Улика на память

– Глебыч, ты здесь?

– Все нормально, только глаза щипит.

На я крыше долго кашлял, согнувшись пополам. Из металлического люка пробивался белый дым, этот же дым, только уже объемными серыми клубами, вырывался из оконных проемов.

Димон толкнул дверь, ведущую на чердак соседнего подъезда, нагнулся, потянул ручку металлического люка.

– Он закрыт! Глебыч, люк закрыт.

– Есть ещё третий подъезд, – я добежал по крыше до невысокого чердачного домика, открыл дверь, протянул руку к проржавевшей ручке люка.

Удача от нас отвернулась – люк не двинулся с места.

– Что у тебя?

– Засада!

– Димка, – расплакалась Люська, – мы в ловушке. Что делать?

– Не паникуй, Люсь, – Димон подошел к краю крыши, посмотрел вниз.

– Собрался прыгать?

– Нам повезло, к торцу дома примыкает ещё одно здание. Здесь лестница.

– Дим, я боюсь.

– Ты главное, не смотри вниз, крепче держись за прутья и спускайся.

– А если оступлюсь?

– Не оступишься.

– Глеб…

– У нас нет выбора. Я спущусь первый, подстрахую тебя внизу.

Перешагнув низкое ограждение, я схватился за поручень, начав спускаться на крышу соседнего здания. Страха не испытывал, только волнение и гнев. Высоты я не боюсь с детства, не раз приходилось лазить с пацанами на крыши школ и детских садов. Да и на крышах высотных домов мы часто зависали в детстве. Сейчас переживал за Люську. Она хоть и не из робкого десятка, но после увиденного пребывает не в форме. Стоит, плачет. Очень редко я видел Люську плачущей, и скажу честно, такой она мне не нравится.

Когда слезы льет Алиса – другое дело. Она пессимистка по жизни, может расплакаться от жалости к бездомному котенку, часто всхлипывает, когда мы сидим в киношке и смотрим какую-нибудь мелодраматическую фигню. Люська – стопроцентная оптимистка, у неё сильный, несгибаемый характер. И вот она плачет. А когда плачет сильный человек, это напрягает.

Спрыгнув на покрытую ржавыми жестяными листами крышу, я поднял голову. Люська смотрела вниз, не решаясь переступить через ограждение.

– Не смотри, – крикнул я ей. – Не смотри вниз.

– У меня не получится.

– Здесь не так высоко. Всего два этажа. Постарайся.

Люська исчезла. Прошла минута, вторая. Я занервничал.

– Где вы там?

Появилась голова Димона.

– Сейчас, Глебыч.

Дрожащей рукой Люська сжала поручень, перешагнула через ограждение и, стараясь не смотреть вниз, поставила ногу на лестничную перекладину.

– Аккуратно, – слышал я голос Димона. – Опускай ногу и меняй положение одной руки.

Над домом появилась густая дымовая завеса. Ощутимо пахло горелой резиной, проводами, воздух был едким, горячим. Першило в горле, опять слезились глаза.

Добежав по покатой крыши до края, я с жалостью посмотрел на Люську.

– Что там? – спросила она, уловив в моем взгляде тревогу.

– Придется снова спускаться по лестнице.

Держа Димона за руку, Люську приблизилась к краю крыши, посмотрела вниз. Потом обернулась, взгляд наткнулся на дымовой туман.

– Я начну спускаться первая.

– Уверена?

– Да.

– Нет, Люсь, лестница может быть шаткой, её надо проверить.

– Вот я её и проверю.

– Слушай, не спорь.

– Димон, пусть спускается, – я знаком показал ему, чтобы он не спорил.

У Люськи открылось второе дыхание, я понял это по блеску в глазах, по плотно сжатым губам, по пульсирующей на шее жилке.

Действуя более уверенно и слажено, Люська спустилась вниз, махнув мне рукой.

– Димон, погнали.

Уже стоя на сухой потрескавшейся земле, я ощутил, как сильно колотится сердце. Его стук отдавался в ушах, пульсировал в висках и горле.

– Жаль домик, но его участь была предрешена.

– Плевать на дом, Димка. Хрома убили. Мы находились рядом и бездействовали.

– Приди в себя, чем мы могли ему помочь?