А Жаборакс, между тем, мчался сквозь редколесье, не разбирая дороги. Все поменялось, теперь не он преследовал некроманта, а некроманты преследовали храброго рыцаря. По крайней мере, так думал рыцарь. Он думал, что их несколько, примерно сотня. Они выглядывали из-за каждого куста, из-за каждой ветки и норы.
«Я погиб…» – думал Костя на бегу. В конце концов силы оставили его и он свалился под ближайшее дерево и мгновенно уснул.
… Светило зловещее солнце, доспехи рыцаря накалились и пекли сквозь разорванную одежду, надетую под броню. Маленький, но крепкий пони вынес Семенко на перепутье трех дорог, в центре которого возвышался здоровенный камень. На камне что-то было начертано. Подняв забрало шлема, и отодвинув за ухо мешающий обзору плюмаж, храбрый рыцарь по слогам стал читать надпись на камне. Она гласила: «Направо пойдешь, коня потеряешь». (Ну, это не страшно). «Налево пойдешь, Байзель налупит». Рыцарь помимо воли поежился. Рука у наставника была тяжела. «Не езди уже никуда – задолбал ты всех…»
Рыцарь задумался и пока думал, зловещее солнце зашло за тучу. А из-за камня вылез очень похожий на доктора Спиннинга, явно не улучшенный, а похоже, что и ухудшенный гоблин, и клацая вставной челюстью стал приближаться. Пони взбрыкнул и сбросил рыцаря в траву. Гоблин прыгнул сверху на Костю и выхватив откуда-то из воздуха приличных размеров шприц, стал орать:
– Прививочку от ожирения! Прививочку! – при этом размахивал шприцом, как Чапаев саблей.
Косте удалось вывернуться из-под гоблина и он, недолго думая, рванул по правой дороге, подсознательно, наверное, решив, что коня он уже потерял. Гоблин хохотал и грозил ему вслед шприцом, пока не скрылся из виду.
Через некоторое время Костя выбился из сил и остановился, жадно хватая ртом воздух. Тут его окликнули. Семенко обернулся и увидел в десятке шагов от себя настоящего рыцаря на белом коне и в голубых доспехах. Он приветливо махнул Косте рукой в шелковой перчатке и стал медленно приближаться. Его лицо улыбалось, а забрало шлема было открыто. Костя вспомнил, что рыцаря зовут Меценар, и он очень похож на Борю Моисеева. Меценар сложил губы трубочкой и отправил Косте воздушный поцелуй. Семенко набрал в легкие побольше воздуха и рванул по тропинке наутек. Рыцарь медленно двинулся следом, сминая ромашки и крича:
– Не спеши, красавчик! От судьбы не уйдешь!
Костя считал иначе и прибавил. Он свернул с тропинки в чащу и вдруг провалился в какую-то нору. В норе сидел гном. У гнома была банка сгущенки и складной ножик. Гном тыкал ножиком в банку, но тот был тупой и потому гном не стеснялся в выражениях. Увидев Костю, он первым делом спрятал банку за спину, а потом спросил:
– Открывашка есть?
– Нету,– честно признался Костя.
Гном нахмурился:
– А что у тебя есть?
Костя развел руки в стороны, благо нора оказалась небольшой пещерой, или землянкой и позволяла сделать этот широкий жест.
– Ничего, я даже коня потерял.
– Лучше б ты башку свою потерял,– посочувствовал гном. Потом снова спросил: – А ты чего потный такой?
– Я от Моисеева, то есть от Меценара убегаю,– объяснил Семенко.
Гном отодвинул его в сторону и наполовину вылез из норы, после влез назад и произнес:
– Все ясно, этот придурок опять мухоморов обожрался. И когда уже его некромант нахлобучит.
– Какой некромант?
Гном почесал лысый затылок, озабоченно рассматривая при этом свою банку.
– Та есть тут один. Рыцарей всяких вроде тебя заезжих расчленяет на органы…
– На какие органы? – испугался Костя.
– На разные,– загадочно ответил гном и подмигнул,– но ты не боись, я тебя сейчас сам расчленю, и совсем не больно. Чик-чирик…
Костя задрожал.
– Ну не надо меня членить…
– Как же не надо? Очень даже надо, мы гномы знаешь какие!
Тут любитель сгущенки резко свистнул и в нору полезли гномы. Отовсюду, и было их много. Очень много и все были похожи друг на друга, как две капли воды. У каждого в руках был или нож, или какой-то страшный медицинский инструмент. Но тут они увидали банку сгущенки и, забыв про Костю, сцепились в один бешено орущий клубок.
Костя сернул в доспех и… проснулся.
…Он лежал на жестком деревянном ложе из грубо оструганных досок, в странной комнате с нависающим потолком и закопченными стенами. В углу пылал камин и кто-то копошился. Было очень жарко. Семенко попытался подняться, но не смог. Он был привязан за левую ногу и правую руку тонкой, но прочной веревкой.
– Ихи-хи… – тихонько заплакал он на всякий случай.
– Закрой пасть, придурок, – посоветовал ему незнакомец от камина и стал медленно приближаться.
– Ааа!!! – завопил Костя, потому что узнал некроманта по маске Смерти из фильма «Крик». Некромант сделал рывок к Костиному ложу и что-то быстро засунул под него. Что-то оказалось ночным горшком.
– Успел,– констатировал некромант облегченно,– а то загадишь мне тут все…
Косте было стыдно и обидно одновременно.
– Так не честно! – крикнул он.
– Что не честно? – удивился некромант.
– Вязать меня нечестно. Я даже бой не принял.
– Ты бежал как трус! И будешь казнен! Палач!
Скрипнула дверь и к ложу подошел кто-то в красной маске палача.
– Пытай его! – приказал некромант.
Костя завыл. Палач прокашлялся и произнес с неожиданным украинским акцентом:
– Ага, вот я сейчас тебя Костинька, тьфу, той, как там тебя, курва, попытаю. Анну кажи мне свою автобиографию!
– Палач! – некромант воздел руки к потолку, в его голосе прозвучало глубокое разочарование. Палач виновато закашлялся.
– Ага, я щас это… Иначе попытаю. Так. Вот у меня тут и ножик припасен и бутылочка есть. Нет, бутылочку мы сбережем пока, хотя можно и рюмашку кинуть для куражу, курва, а то обоссышь тут мне инструмент, курва…
– Я непьющий! – воскликнул Костя.
– И это замечательно! – заявил палач, а некромант снова страдальчески задрал маску к потолку. – А я вот припас на проводины…
– В последний путь? – всхлипывая, вопросил Семенко.
– Тьфу. На тебя еще раз! – возмутился человек в красной маске,– племяша в армию забирают у меня.
– Кто? Вервольфы?