Нигде

…Через час они ехали на машине вдоль раскинувшихся по обе стороны пустынной дороги полей, заросших голубыми цветами вперемешку с настырным тысячелистником и ромашкой. Ветер гнул высокую траву, и поле превращалось в сине-желто-белое море, чьи волны, налетая друг на друга, создавали ощущение бесконечного простора и легкости.

Эмма сидела на переднем сидении, смотрела вперёд, размышляя о чём-то малопривлекательном. Время от времени, когда он бросал быстрые взгляды в её сторону, лишний раз убеждаясь, что в этой женщине прекрасно абсолютно всё, она едва заметно хмурила лоб. Ему нравился её профиль: точеный нос, правильной формы губы, невероятно длинные ресницы, – и даже сосредоточенность с которой Эмма сидела практически не шевелясь, и хмурила лоб, вызывала в нём исключительно положительные эмоции.

Эмма не слукавила, кафе действительно оказалось уютным. А когда они прошли в небольшое оформленное в стиле пятидесятых годов помещение с круглыми столиками, покрытыми бордовыми скатертями, у Германа возникло ощущения дежа-вю. Вроде где-то он уже видел такое кафе, сидел за одним из круглых столиков, пил кофе и разговаривал с красивой женщиной.

Пока они усаживались за крайний столик у окна, память выдала правильный ответ. В точности такое же кафе он описал в своем четвертом романе. Однако, какое неожиданное совпадение.

Вскоре они сделали заказ: кофе, круасаны, сырные булочки и апельсиновый сок.

Чуть погодя Герман поинтересовался семейным положением Эммы.

Прежде чем ответить, она долго молчала, затем развязно и небрежно ответила вопросом на вопрос:

– А разве это важно?

– Для меня да, – он скомкал в руках салфетку, потянувшись за круасаном.

– Мы же не дети, правда? – осторожно, но в тоже время твердо спросила Эмма. – У каждого из нас своя жизнь, свои проблемы, своё прошлое и настоящее.

– По-моему, ты уходишь от ответа.

– Да нет, – она махнула рукой и быстро провела указательным пальцем по ободку фарфоровой чашки. – Только зачем ты интересуешься моим семейным статусом, что это изменит?

– Хочу узнать тебя получше, – полушутя полусерьезно сказал Герман.

– Мне казалось, прошлой ночью я открыла тебе все свои тайны.

– Это были не те тайны, – улыбнулся он краешком губ. – Расскажи о себе.

– Родилась, живу и когда-нибудь умру. Это вкратце.

– Мрачноватая биография.

– Ты считаешь, – засмеялась Эмма. – Знаешь, я не люблю рассказывать о себе, наверное, не умею, из меня плохая рассказчица.

– Обещаю, буду стоически держаться, если ты начнешь заикаться, путать имена и даты.

– Ладно, я готова отчитаться, – она равнодушно пожала плечами, посмотрев на него ироничным взглядом. – Значит, воспитывал меня отец, мать свою я не помню, она сбежала от нас вскоре после моего рождения. Жили мы в деревне, откуда я сбежала при первой же возможности.

– Сбежала куда?

– К людям, – засмеялась Эмма. – В город поехала. Жила в коммуналке у троюродной тётки отца.

– А что было потом? – допытывался он.

– Потом мне исполнилось восемнадцать, и я вышла замуж.

– И кем он был?

– Богатым! – последовал резкий ответ. – Он был богатым и этим всё сказано. Я его не любила, его невозможно было любить, он… Как бы тебе сказать, – Эмма стала заламывать себе пальцы. – Он был намного старше меня. Ему перевалило за шестьдесят. Хочешь жить, умей вертеться. Я тогда очень хотела жить в городе, красиво жить, ни в чём себе не отказывая. Разумеется, и вертеться приходилось, будь здоров.

– И долго вы прожили вместе?

– Мы до сих пор женаты. Сейчас он старик, но продолжает уверять, что любит меня. В принципе всё. Теперь ты удовлетворил своё писательское любопытство?

– Не совсем, ты не сказала…

– Может, на сегодня хватит разговоров, и ты вспомнишь, что тебя ждет сюрприз?

– Возможно, – уклончиво ответил он. – Что я для этого должен сделать?

– Для начала добраться до сюрприза. Здесь недалеко. Поехали?

– Поехали.

Машину, по настоянию Эммы, они оставили возле первого деревенского дома. По узкой дороге, вдоль заборов и калиток, пошли пешком. Деревня пустовала, казалось, на время их приезда её обитатели тактично удалились.

Эмма держала его под руку, ведя в сторону высокого амбара.

– Мы идём в амбар? – недоверчиво спросил он, ожидая подвоха.

– Это не совсем амбар, вернее, его сейчас используют не по назначению.