постараться поставить ее на службу себе; известно, что изменить человека может только он сам, но можно склонить его к такому изменению, которое нужно обществу. В третьей ипостаси (человек и общество) именно общество должно указать социальному инженеру, какой человек нужен.

Второй момент. Кризис, который констатируют авторы доклада, можно понимать двояко. Одно понимание: кризис не затрагивает саму сущность человека, иначе, каким образом последний способен к преображению и созданию самого себя, правильного, отвечающего вызовам времени. Другое понимание: этот кризис затрагивает, меняет сами антропологические основы, другими словами, мы уже не имеем дело с человеком в традиционном понимании; но тогда в каком смысле «преображение», будет ли «человек» (или какое-то новое существо) вообще к этому склонно? Не обнаруживаем ли мы в этой ситуации становления чего-то нового, что человек не образует целого. В этом случае, вопрос: в какое целое (целые) включен человек, и какие ситуации (познавательные или практические) позволяют нам идентифицировать нужное целое?

Третий момент. Почему это авторы доклада предрешают вопрос о целях социального действия – «преображение»? Обращу внимание, что только один эксперт-философ (а именно, С. С. Хоружий) серьезно доказывает, что сущность человека состоит в преображении. Вот его взгляды на этот счет в изложении одного из авторов доклада. «В современной ситуации как раз и обостряется необходимость выстраивания антропологической стратегии, направленной на трансформацию человеком своего энергийного образа, данного ему в бытии. Эта трансформация идет по ступеням (лествица) и восходит к высшему состоянию или телосу практики. Этот телос в восточно-христианской традиции понимается как обожение или совершенное соединение всех энергий человека с Божественной энергией, Благодатью.

Обретение телоса означает изменение самого способа бытия, реальную онтологическую трансформацию. Соответственно духовные практики становятся мета-антропологической стратегией. Поэтому духовная практика не может быть выстроена человеком сугубо индивидуально, из своего эмпирического опыта. Движущей силой преображения является внеположенный исток, онтологический движитель, который пребывает за пределами энергийной границы. Индивид не может держать «азимут онтологической альтернативы». Компас, показывающий движение преображения, находится не в руках индивида, а в руках Личности, то есть лица не от мира сего…

Хоружий принципиально настаивает на том, что без горизонта онтологического Иного никакое преображение невозможно. Поэтому опыт трансгрессии у Фуко и Батая – это полезный опыт, но он не вполне онтологичен. Он радикален (как радикальна, например, практика суицида), но он не ведет к преображению. Он ведет к самоубийству, к самоуничтожению. Антропологическая граница в принципе невозможна без идеи Бытия и его онтологических аналогов (Бога, Абсолюта или в целом символического горизонта)… Хоружий утверждает в логике антропологии границы, что человек современный катится по лестнице вниз, по нисходящей. Его проявления бытия на границе редуцируются до других крайних вариантов – онтологическая граница заменяется либо границей бессознательного (большой проект XX века, введший многих в заблуждение), либо границей виртуального (что еще более загоняет человека в мир заменителей реальной жизни, мир имитаций и симулякров). Главным противопоставлением этому нисхождению человека может стать, полагает Хоружий, парадигма духовной практики, в которой человек переживает автотрансформацию, изменение себя самого. Последнее возможно лишь при рассмотрении человека не субстанциально, не как того, который обладает некоей сущностью, а как того, который представляет ансамбль, конфигурацию энергий, обладает «энергийным образом». Это изменение способа бытия есть подвиг, предполагающий вполне определенные практики и техники»[20 - Там же. С. 29–31.].

Ну да, С. Хоружий – христианин, причем одновременно прекрасный философ, а традиция «разумного христианства», идущая, как показывает С. Неретина, еще от средних веков, действительно, ставила «преображение» в центр христианского спасения. «Без парадоксов преображения, – пишет Библер, рассматривая взаимоотношение в средневековой культуре двух культур (“высокой” церковной, ученой и “низкой”, народной), а также двух голосов (“Схоласта” и “Простеца”), – тут никак не обойтись. Ни в реальной жизни средневековья, ни в исследовании этой жизни. Когда Цезарь Ареатский пишет: “Мы так же должны заботиться о душе, как возделываем свои поля”, когда он говорит о душе человеческой как о “поле Господа”, то это не просто ориентация на то, что слушатели его “сельские жители Южной Галии”<…> Предполагаю, что как раз этот момент “преображения” решающе значим в средневековой культуре<…> там (в “высокой” литературе) само “сознание простеца” взято в момент преображения или в итоге преображения в горизонте личности»[21 - Библер В.С. “Образ простеца и идея личности в культуре средних веков” // Человек и культура. М., 1990. С. 105, 106, 109–110.].

Почему, спрашивается, чтобы решить проблемы, стоящие перед современным человеком и не только человеком (обществом, культурой), нужно именно преображение? К тому же разве на преображение (или как считает Хоружий, на духовный «подвиг»), способны многие? Очевидно, что нет, это удел немногих, а к тому же, как мы поняли, глубоко верующих. А ведь идеология фарсайта вроде бы должна относиться ко всем. Или не ко всем? И что тогда делать с остальными: дать им идти своим путем, пусть погибают?

Следующий вопрос: примерно понятно, что такое преображение для верующего человека – метаморфоз личности, когда она встречается с Богом (см. описание «внутреннего человека» в «Исповеди» Августина или благодати в православии), но что это такое для обычного современного человека, которого имеют в виду авторы форсайта? Преображение, отвечают авторы проекта (похоже, С. Смирнов), – это организация личностью перехода от современного ее состояния в состояние желаемое, хотя прийти при этом личность может не совсем туда, куда она идет.

«Сценирование будущего человека на языке генной инженерии или биотехнологий, на языке технологических изобретений (имплантанты, генные изменения, феномены киборгов и мутантов, клонирование, искусственные органы, вживленные в мозг чипы и проч.) – это тупиковые ходы, потому что касаются внешне телесных и поведенческих изменений, внедрений изобретений инженерной и биологической мысли в тело человека, но они не касаются базовых вещей – мышления, памяти, воли, воображения, восприятия и главное – не касаются тех культурных практик, благодаря которым человек становится самим собой, тем, кем он хочет быть и кем ему указывает быть культурная рамка, система культурных образцов. Они будут меняться, меняться будет рамка, будет меняться культурный контекст, будут сменяться социальные формы и идентичности, но все равно будут задаваться некие ориентиры, относительно которых необходимо будет самоопределяться. А потому необходимо ставить по-новому проблему этого онтологического самоопределения на языке уже трансфессии, постоянного пребывания в переходе. Самое сложное в трансфессии (и соответственно в гуманитарном форсайте) – это выработка и составление человеком плана-карты и навигатора собственного преображения, то есть антропоидного картоида. Составление подобного навигатора и есть дорожное картирование в гуманитарном антропологическом форсайте…

Но в отличие от карты, с помощью которой можно перемещаться по незнакомой местности, умея читать условные обозначения на ней, картоид означает не местность, то есть территорию, отделенную от меня, он обозначает меня самого, то есть часть меня, совершающего акты переходов. Это бортовой журнал, дневник моих наблюдений за актами моего преображения. Человек перехода строит не карту, а картоид, представляющий собой органический сплав, амальгаму культурного тела, в котором соединены новое обретенное тело личности человека перехода, выделываемое в актах перехода, и собственно сами акты этого перехода, наносимые на карту… Картоид становится не усилением естественного органа, а тем культурным медиатором, с помощью которого я совершаю преображение, а с другой стороны, – он становится средством фиксации, способом визуализации этого преображения. Внешне это выглядит как татуировка на теле, которая читается, имеет шифр, код для прочтения. Но внутренне картоид в отличие от татуировки означает структуру моего преображения, а не просто внешние символы, по которым я могу прочитать о принадлежности обладателя татуировки к тому или иному племени. Итак, антропоидный картоид – это:

1. Знаково-символический посредник между мною этим и мною тем, совершающим акт перехода. Я совершаю акт перехода-преображения, рисуя как бы себя завтрашнего, переношу себя в завтра и всякий раз фиксирую момент изменений, делая пометки-зарубки на своем культурном теле.

2. На картоиде наносятся рефлексивные мысли-треки, фиксирующие акты-ходы переходов. Эти треки наносятся на внешнюю доску мышления.

3. Картоид становится частью моего нового тела, культурного тела, органона, которое я могу при этом видеть как себя-другого, видеть треки-переходы.