Двое

Подумав, переместил стул к окну и сел полюбоваться прекрасным весенним деньком.

Картина происходящего за окном изменилась кардинальным образом – место унылой слякотности ранней весны занял бодрый погожий денек настоящего весеннего безумства.

Яркое солнце ласкало своими лучиками мокрую землю, а та, с благодарностью принимая знаки внимания своего партнера, всеми силами старалась показать, что готова к вечному действию возрождения и стремится отдать каждому желающему живительные соки, накопившиеся за время длинного зимнего упокоения.

Егор, разомлевший от весеннего восторга, не сразу заметил, что в доме начали твориться странные вещи.

Таинственные шорохи, тихий шепоток, едва слышные звуки шагов, скрип открываемого дверного замка не остались без внимания.

Движение воздуха от перемещения довольно внушительного существа заставило его оглянуться.

Странно, но дом вдруг оказался наполнен массой людей, и Егор этому почему-то не удивлялся. Не зря ведь ему мерещился плакат с надписью «Добро пожаловать». Видать, просмотрел-таки плакатик, вот теперь и собрались все эти люди. Правда, непонятно, по какому поводу.

Люди тоже не обращали совершенно никакого внимания на хозяина дома, но засиживаться в помещениях явно не собирались. Они, как тени, бесшумно перемещались, иногда собираясь в группы, словно для консультаций, и тут же исчезали, перемещаясь на второй мансардный этаж или проявляясь на территории сада.

Это не было похоже на беспорядочное движение – все явно происходило по неизвестному для Егора загадочному плану, и руководство перемещениями, судя по их направлениям, осуществлялось со второго, мансардного этажа.

Обходя спешащих куда-то незнакомых ему людей, Егор осторожно поднялся наверх и заглянул в щелочку двери кабинета.

За его рабочим столом, на котором стояли бутылка вина и наполненные бокалы, спиной к нему расположились несколько женщин.

Что-то очень знакомое, близкое и до боли родное было в очертании их фигур.

Егор прислушался к разговору и обомлел: женщины обсуждали вопрос разбивки сада – его Небесного Сада. Причем – именно по нарисованному им самим плану, по-прежнему висевшему на стене.

А еще через мгновение он узнал их по голосам – это были мамины приятельницы времен его детских лет.

Точно так же, как в детстве, он решил тайком понаблюдать за компанией, собравшейся не на маленькой кухоньке, как раньше, а в его большом кабинете. И подсматривал он не через отверстие, образовавшееся от выпавшего сучка, а через неплотно прикрытую дверь.

То, что давно умершие мамины приятельницы собрались в его доме, его тоже почему-то не удивляло.

Он перекрестился, но не по призыву души, а так, по инерции, на всякий случай. Верующим человеком Егор никогда не был и никогда не задумывался о тайне жизни и смерти.

Просто жил и жил себе – плыл по медленной реке жизни в неизвестном направлении по течению, как многие.

Житейская суета вытесняет мысли о том, что будет, когда придет конец. Люди бессознательно сами бегут от размышлений о смерти, заполняя мозг ненужной информацией, развлечениями, страстями, тяжелой работой, безмерным потреблением.

Но иногда у каждого из нас нет-нет, да и защемит где-то там – около сердца. Чаще, когда прострелит мысль, что скоро все останется, только меня, любимого, не будет во всем этом земном великолепии.

И все! Тут же возникают мысли о страшной могиле, обезображенном теле… Жалко себя, любимого, до слез!

А про душу никто и не думает, что в ней?

Кто ее видел? И в сказки о вечном суде верится с трудом – какие у меня грехи? Живу, как все – не хуже и не лучше. Не убиваю, а если и приворовываю, то понемногу, все так делают.