Музыка для богатых

– Так это когда было!.. – совершенно не смутившись, пожал плечами Циммершлюз – Знаешь, в 41-м, когда немцы под Москвой стояли, Сталин на Совете Обороны сказал – это даже в документах есть! – «Ленин оставил нам государство трудящихся, а мы его просрали». Вот и с миром та же картина. Только срали гораздо дольше и безнаказанней…

– И что же делать? – совсем, как ребенок, спросил Никита.

– Во первых – заходить с другого конца…

– Это как? – сама фраза «заходить с другого конца» вызвала в нем короткую остаточную судорогу.

– Думать не о том, что ты можешь дать этому, как ты выразился, миру, а что он может тебе дать? В смысле – чем он может сделать тебя хоть немного счастливее? Из того, что у него есть, конечно…

Никита подсознательно бросил взгляд на закрытый бардачок.

– Я не об этом – покачал головой Марик – Это – вспомогательная ценность, а я говорю о базовых…

– Базовых мир мне точно не даст – уверенно покачал головой Никита – Ему меня размазать проще. И намного дешевле…

– Верно – спокойно согласился Марик – С формальной логикой у тебя хорошо. Но все-таки – ты сам-то знаешь, что тебе нужно, чтобы жить счастливо? Можешь хоть примерно сформулировать?

Никита задумался, глядя в лобовое стекло. Проспект впереди чуть изгибался, уходя вверх, и огни ползущих машин на горизонте красиво сливались в две широкие яркие ленты – рубиновую и встречную – золотую. Картина была завораживающей, и сама мысль о том, что нужно напрягаться и что – то формулировать, показалась Никите невыносимой.

– Ладно, понимаю, ты сейчас на нерве, и все такое… – вздохнул Циммершлюз – Давай так. Поживешь несколько дней в здоровой обстановке, поешь икры, рябчиков, попьешь дорогого коньяку, а потом поговорим… Еще раз повторяю – тебя это ни к чему не обязывает, ясно?

– Так не бывает, Марк Аронович – вяло возразил Никита, чувствуя веселое безразличие к собственной судьбе и сам удивляясь тому, как покорно он едет с каким – то очень подозрительным евреем в московскую ночь, не испытывая ни страха, ни дурных предчувствий.

– Как видишь – бывает… – задумчиво возразил загадочный Марик – И хватит называть меня Марком Ароновичем, я тебе в отцы не гожусь. Хотя и начал сексуальную жизнь в одиннадцать лет… – он вдруг вздохнул со сладкой грустью, и его небритое лицо просветлело – С лучшей в мире девочкой по имени Манана…

Когда они вошли в чистый и просторный лифт, на серебристых стенках которого не было нацарапано ни одного матерного слова, Никита совсем не удивился. Потому что до этого уже были въезд в огромный двор, защищенный механическим шлагбаумом и хмурым, похожим на фашиста, автоматчиком, расчерченная асфальтированная парковка (ничего, дешевле «Вольво» последней модели, Никита на ней не разглядел, как ни старался), и огромный, как школьный спортзал, вестибюль, где их встретила консьержка – не заспанная лимитчица в мятом ватнике, а неестественно бодрая и приветливая женщина в строгом деловом костюме с бэйджиком, похожая на начальника отдела крупной фирмы.

Дело происходило в одном из трех круглых небоскребов, которые загадочными золотистыми башнями уходили в небо совсем недалеко от центра. Никите всегда было интересно узнать, кто живет в таких домах.

«Теперь ясно, Марики Циммершлюзы – с усталой обидой подумал он – И еще, возможно, их папы Ароны…»

– Нам на какой? – спросил он, отметив, что всего этажей было двадцать пять.

– Нам – на самый правильный – Марик мягко отстранил его от сверкающей панели, выудил уз кармана крохотный ключик, вставил его в почти незаметную замочную скважину и нажал на самую верхнюю кнопку, около которой вообще не было номера – Пентхауз – слышал такое слово?

– Слышал. Кажется, есть такой журнал для богатых…

– Журналы для богатых – это «Форбс» и «Вэнити Фэйр» – поправил его Циммершлюз – А «Пентхауз» наоборот, читают те, кто богатых ненавидит и одновременно им завидует. Не путай, а то еще опозоришься…

Никита хотел казать что-нибудь интеллигентно – язвительное, но, пока придумывал – что именно, лифт, мягко затормозив, остановился, и его двери беззвучно раздвинулись.

– Добро пожаловать – тепло произнес Марик.

– Спаси…бо – пробормотал Никита, выходя из кабины и потрясенно оглядываясь по сторонам.

За дверями лифта оказалась не лестничная площадка, как можно было ожидать, а совершенно невообразимое помещение. Мягко освещенный широкий коридор с красивыми дубовыми дверями изгибался и явно шел по круглому периметру всего небоскреба. А в центре возвышалось нечто, похожее одновременно на реактор звездолета и на циклопических размеров высокую таблетку. Но главное – в помещении не было привычного потолка, лишь где-то там, высоко над головой, мерцали и пульсировали в полумраке неестественно огромные звезды.

– Ничего, привыкнешь – сказал Марик – Мне поначалу самому не очень уютно было.

– А вы… вы что, здесь живете? – недоверчиво спросил Никита.

– Ну да. Ночую, во всяком случае. Одним словом, это все – мое, так что чувствуй себя, как дома…

Для одного дня впечатлений было слишком много, и Никита почувствовал, как ноги становятся ватными, а происходящее утрачивает последние черты реальности. Вдобавок, начала сильно кружиться голова, и он, попятившись, забормотал:

– Марк Ароно… Марик, вы меня извините, я не хочу показаться неблагодарным… Честное слово… Но, знаете, я, наверное, не смогу…

– Слушай, только не начинай опять, ладно, очень тебя прошу… – измученно поморщился Циммершлюз – Я же обещал – силой тебя никто держать не станет, а пожить пару дней, прийти в себя… Это что, так трудно, я не понимаю?

– Но вам – то это зачем нужно? – с искренним недоумением воскликнул Никита, и вдруг, резко отпрянул к стене, чувствуя, как лоб его за долю секунды покрылся росой ужаса – горячими и липкими бусинами пота.

– Там кто – то есть… – сглотнув слюну, хрипло прошептал он.

Откуда – то сверху, словно прямо со звездного неба, стали доноситься громкие голоса.

Марик сокрушенно вздохнул.

– Знаешь, Никита, ты бы все-таки поменьше нюхал. Серьезно, не твое это… Тебе сейчас полстакана виски не помешает. Под икорочку. Заодно и с соседями познакомишься… Только сначала давай с комнатой определимся, ладно?

– С какой комнатой? – не понял вконец оторопевший Никита.

– С твоей, с какой же еще… – терпеливо ответил Марик – Понимаешь, их у меня восемь, а заняты только четыре, так что есть возможность выбрать. Правда, если честно, большой разницы нет, они все одинаковые… Но зато окна в разные стороны выходят! Ты – парень творческий, ночной, закатом любоваться хочешь?…

* * *

Комната на самом деле была не комнатой, а роскошной четырехкомнатной квартирой с огромной гостиной, немного напоминавшей президентский люкс, который певец Баклан занимал в лондонском «Сент Джеймсе». Только не было батарей пустых бутылок по углам, беспорядочно разбросанного повсюду женского белья, забитых окурками пепельниц и наспех замытого рвотного пятна на шторе. Наоборот – чистота была неестественной. Абсолютной.

Сбрасывая куртку, Никита нащупал в кармане подаренный пакетик, но вдруг на удивление ясно понял, что хочется ему не кокаина, а именно стакан виски. И еще больше – икры. Вполне возможно, загадочный Циммершлюз, как многие жулики и маньяки, был, кроме всего прочего, немного гипнотизером.

Уже готовясь выйти в коридор, Никита щелкнул выключателем у двери и вдруг замер. Затем, все еще не веря своим глазам, медленно подошел к огромному, во всю стену гостиной, окну.

Это было потрясающе. Это было чудом. Высота рождала ощущение, которое наступает в заходящем на посадку самолете, и Москва внизу, сверкающая, бесконечная, фантастическая, была красивее всего на свете. На нее можно было смотреть бесконечно, как на огонь костра, только она была еще живей и величественней.

«Как же хорошо, что я здесь – вдруг подумал Никита, четко осознавая, что это чувство – не глюк и не фантом кокаинового отходняка, а что-то совсем иное, огромное, настоящее и пронзительное, как музыка – Нет, в самом деле… Даже если это все ловушка (а так оно, наверняка, и есть), даже если это моя последняя ночь на земле, то как же хорошо, что я здесь… Я же так и мог умереть, ненавидя этот свирепый пыльный город. Я знал, что он – самый дорогой, самый безжалостный, самый крутой, самый всякий… Но только сейчас понял, что он – самый прекрасный… И оказывается, это неправда, что в нем не видно звезд. Еще как видно! Просто – не всем…

Лестницу, по кругу взбирающуюся на сооружение в центре пентхауза, Никита нашел легко. Она была покатой, удобной и совсем не космической, даже наоборот – сделанной из темного лакированного дерева, под старину. Чем выше он поднимался, тем яснее и четче были слышны разговоры тех, кого Марик назвал «соседями». Разговаривали двое. Третий голос не то бурчал, не то тихо напевал что-то. Марика там явно не было, и это заставило Никиту малодушно притормозить, прижавшись к стене и прислушиваясь к странным текстам, доносящимся сверху.

– А я тебе говорю – он уже заметил меня! – громко и хрипловато настаивала женщина с очень заметным акцентом – Он уже совсем близко! Я…я даже дыхание его чувствую, если хочешь знать!..

– Дурой не будь, да? – раздалось в ответ – Дыхание она чувствует…Вроде – нормальная баба, чистоплотная, хозяйственная, кончаешь полноценно, а с этим своим Копейкиным прямо мозгами поехала!

У мужчины голос был молодым, уверенным и чуть нагловатым, как у пехотного лейтенанта.

– Вот так всегда, йоб твою мать! – искренне возмутилась невидимая женщина – Как только мечта, цель всей жизни, становится достижимой, обязательно находится куча мудаков, которые хотят превратить ее в говно, растоптать, унизить…

– Да я о тебе пекусь, дура-лошадь – голос ее собеседника стал мягче, но не утратил напора – Ты же мне практически – как сестра… Ну, не то, чтобы… В общем, сама понимаешь… И потом, я же не просто так говорю! Мы как раз на последнем собрании в этот вопрос ясность вносили!

– И какую это, интересно знать, ясность, вы вносили на своем долбанном собрании?!..