Севастополь в огне. Корабль и крест

Проводив взглядом погоню, он обернулся к князю и очень чисто сказал по-черкесски:

– Пусть Бог повернется к вашим делам правой стороной!

Европеец вскочил в седло и направил коня в сторону, противоположную той, куда с гиканьем и свистом умчалась погоня. В его прозрачных глазах светилась радость, бесконечная, как небо.

Черкесская погоня рассыпалась по склонам, отсекая беглеца от плавней. Время от времени Али поднимал руку. Тогда все останавливались и прислушивались, но кроме шелеста деревьев и недалекого кваканья лягушек ничего не могли разобрать.

Человек с крыши, которому при ближайшем рассмотрении нельзя было дать больше шестнадцати лет, уходил от черкесов быстро и бесшумно, словно просачиваясь между кустами и деревьями. Ногу он ставил с пятки на носок и мгновенно переносил вес тела, если под ступню попадала сухая ветка. Человека этого звали Яков. Он был единственным сыном есаула казачьего кубанского войска Григория Били.

Яков выскочил к небольшому озерцу и в ужасе замер. Лягушачий хор при его приближении начал заметно затихать.

На другой стороне озера, на склоне горы Али и его хеджреты сразу остановили коней. Али поднял руку и прислушался. Хор лягушек явно становился все слабей.

Яков замер и вдруг издал мастерское кваканье. Лягушачий хор радостно возобновил свои песни, но было уже поздно. Опытное ухо Али уловило этот перебой. Черкесы снова пустили коне и стали обходить озеро с обеих сторон.

Лошадиное копыто сбило росу с травы, едва не задев Чижа, который лежал на боку под кустами и доплетал из коры некое подобие веревки. Он пропустил всадника, вскочил на ноги и бросился по гребню склона ему наперерез. Чиж выбрал нужную точку и сходу прыгнул на круп лошади черкеса. Накинув ему на шею веревку, он мгновенно задушил его. Казак сбросил всадника с седла и помчался вслед за остальными черкесами.

Яков уже слышал слева и справа от себя треск кустов, сминаемых черкесскими всадниками, когда перед ним открылась небольшая поляна. Примерно в версте за ней в просветах между деревьями блеснула излучина Кубани. Опытный пластун никогда не рискнул бы в такой ситуации выскочить на открытое пространство, но Якову было всего шестнадцать лет, и он решил, что успеет.

Пластун сделал рывок по высокой росистой траве, оставляя за собой серебристую примятую дорожку. С обеих сторон поляны тут же показались черкесы, и над их головами зажужжали узкие полоски шашек.

Теперь Якову оставалось только дорого продать свою жизнь. Он встал на колено, выхватил из кобуры пистолет и выстрелил в ближайшего всадника. Черкес тяжело покачнулся и рухнул на траву.

Яков выхватил кинжал и бросился к краю поляны, стараясь любой ценой уйти с открытого пространства. Всадники были уже рядом. Мелькнула шашка, удар которой, нанесенный опытной рукой, легко разваливал человеческое тело наискосок – от плеча до поясницы.

Яков неуловимым движением ушел от атаки, прокатился по земле и оказался под лошадью, наскочившей на него. Он по самую рукоятку всадил кинжал под седло, одновременно срезая подпругу. Этот удар когда-то показал ему отец. Лошадь даже не заржала, а издала почти человеческий вопль отчаяния и боли. Она сначала встала на дыбы, а затем рухнула на колени, стряхнув в траву своего седока.

Яков едва успел проскочить на другую сторону, но здесь его снова встретил удар. На этот раз шашка снесла с его плеча вместе с тканью и лоскут кожи. Бежать Якову больше было некуда.

Всадники кружили вокруг него и по команде Али убрали шашки, решив взять его живым. Вдруг одного из черкесов бросило в сторону – его лошадь испугалась агонии той, которую убил Яков.

Пластун мгновенно сделал движение в сторону свободного пространства, открывшегося для него, но оттуда на него уже несся еще один черкес, видимо, отставший от погони. Этот всадник вдруг одной рукой подхватил Якова с земли и закинул за собой на круп лошади. Все это произошло настолько неожиданно, что Чиж – а это был он – успел скрыться в зарослях, окружающих поляну, прежде чем черкесы что-либо поняли.

Когда они снова устремились в погоню, из леса грянул выстрел и сбил одного из них в траву. Черкесы отскочили на другую сторону поляны и скрылись в лесу, начиная обходить беглецов справа.

Али взвел тугой курок на своей винтовке тем самым кольцом на большом пальце, которое и казаки, и абреки носили всю жизнь. Оно так и называлось – «взводное». Али привстал в седле, замер, и, несмотря на бешеную скорость его вороного коня, выстрелил. Тяжелая медная пуля срезала ветку над головой Чижа.

Он оскалился от напряжения и, не поворачивая головы, выкрикнул:

– В плавни вскочим, разделимся. Я спрыгну и уведу их, а ты на Настину протоку жарь, но дай круга на Ржавый мыс. Я их перейму!

– Понял, Федор Семенович!

– Кинжал дай мне! – снова прокричал Чиж.

Расстояние между преследователями и пластунами стремительно сокращалось. Новая пуля разорвала луку седла, содрала кожу с шеи коня и ударила в ствол дерева. Конь дернулся было вправо, но умелая рука Чижа мгновенно бросила его обратно на тропу.

– Куда, анафема черкесская!

Чиж и Яков наконец-то влетели в плавни, и перед ними стали разбегаться большие и малые тропы. Чиж выбрал самую широкую из них, уходящую по большей дуге влево, и тут же спрыгнул на ходу в самые заросли. Яков забрал поводья, дал шенкеля, и конь, которому стало намного легче, рванул вперед.

Черкесы успели заметить, куда в этом лабиринте направил своего коня Яков, и погнались за ним. Из-под копыт лошадей теперь летели комья жидкой грязи, покрывая спины всадников черной коркой.

Чиж бежал через камыши по прямой, обрезая дугу. Он быстро оказался далеко впереди Якова и погони за ним. Чиж вытащил кинжал и стал быстро подрезать лозу дикого винограда, оплетающую невысокие кусты, растущие у края тропы.

Ни пластуны, ни черкесы не подозревали, что их прекрасно видел человек, сейчас сидящий на дереве, в люльке из ветвей, сплетенных между собой. Его звали Емельян Вернигора, и он смотрел на происходящее через прицел своего литтихского штуцера. Это было лучшее для своего времени нарезное оружие, произведенное на бельгийских заводах.

Тем временем Яков проскочил то место, около которого Чиж резал лозу и мгновенно ушёл за поворот тропы. Чуть в стороне, не видимый для Али и его людей, встал на одно колено Чиж. Вместе с ним с тропы поднялись и перегородили ее на уровне лошадиного колена виноградные лозы, спутанные между собой. Чиж мгновенно обмотал их вокруг пня, взял концы в руки, сел рядом и уперся ногами. Страшная сила тут же рванула его вперед, и на тропе закувыркались черкесские лошади, сбрасывая седоков в грязь.

Не успел Чиж бросить лозу и откатиться в заросли, как раздался далекий выстрел. Штуцерная пуля разнесла череп черкеса, который пытался успокоить и вывести из толчеи коня.

Вернигора закинул дымящийся штуцер за спину, слетел с дерева и побежал, на ходу доставая новый патрон из газыря.

Засада, которую организовал для черкесов Чиж, все-таки не смогла уберечь Якова от погони. Пуля ударила в заднюю ногу его коня, перебила сухожилия, вторая попала в шею. Он всем скаку перевернулся через голову, свалился набок, придавил седока и забился в агонии. Яков с отчаянной силой пытался освободить ногу из стремени, но от резкой боли у него вдруг потемнело в глазах.

Когда мрак прошел, черкесы уже спокойно спешивались, решив, видимо, взять Якова живым. За такого молодца родители не пожалели бы огромного выкупа.

Плавни за спиной у Якова зашевелились, заставив замереть его и черкесов. Вместе с Вернигорой, на ходу примыкая штыки к штуцерам, на помощь Якову бежали его отец Григорий Биля и Николай Кравченко.

Появившись на тропе, пластуны тут же заняли батальное положение: они сомкнулись, Вернигора опустился на колено, а Биля и Кравченко остались стоять, мгновенно вскинув штуцера. Залп выхватил трёх человек из толпы хеджретов, породив в ней смятение скоростью, с которой всё это произошло.

Пластуны мгновенно ушли с тропы в камыши на перезарядку. Скорость, с которой они вогнали новые пули в стволы, поразила бы воображение каждого, кто попытался бы это сделать вслед за ними.

Прежде чем черкесы начали спешиваться, еще три пули поразили цели. От черкесского отряда осталось чуть больше половины. На каждого пластуна приходилось теперь четверо, но они мгновенно бросились вперёд и ударили в штыки.

Где-то вдалеке раздался пушечный выстрел, и тут же зазвучал набат.

Али и его черкесы с визгом, раскручивая шашки над головой, бросились навстречу пластунам. Завязался рукопашный бой, всегда распадающийся на отдельные поединки.

Биля сразу оказался перед Али. Казак почти не уступал черкесу в росте, но был легче и подвижней. Первым же движением штыка он выбил шашку из рук черкеса, но тот легко увернулся от второго и одним движением могучей руки вырвал штуцер у пластуна. В руках Али блеснуло лезвие его любимого оружия – пистолета, ствол которого завершался коротким треугольным клинком. Выстрел не достал Билю. Каким-то почти сверхъестественным образом он ушел в сторону и вниз. Но Али успел сбить его с ног и подмять под себя. Клинок медленно, но неотвратимо пошел к горлу казака.

Кравченко успел заколоть штыком одного из трех черкесов, нападавших на него, но его сильно теснили двое других. Туго пришлось и Вернигоре, который тоже дрался с тремя противниками.

Клинок Али уже почти достиг горла Били, но тому все-таки удалось отбросить от себя черкеса. Он откатился в сторону, вскочил и достал из-за спины странное оружие, вид которого на мгновение привлек внимание Али.

Это был пистолет с очень широкой средней частью и взводным курком, расположенным не сбоку, как обычно, а где-то сзади. Посередине в этом невиданном оружии вдруг что-то повернулось, и раздался резкий звук выстрела.

Пуля с огромной силой отбросила Али назад. Под выстрелами Били тут же упали еще трое черкесов, наседавших на Вернигору и Кравченко. Остальные резко подались назад. Биля убрал револьвер обратно в кобуру за спиной, поднял свой штуцер, откатился назад и залег за убитым конем Якова.

Не говоря ни слова сыну, Биля перезаряжался, когда рядом с ним упали на землю Кравченко и Вернигора, залитые своей и чужой кровью. Пластуны вгоняли пули в штуцера, поглядывая в сторону черкесов. Но те уже подались назад, поднимали с земли свое оружие, вскакивали в седла и уходили врассыпную в сторону гор.

Али змеей быстро уползал в камыши. Через прореху в его одежде, пробитую на плече, была видна тончайшей работы кольчуга, которую заливала кровь.

На поле боя теперь оставались только несколько тяжело раненных черкесов.

Пластуны освободили Якова, но опереться на ногу он не мог, резкая боль пронзала лодыжку и колено.

– Батя, нога!