В его дверь стучался доктор Макниль. Он стоял перед ним с тем выражением лица, которое называлось в тебризской миссии улыбкой, и молчаливо говорил Грибоедову:
– А вот и я.
Грибоедов позеленел. Он постоял перед англичанином, загораживая вход.
Вдруг он развеселился.
«Вот и тебя черт принес», – подумал он с вежливой улыбкой и сказал по-английски:
– Какая встреча! Рад вас видеть, дорогой доктор. Грибоедов придвинул кресла и, по-английски сберегая слова в разговоре, молча указал на завтрак.
Но англичанин отказался от завтрака. Он прикоснулся жестом доверия к рукаву Грибоедова, как к камню, и произнес тихо и весело:
– Я ваш сосед. Рядом.
– Как странно. Когда вы успели, доктор?
И подумал по-русски: «…сидел бы себе в Тебризе».
– Меня послал лорд Макдональд, – ровно сказал англичанин, – с поручением ходатайствовать о наградах некоторых чинов нашей миссии.
Макдональд был английский посол в Персии.
– Так вас ведь уже наградили, доктор…
За посредничество при заключении Туркменчайского договора английская миссия была награждена орденами.
– Свыше меры, – скучно ответил доктор. – Но забыли препроводить бумагу королевскому правительству с просьбою позволить ношение орденов в Великобритании. Без этого они недействительны.
– И поэтому вы скакали из Тебриза в Петербург?
– Вы знаете, мистер Грибоедов, то высокое значение, которое лорд Макдональд придает орденам. Полковник и леди шлют вам свои лучшие приветы.
– Я благодарен полковнику и леди.
– Ваша Москва – превосходный город, – сказал англичанин без всякого выражения, как говорят учителя в школах. – Петербург меня радостно удивил своим гостеприимством. Мистер Нессельрод отличается любезностью и широтой взглядов. Он один из величайших государственных умов России.
– Он болван, – сказал вдруг громко Грибоедов и покраснел.
– A bold man[17 - Смелый человек (англ.).].
И потряс головой с видом живейшего согласия.
– Вы счастливы, – сказал равнодушно доктор Макниль, – имея такую родину, и такая родина счастлива, имея таких людей.
– Вы кажетесь усталым, доктор, и говорите подряд все комплименты, какие знаете.
– Я, кажется, действительно устал, мой милый друг, – поглядел на него морской водой доктор. – Путешествие по таким пространствам и по таким ничтожным поводам. Что мне Гекуба?
– Вы цитируете Гамлета?
– У каждого англичанина есть право на сумасшествие, – сделал доктор гримасу. – У других наций, впрочем, тоже.
Англичанин говорил ровным голосом, не задумывались над ответами. Взгляд его не выражал решительно ничего. Сюртук, слишком обтягивавший, и тугие воротники были, пожалуй, дурного вкуса, но в Тебризе и Тегеране это было незаметно. Там со своими клистирами, припарками и порошками слонялся он целыми днями по гаремам шаха и Алаяр-хана в Тейрани. Там он притирал и кормил слабительными всех этих бесчисленных жен, и Макдональд, умелый временный посланник, терпел его.
Россия завоевывала Восток казацкой пикой, Англия – лекарскими пилюлями и деньгами. Безвестный лекарь Гюзератской компании, вылечив счастливо одного из индостанских державцев, доставил Англии те владения, которые потом выросли в Ост-Индию. Макниль колдовал над шахскими женами в Персии. Он совершенно вытеснил в гаремах персидского хаким-баши с его сладкими фантастическими пилюлями.
Теперь он казался недовольным, и это смягчало Грибоедова.
– Я говорю с вами как частное лицо, – говорил доктор, будто читал приходо-расходную книгу. – Я прошу вас обратить на это внимание. Я вас не задерживаю, дорогой Грибоедов?
Грибоедов посмотрел на часы. У него оставался час времени. Он был приглашен на экзамен в Школе восточных языков, что была при Иностранной коллегии.
– Вы, вероятно, торопитесь на торжественный экзамен в Восточном университете, – сказал англичанин, – я имел особую честь получить туда приглашение, но я простужен, и это лишает меня счастья присутствовать на публичных торжествах, а мое невежество в языках делает меня там бесполезным.
Грибоедов сморщился.
«Кого только не приглашают на все эти экзамены, только будь иностранец».
– Я тоже не большой охотник до этой чести, тем более что этот Восточный университет – вовсе не Оксфорд.
Англичанин улыбнулся самой неопределенной улыбкой.
– А вы знаете, – спросил Грибоедов, – наш казак Платов – почетный доктор вашего Оксфорда?
– Кто? – спросил Макниль, и лицо его стало опять неподвижно.
– Платов, – улыбнулся Грибоедов, – Платов, казачий атаман, лорд казачий.
Макниль вспоминал.
Наконец он раскрыл слегка рот и мотнул головой.
– Вы правы. Я помню. Я его четырнадцать лет назад видел в Париже. На нем были бриллианты, на сабле, на мундире и где-то еще. На казацкой шляпе. Платов. Я забыл его имя. Это был русский Мюрат.
«Вот и в Париж он таскался».
– Он был столь же мало Мюратом, мой милый доктор, как вы – Гамлетом. Он был казак и вместе доктор прав Оксфордского университета.
Но англичанин и с этим согласился. Грибоедов смотрел на него.
Хотел ли Макдональд освободиться от своего лекаря и поэтому гонял его по пустякам из Тебриза в Петербург? Или сам лекарь, чего доброго, надумал проситься на русскую службу? Ибо не могло того быть, чтоб единственно из-за дурацких орденов он прибыл в Петербург. Но с англичан, однако же, это могло статься.
Английская легкая хандра угнетала лекаря. Он казался откровенным и сказал нечто постороннее:
– Я не учился в Оксфорде, я кончил медицинскую школу. Меня заставила удалиться на Восток любознательность.
Он ухмыльнулся. Грибоедов ждал спокойно.