Крестоносцы 1410

Мекленбургский, старик с седой бородой и лисьим выражением лица, говорил за других.

Королю вынесли покрытое сиденье в подсени и так их там он принимал в серой епанче и соломенной шляпе, приказав хорошо одетым рыцарям стать вокруг.

Посол в правильной форме заявил от князей, что они были готовы поддерживать короля против крестоносцев; на что, по поручению Ягайлы, подканцлер Клемент (из Москорцова) ответил, что за добрую их волю король князей благодарит вежливо, но так как уже с Божьей помощью он сам собрался со своим людом и литовским, и русским, таким образом, разве что, не было бы слишком поздно.

Мекленбургский говорил много о силе и о больших приготовлениях Ордена, словно стремился посеять страх, доказывая, что подкрепление не помешало бы, потому что и Орден из Германии тянет другие подкрепления. На что подканцлер Клемент ответил, что, хотя тевтонская сила велика, у Бога она ещё больше, а если бы в лагерь князья их милости прибыть соблаговолили, где бы короля не застали, хотя бы уже на поле брани, он рад им будет.

Затем послов у стола своего принимали маршалы и поднимали щедро по поручению короля, а те, запьянев, сами говорили разные речи и насмешки, но ответов также хватало.

Им не дали слишком хорошо рассматривать лагерь и на вопросы охотно не отвечали, но их до следующего дня должны были терпеть, пока одарённые, они не исчезли. Каждый получил по овечьему кожуху и по позолоченному кубку, лишь бы уехали прочь.

В Сулейе король уже имел около себя чуть ли не все свои силы, кроме великополян и Мазуров, которые собирались с ним соединиться лишь у Вислы. Туда так же хотели прибыть чехи с моравами, Сокол, Сарновский и другие с наёмными войсками, обозами, телегами, пушками и провизией, которые разными дорогами были привезены к Червинску.

Всё до сих пор складывалось очень успешно, у Ягайлы тоже были хорошие мысли, хотя выпадали на него и мрачные дни, когда он мало говорил и доступ к нему не был безопасен. Рыцарство шло с великим воодушевлением, напевая песни, бряцая мечами, сверкая доспехами, а утром и вечером собираясь на молитвы. И где лагерем останавливались, палатку-часовню разбивали, дабы служба Божья не прекращалась. Король ежедневно слушал мессы, прежде чем сесть на коня.

Десятидневное перемирие позволяло войскам не спеша дотянуть до самых тевтонских границ.

Почти не было в том стягивании ни случайности, ни вреда: удивительно было то, откуда такие толпы вооружённых людей стягиваются с разных сторон и почти чужих друг другу. Только в Сеймицах у пруда, когда палатки разбивать только что начали и о еде думать, на войско напала суровая гроза. Это было субботним днём и как раз собирались угощаться рыбой, так как её было предостаточно, когда в палатке Добка из Олесницы, который со своими сидел возле своей миски с рыбой, молния ударила в самую миску, рыбу спалила полностью и уничтожила так, что от неё ничего не осталось, никого из сидящих не задев. За настоящее чудо посчитали, что закончилось только сильной тревогой. На св. Петра и Павла дотянулось войско до Козлова у Бзуры, там в воскресный праздник вместе провели молебен.

Немного беспокоились, ожидая вестей от Витольда, когда гонец от него прибыл к Ягайле, сообщая, что он со всеми своими силами стоит у Нарева, не смея перейти через него, опасаясь, как бы неприятель неожиданно не напал с тыла, либо со стороны. По этой причине ему для обороны послали ссразу несколько хоругвей.

Так тянулось войско далее до Козениц, где был тот славный мост, для него построенный, по тем временам особенный и невиданный. Был он первый такого типа, используемый для переправы, и такой крепкий, что по нему не только всё войско, но пушки и каменные ядра, и телеги с провизией безопасно могли переправить на противоположный берег в лагерь, где чехи своим мастерством устанавливали табор.

Здесь королю сообщили о Витольде, навстречу которому с великолепным отрядом ехал Ягайло на приветствие, и проводил его до того моста, укреплённого огромными кобылицами у берегов и окружённого стражей.

Почти всё рыцарство высыпалось навстречу Витольда, который сам имел панскую фигуру и красивый кортеж, но его армия, особенно татары, выглядели дико, шли недисциплинировано и вооружены были плохо.

Ягайлово рыцарство в железном панцыре имело превосходное вооружение, длинные копья и далеко достягающие; у татаров и Литвы оружия и доспехов было слишком мало, копья лёгкие и короткие, а люд шёл толпами, кучами и шумно.

Лишь позже их отсортировали и поставили в хоругви и ряды, согласно росту и силе.

Затем оба войска вместе начали медленно переходить через мост, хоругви со старшиной во главе либо, как на процессии, в порядке… и сразу на другом берегу разбивали палатки. Тут так же сразу рядом с королевской установили первую большую палатку, предназначенную под часовню, в которой был хор и всё, чего требовал костёльный порядок.

В праздник Благовещения Богородицы ехал король к Червенску в монастырь на молебен со значительной частью своего рыцарства. Там его ожидал Яков, епископ Плоцкий.

Месса для войска, которое в костёле поместиться не могло, отправлялась на холме перед стенами, у специально поставленного алтаря, рядом с которым так же был возведён и амвон для епископа, увешанный коврами.

С него епископ Яков должен был по-польски для толпы собравшихся произнести речь, убеждая тех, которые бы какие проблемы с совестью могли иметь, что война против немецкого Ордена справедливой была и тысячими несправедливостей, злодеяниями и жадностью их ненасытной вызвана.

А был этот епископ Яков человеком не только учёным от книг, но вдохновлённым и красноречивым так, что когда за обиды к мести немцам начал к Богу взывать, шум поднялся и крики, словно в то же мгновение, кто жив, хотел бежать и воевать с ними. Все слушали в сильном волнении и мечи в ножнах бряцали оттого, что по ним нетерпеливо ударяли руки. Не один, который холодным сюда пришёл, вернулся разгорячённым.

Также здесь в лагере под Козеницами и Червенском послы венгерских господ, которые якобы мир хотели заключить между Ягайлой и крестоносцами, едучи из Торуня, прислали поляка Добеслава Скорачевского с просьбой, чтобы им король назначил день аудиенции. Поскольку требования крестоносцев были им уже известны, они хотели услышать королевские.

Когда Добеслав прибыл в лагерь и известил о себе, король посоветовался с князем Витольдом, какой бы дать ответ. Оба они отлично знали немцев и Орден и хорошо знали, что эти переговоры ни к чему привести не могли. Не хотели их, однако, отвергать, дабы не говорили, что жадными были до войны, а мир презирали.

Итак, занёс подканцлер ответ Добеславу, что король следующую субботу и воскресенье назначает на аудиенцию, но места указать не может, так как войско, двигаясь дальше, определённых назначенных пунктов не имеет.

Поляка Скорачевского, который при Ягайле много друзей имел, а в лагере – родственников, отправили из Торуни для того, чтобы рассмотрел войско и рассказал, как его нашёл.

Готовые к отъезду, ждали ещё в Торуни посланца венгерские господа Николай Тара и Шибор из Шиборжич. В замке их комтур гостил с великим магистром. Когда сообщили, что Добеслав вернулся, сбежалось всё живое слушать, что он поведает и что он с собой принёс.

Комтуров и старейшин в замке было много, все ждали ответа, где он короля обнаружил, с какой силой, и с каким сердцем.

Скорачевский, который целых два дня пробыл в лагере и имел время всё хорошо разглядеть, сказал, что король, перейдя Вислу, остановился уже у монастыря в Червенске.

Все изумились, но верить не имели охоты. Скорачевского подозревали во лжи.

– А князь Витольд? – спросил магистр. – Соединился ли он уже с королём?

– Именно в тот самый день, когда я прибыл в лагерь, он подошёл с многочисленным, хорошо вооружённым и сильным отрядом, – сказал Добеслав.

На это усмехнулся великий магистр, а за ним и другие начали смеяться.

– В витольдовом войске, – сказал он, – больше людей в ложках, чем в броне!

– Ваша милость меня простит, – молвил Добеслав, – своим глазам я должен верить. Люд добрый, одетый аккуратно и выглядит на храбрых рыцарей.

На это у одного из комтуров вырвалось:

– Мы их лучше вашей милости знаем, ибо мы с ними не раз дело имели: посчитать бы могли и людей, и коней.

– Но, – вмешался великий магистр, – поведайте же нам ещё о том славном мосте, который построен на воздухе.

Другие начали смеяться, мост посчитали сказкой.

– Я видел и мост, – сказал Добеслав, – не в воздухе, правда, только на воде построенный хитро. Кто хочет, может насмехаться над ним, но всё войско перешло через него сухой ногой и возы по нему провели на моих глазах, а мост не изогнулся под их весом.

По примеру великого магистра крестоносцы начали снова смеяться, подозревая уже всё больше Добеслава во лжи и преувеличении из-за любви к своим. Великий магистр отвернулся от него, пошёл к сидящему Шибору и тихо ему шепнул:

– Ваш посол сказки нам рассказывает, не похожие на правду Мы посылали туда от себя людей достойных веры и они принесли нам надёжное сообщение, что король Ягайло возле Вислы бродит, пробует переправиться через реку, напрасно ища брода; многих людей потерял, которые утонули в Висле, пытаясь её переплыть, Витольд же стоит у Нарева и пройти его также не может.

Несмотря на то, что великий магистр говорил тихо, услышавший это Скорачевский преисполнился гневом, ибо дворянина обвинили во лжи.

– Ваша милость обвиняет меня в неправде, – воскликнул он, – я рассказал всё, как видел воочию. Соблаговоли со мной кого-нибудь из своих отправить, и в продолжение трёх дней я докажу и смогу убедить, что я прав, и что есть так, как доношу.

Магистр отвернулся.

– А нам это на что нужно? – спросил он. – Ни послать, ни заново обследовать у нас нет охоты. Будущее покажет, кто из нас лучше знал. Вы как поляк говорите, превознося силу своего короля, которого мы вовсе не опасаемся.

На том закончили.

Великий магистр был уверен в силе, в способности Ордена вести войну и в ресурсах. Но потом прибежал посланец от комтура из Свеция. Принёс что-то совершенно секретное, но понять было легко, что ничего хорошего. Война начиналась под плохим предзнаменовением. Януш из Брзозогловы, Быдгоский староста, как раз первый своей рукой начал войну. Немедленно после окончания перемирия он собрал горсть людей и с ней пустился под тевтонский замок Свеция. Когда кругом неожиданно засветилось зарево, в крепости началась суматоха; крестоносцы сели на коней, и, думая, что имеют дело с какой-то маленькой горстью, смело бросились в погоню.

Именно этого и хотел староста. Якобы убегающие солдаты тянули погоню в засаду, приготовленную в хорошо окруженном месте. Всех крестоносцев перебили или взяли в плен. Кроме кнехтов и челяди, самих братьев пять человек захватили в плен. Испугавшись за судьбу замка, великий магистр послал очень многочисленный отряд и вызвал рыцарство со всего округа на его защиту Это была первая встреча и первое предзнаменовение, которое крестоносцы не приняли к сердцу Это было предписано некомпетентности комтура и случайности, только возмездие пробудили в сердцах.

Король Ягайло в походе между Червенском и Заховом был счастлив этим полученным известием.

* * *