Тьма в полдень

– Золотце, я жутко извиняюсь, – раздался за ее спиной знакомый жирный голос господина Попандопуло. – Ай-яй-яй, вы же так легко одеты...

– Господи, как вы меня напугали! – Таня от радости готова была его расцеловать. – Я была уверена, что вас уже посадили!

Попандопуло, занятый сложной операцией открывания уникального замка, чуть не уронил ключи.

– Типун вам на язык, кто же такие вещи кричит на всю улицу, – прошипел он отчаянно и, перекосив небритую физиономию, постучал пальцем себе по виску. – Вы, золотце, я извиняюсь, просто того...

Пропустив Таню в магазин, Попандопуло запер дверь изнутри и, не зажигая света, прошел в заднюю комнатку.

– Вы не собираетесь сегодня открывать? – удивленно спросила Таня.

– А, после откроем, – озабоченным голосом отозвался он, доставая из кармана пачки квитанций. – Послухайте...

Не договорив, он присел к столу как был – в расстегнутой шубе и сдвинутой на затылок шапке – и уставился перед собой отсутствующим взглядом. «Влип, комбинатор несчастный, – подумала Таня с еще большей убежденностью. – Недаром я была уверена, что он уже сидит».

– Ну что вы, ей-богу, молчите, как... Я же вижу, что у вас неприятности! – воскликнула она в сердцах. – Допрыгались со своим «домнуле капитана»? Я вам говорила, что он жулик!

– Ай, бросьте вы, какие неприятности, – отмахнулся Попандопуло, выйдя из транса. – С этими босяками из полиции? Не смешите меня. И послухайте, золотце, чего вы не затопите печку? Придут клиенты, а в магазине холодно, как, я извиняюсь, на барахолке... Надо же иметь понятие!

Обидевшись, Таня молча взяла из ящика приготовленную с вечера растопку и вышла. Таким тоном Попандопуло еще никогда с нею не разговаривал, – он вообще никогда не делал ей замечаний. А тут взял и накричал, как на прислугу. И за что?

– Не обижайтесь, Танечка! – крикнул из-за двери хозяин, словно прочитав на расстоянии ее мысли. – Идите-ка сюда!

– Вы же мне велели растопить печь!

– Да нехай она лопнет, идите сюда, я говорю!

Таня вернулась в конторку. Попандопуло сидел, так и не раздевшись, истрепанные квитанции были разложены перед ним широким веером – как игральные карты.

– Танечка; мне нужен совет...

– Пожалуйста, – сказала она сдержанно. Попандопуло оторвался от созерцания своего странного пасьянса.

– Вы еще серчаете? Я же сказал – не надо. Нашли время обижаться! – вдруг закричал он. – Какая, извиняюсь за выражение, аристократка! Нашла время!

– Да вы что, с ума сегодня сошли?! – закричала в свою очередь и Таня, теряя терпение. – Что вам от меня нужно, чего вы цепляетесь с самого утра как ненормальный!

– Совет мне нужен, вот чего! – заорал Попандопуло. – Вы можете сказать, шё мне с этим делать, а? – Он ткнул пальцем в квитанции. – Я вас как человека спрашиваю!

– Нет, вы и впрямь спятили, – изумленно сказала Таня. – Откуда я знаю, что это вообще такое?

Попандопуло закурил и сделал успокаивающий жест.

– Ша, ша, сейчас я все объясню. Извините, Танечка, я опять психанул. У вас есть знакомые евреи?

– Евреи? – переспросила Таня еще более изумленно. – Н-ну, есть, конечно, вообще. Очень близких, пожалуй, нет. А что?

Попандопуло помолчал, пыхтя сигареткой.

– Танечка, мне страшную вещь сказали, – проговорил он негромко. – Вроде вот-вот приказ должен выйти. Насчёт евреев.

– Не понимаю, Георгий Аристархович...

– Их соберут вроде куда-то везти. Ну, я знаю? – может, в какой-то там лагерь. А на самом деле всех соберут, а после расстреляют...

– Как то есть – расстреляют? – ничего не понимая, повторила она. – За что?

– За то, шё евреи, вот за шё, – сказал Попандопуло.

– Господи, что за ерунда! Кто это вам сказал такую нелепость?

– Кто, кто! Неважно, кто. Капитан Ионеску сказал, ну!

– Типичный шулер. Вы все еще с ним встречаетесь? Ох, Георгий Аристархович...

– Ша, Танечка! – Попандопуло поднял ладонь. – За это мы говорить давайте не будем. Приказ уже заготовлен, это точно.

– Но не может же этого быть, поймите, чтобы человека расстреляли просто за то, что родился евреем, а не немцем или не папуасом! Ну бред же самый форменный, Георгий Аристархович!

– Ах, Танечка, шё мы вообще знаем, – пессимистически сказал Попандопуло. – И шё вообще в наше время бред или не бред? Немцы на Днепре – бред? А румынские босяки в данный момент гуляют по Дерибасовской, – это не бред? И потом, я не говорю, шё этих евреев так-таки и расстреляют... Может, и нет. Может, их куда вывезут. Только отсюдова их уберут, Танечка, это точно. Приказ будет расклеен не сегодня завтра. Теперь вот шё...

Он пососал приклеившуюся к нижней губе погасшую сигарету, не отрывая глаз от разложенных по столу квитанций. Только теперь Таня увидела, что это все – копии расписок в приеме вещей на комиссию.

– ...вот шё, Танечка, золотце... У нас тут есть барахло, сданное евреями, поглядите-ка сюда... Беркович, Коцюбинского, двадцать... Может, помните, был такой профессор Беркович, перед самой войной умер... Верно, вдова, а может и сестра, – неудобно было спросить, пожилая такая дама. Потом вот... Аронсон, Бровман... Вы мне скажите: на шё эти люди надеялись – с такими фамилиями?.. Или вот – мадам Меерович! Это же с ума сойти, с такой фамилией не эвакуироваться...

– Как будто так легко было эвакуироваться!

– Я не говорю, шё легко...

– Если человек работал, он еще мог надеяться получить эвакуационный лист. А пенсионеры или учащиеся...

– Знаю, золотце, знаю... Меерович, Профсоюзный переулок, дом три, – где это может быть, вы не знаете?

– Профсоюзный? Понятия не имею.

– Придется, золотце, порасспрашивать...

– Вы хотите туда пойти? Зачем?

– Вам, золотце, вам придется сходить, – сказал Попандопуло. – Вот по этим адресам – тут на каждой квитанции указано. Если, конечно, вы не против; заставлять вас на такое дело я не могу...

– А... для чего, собственно? – помолчав, спросила Таня.

– Отдать деньги, это одно. И потом, нужно им все-таки намекнуть за этот приказ. А? Вы как считаете?

Попандопуло закурил новую сигарету и испытующе уставился на Таню.

– Ну, в общем... конечно.