Сначала, встречая Юлию, Георгий сидел в зале ожидания и со скучающим видом потягивал баварское пиво, хотя терпеть его не мог. Но бизнесмену из Германии, хоть и русскому по рождению, положено любить пиво. И господин Кауфман с видимым наслаждением отхлебывал из высокого бокала пенистую горьковатую жидкость. Профессионально засек топтунов, их красногубого начальника с подушечным лицом. «Не Доктора ли прикрывают? – подумал. – Хотя вряд ли. Ошиваются среди улетающих и провожающих. Явно кого-то пасут. Причем втёмную».
Пасли, оказывается, курносого парня, устремившегося к стойке после объявления об окончании регистрации пассажиров. Георгий не сдвинулся с места, когда топтуны стали месить его. У них с Юлькой было свое дело, отвлекаться от которого они не имели права. Парень между тем оказался не промах. Прежде, чем его скрутили, успел наподдать топтунам и свалить ударом кулака Красногубого. «С каратэ знаком», – отвлеченно подумал Георгий.
Однако разборка на этом не закончилась. В нее оказались втянуты кругленький генерал аэропортовской полиции и высокий сутулый казах с похожей на статуэтку подружкой – ни дать, ни взять «сладкая парочка».
Парня увели. Генерал о чем-то переговаривался с казахом. Георгий не собирался прислушиваться, но вдруг казах довольно громко произнес слово «доктор». Это уже было интересно. «Доктор» – по его линии. Но какое отношение тот мог иметь к сутулому казаху, к курносому парню и, наконец, к полицейскому генералу?.. Стоило поразмыслить.
Доктора встречали сладкая парочка и кругленький генерал – колобок. Перекинулись приветствиями и двинулись на выход. За ними на почтительном удалении последовала генеральская свита в одинаковых кожаных пиджаках. Георгий тоже покинул зал ожидания. Неторопливо прошел мимо сутулого казаха с круглопопой живой статуэткой и направился к стоянке, где оставил арендованную накануне «Ауди» с тонированными стеклами. Адрес центрального офиса Доктора и номер его мерса Георгий узнал еще вчера. Номер джипа тоже мог пригодиться. Он нацарапал его на сигаретной пачке, прибавив к предпоследней цифре тройку. И стал наблюдать.
Из дверей аэровокзала показалась Юлька. То, что произошло дальше, не вписывалось ни в какой возможный расклад. Увидев, как завалился Голубец, и, заметив суету у докторского мерса, Георгий решил не дожидаться окончания акта. Включил зажигание и вырулил с привокзальной площади.
Втесавшись в сплошную вереницу машин, пристроился за маршрутным такси. Выезд из аэропорта был один. Доктора можно укараулить на перекрестке. Там же Георгия подстраховывал старый товарищ по службе в морской пехоте Талгат Каирбаев. После службы они виделись только раз, когда Талгата каким-то ветром занесло в Москву. В то время Георгий еще был Каретниковым и жил в Балашихе у школьной учительницы, торговавшей на рынке рыбой. Почти всю ночь они просидели тогда на маленькой кухоньке. Выпили не меньше, чем по бутылке на брата. Георгий костерил демократию и политиков, разорвавших на куски державу и обгадивших армию. Талгат согласно кивал головой, однако его скуластое лицо не выражало никаких эмоций. Сколько помнил Георгий, оно всегда было: невозмутимым, как у каменного сфинкса. Они вспоминали дни службы, особенно своего взводного – каратиста, которого солдаты называли между собой только по имени – Рома. Лейтенант Рома заразил любовью к восточным единоборствам чуть ли не полвзвода, но сильнее всех – их с Каирбаевым. Лейтенант распрощался с армией сразу после развала Союза. Он был земляком Талгата, и убыл в любимый город Алма-Ату вслед за подчиненным, отслужившим срочную. В тот вечер Талгат скупо поведал, что влез бывший взводный в какую-то крутую разборку и был расстрелян из встречной машины по пути на стрелку. Что карате против автомата? Ничто! Сам Талгат устроился на службу в милицию, которую переименовали в полицию, как будто бардака от этого стало меньше.
С тех пор они не виделись, только изредка перезванивались. Георгий знал, что Талгат женился на докторице по имени Гульжамал и перебрался к ней жить в шестой микрорайон. Там он и разыскал своего сослуживца. И, наверное, впервые увидел на лице друга мимолетную тень удивления. Мелькнуло удивление и исчезло.
– Проходи, Каретников, – будничным тоном пригласил его Талгат.
Георгий уже отвык от родной фамилии. Услышав ее, грустно улыбнулся, приложил палец к губам и заговорщицки произнес:
– В Алма-Ате я не Каретников, а бизнесмен Кауфман. Подданный Германии. А в России я Кацерик.
Талгат не выказал ни удивления, ни любопытства. Словно ничего другого и не ожидал услышать. В их отношениях ничего не изменилось. Это политики меняют друзей и убеждения. А они были солдатами. Оба переживали развал Союза, осуждали строй, допустивший казнокрадство, проституцию и распространение наркотиков. Оказалось, что Талгата два года назад выбросили из полиции «за превышение». Теперь он занимался безлицензионным извозом, несмотря на классную спецподготовку. Услышав про «дуст», друг без колебаний согласился подстраховать Георгия. Подстраховка – тот же извоз, только гонорар выше…
Пирамидальные тополя по обеим сторонам четырехрядного шоссе гляделись сплошной зеленой стеной. Осень в Алма-Ате едва ощущалась, октябрьская погода напоминала московский август. Георгий обратил внимание, что некоторые из водителей встречных авто начали помаргивать фарами. Сигнал, знакомый каждому шоферу: впереди притаились мастера машинного доения. Талгат просветил его насчет местной таксы: если виноват по-чёрному – стольник зеленью либо два в зависимости от провинности. Не виноват – двадцатник, если не хочешь, чтобы тебя мурыжили. Две десятки американских десятки Алексей держал в правах. Иначе задержка с резиновой проверкой документов неизбежна.
Так и произошло. Плюгавый гаишник с жезлом выскользнул, словно змей, из-за дерева. Георгий открыл дверцу, радушно махнул ему. Тот приблизился, взял права, жестом фокусника изъял обе купюры. Козырнул и пожелал «счастливый путь». «Москвич» Талгата стоял с открытым капотом в сотне метров от светофора, регулирующего т-образный перекресток. Сам хозяин, подсвечивая фонариком, ковырялся в моторе. Георгий тормознул, крикнул:
– Эй, приятель! Помочь?
– Помоги – дай пару сигарет.
Георгий протянул ему сигаретную пачку, на которой был накарябан зашифрованный номер джипа. Талгат возвратился к своему «Москвичу». Георгий свернул на городскую трассу, освещенную фонарями. Съехал на обочину, подогнал «Ауди» впритык к разлапистому карагачу и заглушил мотор. С дороги его машина вряд ли просматривалась, зато проходившие мимо авто были как на ладони. Было воскресенье, и народ возвращался со своих дач в городские квартиры. Еще час – полтора, и дорожный поток рассосется, оставив без дела мастеров машинного доения.
Доктор между тем не появлялся, хотя по всем расчетам уже должен был проследовать мимо. Даже если б поехал по гравийке, Талгат дал бы знать. Значит, произошел непредвиденный сбой, и придется вносить коррективы. Георгий достал купленный накануне мобильник, зарегистрированный на местную сотовую связь, и набрал номер Талгата. Тот откликнулся сразу: – Пусто, – и отключился…
Еще полчаса назад в огромные окна аэровокзала заглядывало солнце, а уже начало темнеть. В горах темнота сваливается быстро, а бывшая столица Казахстана с трех сторон окружена отрогами Заилийского Алатау. Только с севера полупустыня, но там, прямо над Капчагайским водохранилищем, шевелилась, словно отара черных баранов, туча.
Алексей продолжал стоять у входа в аэровокзал. По радио невразумительно прозвучало объявление, в котором он разобрал лишь слово «Москва». Видимо, началась регистрация на московский рейс. Но его ожидало разочарование. Рейс отложили до завтрашних одиннадцати часов в связи с приближающимся грозовым фронтом. Вот тебе и «экономьте время, летайте самолетами!». Можно было, конечно, вернуться к Аленке. Но Алексею не хотелось еще раз переживать встречу и прощание с дочкой и Анютой. Не раздумывая, он сдал билет и отправился на такси на железнодорожный вокзал. Прямой поезд на Москву ушел утром, но ближе к ночи отправлялся скорый на Челябинск. Можно ехать на нем до конца или сойти в Кургане. До Москвы останется всего ничего. А время до поезда приятнее скоротать в ресторане.
Алексей опасался, что вновь окажется в купе с глазу на глаз с какой-нибудь Майей Эдуардовной, как это произошло на пути из Москвы. Тем более что в поезде оказался только один спальный вагон. Но две российских тысячерублевых ассигнации решили проблему. Кассирша любезно пообещала, что в его купе билет продан не будет…
4
Едва авто Искандера, высадив Юлию, отъехало от «России», как подле нее притормозила «Ауди» с тонированными стеклами. Дверца распахнулась, и она услышала знакомый голос:
– Садись, Юля!
Она нырнула в салон, радостно повернулась к Георгию. Он был в своей любимой болотной куртке модного покроя и с множеством карманов, в которых мог поместиться весь арсенал из подручных средств, столь необходимых в их профессии. Юлия погладила его по гладко выбритой щеке. В ответ он пожал ее локоть. Вырулил со стоянки и устремился за «Тойотой».
– Как ты вышла на эту парочку? – спросил.
Юлия прижала палец к губам, но Георгий ее успокоил:
– Жучков нет – проверил.
– Зато есть в их машине. На сумочке кореянки. Так что не гони, никуда не денутся.
– С чего ты решила, что она кореянка, а не казашка или уйгурка?
– Ой, Гера, женскому глазу это же сразу видно!
Достала пудреницу, освободила ее от бархатной подложки. На донышке замаячил светлячок.
– Прямо по курсу. Метрах в четырехстах. А в машину к ним я напросилась. Они связаны с Доктором. Сутулый казах – Исмагилов Искандер. Ты как-то упоминал его.
– Он проходил в России по милицейской базе данных. Первый срок – по малолетке в Алма-Ате. Потом еще раз в Саранске. Короновался в законники в Потьме при участии Юсупа. Вышел по амнистии. Рулил в Подмосковье рэкетом кооператоров. Во время сдёрнул в Алма-Ату. Здесь строил пирамиды по типу «Властилины». Сумел не засветиться. Умён, хотя образованьишко – семь классов. В связях с наркотой до сих пор замечен не был.
– Кстати, Гера, вероятно, я встречусь с Исмагиловым. Он вручил мне визитку и попросил позвонить. Запущу ему заготовку насчет флота на Каспии.
– Встреча, конечно, не помешает, Юля. Только смотри, не проколись.
– Да уж постараюсь. И еще, Гера. Час назад у входа в аэровокзал снайпер завалил Голубца.
– Видел этот спектакль…
Автомобиль Исмагилова по-прежнему шел, не превышая скорости. Освещенное фонарями шоссе, поднимавшееся в гору, напоминало по обихоженности московское Рублевское. Слева, за высокими изгородями, мелькали, сверкая огнями, особняки с колоннами.
Маячок на пудренице засветился ярче. Георгий покосил глазом и прибавил хода. Через минуту они увидели свернувшую влево «Тойоту», перед которой распахивались могучие кованые ворота. Проскочили мимо и почти сразу же обнаружили с правой стороны дорожный карман со стоянкой, на которой темнели два далеко не шикарных автомобиля. Стоянка предназначалась клиентам ашханы с нарисованным над входом чебуреком. Георгий крутанул руль и припарковался. Сунул в руку Юлии пачку разнокалиберных тенге.
– Местная валюта. Заплати вон тому парнишке в шароварах с желтыми лампасами сотню за стоянку, пока он сам не подошел. И поболтай с ним.
Парнишка уже направлялся к машине. Юлия перехватила его на полпути. Сунула ему двухсотенную ассигнацию. Он полез в шароварный карман за сдачей, но она остановила его:
– Оставь себе.
Тот заученно сказал: «Спасибо». Юлия спросила:
– На хозяина работаешь?
– Нет. Ашхану отец держит.
– Маловато клиентов?
– Кончился сезон. Летом много. Сейчас только днем заезжают.
– Чебуреки у вас вкусные?
– Вкусные. Из баранины.