– Ребенка не собираетесь заводить?
– Пока воздерживаемся.
– Правильно. На ноги встать надо. Жилье-то у вас есть?
Что она могла ответить? Про службу и про малосемейку на полигоне говорить не имела права. Пришлось врать.
– Гере квартиру дали в новом микрорайоне.
– А с деньгами как? Москва – город дорогой.
Чтобы как-то унять шквал нелегких для нее вопросов, Юлия торопливо раскрыла модную сумку, достала приготовленные для родителей две тысячи долларов и положила на стол.
– Это наш с Герой подарок вам.
Папа недоуменно поглядел на американские банкноты.
– Не надо, ребеночек! Вам нужнее!
– Возьми обратно! – решительно повелела маман, сгребла валюту и попыталась затолкать в карман Юлиных джинсов.
– Не обижайте, – тихо произнесла Юлия и шмыгнула носом. – Я очень хорошо зарабатываю. Гера – тоже.
– Кем же ты работаешь без высшего образования? – подозрительно спросила родительница.
– Референтом в нефтяном холдинге, – опять соврала она.
– А Георгий?
– Там же. Он мой начальник.
– Жируют нефтяники! – произнесла маман. – Воруют и налоги не платят, – и унесла дочерин подарок в спальню.
Встретилась Юля в тот отпуск и с Валей Пинегиной, ставшей чемпионкой республики по биатлону. Сменила все же подружка чистую стрельбу на спорт стреляющих лыжников. Валя кинулась ей на шею, затеребила, зацеловала.
– Дура ты, Юлька! Чемпионкой России стала бы! Дед Рамиль натаскал бы тебя. Он сейчас в отпуске, уехал с внучками к казанской родне.
Юля навестила тётю Любу, не могла не навестить. В Шакшу отправилась не на автобусе, а пешком – по мосту через знакомую с детства речку, мимо вязов, у которых три года назад она караулила с винтовкой золотозубого генерала. Постояла возле дома, где впервые бросилась в Герины объятия, и откуда они бежали, уходя от облавы.
Увидев Юлию, тетя Люба обняла ее и вроде бы даже хлюпнула носом.
– Явилась пропащая! Я уж думала, совсем нас забыла! Ну, проходи в избу, полдничать будем.
За обильным полдником Юля спросила:
– Как дядя Саня Наумов поживает?
– По – свински жить не запретишь. Сперматозавр порченый!
Да, тётя Люба ни капельки не изменилась: неожиданные словообразования так и сыпались из нее. А давняя ее любовь, похоже, приказала долго жить. И тетка, словно подтверждая ее догадку, выдала прощальный аккорд:
– Любовь зла, и козлы этим пользуются…
Отпускные дни пролетели, как курьерский экспресс мимо полустанка. Перед отъездом Юлия дала номер своего мобильника и Вале, и родителям. Маман спросила:
– Разве у вас нет домашнего телефона?
– Нет, – честно ответила Юлия.
– Так поставьте! Теперь с этим проблем нет, были бы деньги.
– Наш микрорайон еще не телефонизировали.
Боже! Как ей надоело фантазировать и врать родителям! Но приходилось. Вроде бы даже Библия прощает ложь во спасение! Хоть и не во спасение, но у Юлии тоже были добрые намерения: не хотела волновать родителей.
– Я сама буду вам звонить, – пообещала она.
– Звони по выходным, – сказала маман, – в будни я на работе.
***
Каждое воскресенье Юля обстоятельно, и опять же не без фантазии, докладывала родителям о том, как хорошо они с Герой живут… Валя звонила сама. Она продолжала карабкаться по чемпионской лыжне, и звонки ее шли то из Финляндии, то из Ханты-Мансийска, то из Уфы. Однажды ее звонок принес печальную весть: Рамиль Ахсанович умер от инфаркта. Юля поехать на похороны не смогла…
В квартиру на улице Вострухина они с Герой переехали через три года. Пять дней всего они наслаждались своими хоромами. В тот же месяц Пилот отправил их в отпуск. Это был первый полноценный отпуск за несколько лет.
Они с Валей посетили могилу деда Рамиля на мусульманском кладбище. На памятнике была высечена пятиконечная звезда, как погибшему воину. Там Валя и сообщила им, что перед кончиной дед Рамиль признался ей: он застрелил Мирзоева.
– Ваш тренер и был воином, – сказал Гера.
Отпускное время катилось неспешно в общении с Юлиными родителями, с приглашением гостей, с выездами на озеро. Никто их никуда не вызывал, ни ежедневных тренировок, ни тревог по ночам, ни оперативных вводных. Маман успокоилась, заполучив адрес их квартиры и номер домашнего телефона.
Они с Герой навестили тетю Любу в деревне Шакша. Годы не брали тетку. Она осталась такой же резкой и говорливой.
– Явились! Не забыли старуху! – встретила она их.
– Не наговаривайте на себя, – вежливо возразил Гера. – Вы совсем не старая.
– Молчи! Умыкнул Юльку, кустарь!
У тети Любы был и сохранился редкий дар вкладывать в знакомое слово совсем иной смысл, угадываемый лишь по ассоциации. Юлька давно приноровилась к ее шарадам, даже любопытно было докапываться до истоков словообразования. «Кустарь» в ее толковании означал, что Гера прятался в кустах, чтобы умыкнуть ее любимую племянницу.
Тетя Люба усадила их за стол. Видя, как Гера уплетает наваристый борщ, похвалила его:
– Хороший жрец! А ты, Юлька, жрица никудышная.
– Верно подметили, Любовь Егоровна, – ответил он. – Ест она мало…
Охота за невидимкой