Обалдевшему Никите в голову вдруг пришла спасительная мысль, что одноклассник шутит.
– Слушай, хватит прикалываться. Я же с тобой серьезно говорю…
– А если серьезно – Микерин чуть перегнулся через стол и глаза его стали похожими на две железные пуговицы – то от вас, провинциалов, все зло… Зло и нарушение мирового порядка. Понял, нет? Вот я, как любой цивилизованный человек, чтобы к своим доходам ноль приписать, у слона отсосу, понял?…
– У какого слона?… – прошептал Никита, испуганно сглатывая.
– У африканского, блядь – зло отчеканил Микерин – Или у индийского, мне пофиг!.. Хотя, нет, постой – он на миг задумался – не то, чтобы совсем пофиг, какой-то из них реально крупнее…Я забыл, какой…
Возникла пауза. Микерин, наверное, вспоминал картинки из школьного учебника, а Никиту вдруг, несмотря на выпитую водку и уют трактира, накрыла такая пронзительная волна жалости к себе, действительному слабому и провинциально-беззащитному в мире людей, готовых ради дела отсосать у слона, что он почувствовал, что сейчас заплачет. Оглушительный вираж его судьбы – гастроли, чужие столицы, слепящие прожектора сцен, толпы красивых бесстыжих девок, съемки клипов и запредельно буйные пьянки в гостиницах – все это показалось ему в эту минуту видением – нервным, совершенно нереальным и коротким, как сон в электричке. К нему, Никите, эти два года точно не могли иметь отношения, сейчас это было совершенно ясно, поэтому больше всего на свете он захотел оказаться в родной Твери, в их с бабушкой старом деревянном доме на улице Карла Маркса, упасть на большую пуховую постель и спать, спать, спать… А проснувшись, выйти в запущенный осенний палисад прежним Никитой – осиротевшим, проклятым и горестно-спокойным…
– Точно! – Микерин хлопнул ладонью по столу так, что пустой графин подпрыгнул и чуть не опрокинулся – Африканские больше!.. Они же в этих, в джунглях тусуются, на воле… – он посмотрел на часы и решительно сунул руку в задний карман – Ну что, жопу свою драгоценную отогрел? Пора на воздух…
В его руке появилась толстая и упругая, как половина батона, пачка пятисотрублевок. Никита знал об этой последней столичной моде – хранить в бумажнике только евро и кредитки, а рубли небрежно носить в кармане – причем в неимоверном количестве и только крупными купюрами. Ему объяснили, что так легче всего одновременно продемонстрировать и презрение к родной валюте, и свои финансовые возможности.
– Так, двести рублей сюда… – хрипло прогремело совсем рядом. Никита и Микерин подняли глаза. Над их столиком, заслонив собой мир, застыл тот самый огромный афганец с нетронутой бутылочкой колы в обветренном кулаке. У афганца было небритое лицо спившегося супермена и полные спокойной ярости глаза. Еще от него остро пахло клеем «Момент», а из – под бушлата выглядывал край грязного пластикового пакета из магазина «GAP».
«Вот тебе и котенок…» – с тоской подумал Никита.
– Причем без вариантов – прорычал афганец – Не то удавлю. Обоих…
– Спокойно, военный – Микерин почти весело протянул афганцу купюру – Какие проблемы? Что мы, контра? Получите…
– Спасибо не говорю – так же злобно прохрипел афганец – Не обязан… Потому как чтобы вы сегодня могли спокойно слонов ебать, я полтора года порожняк из Кабула на восьмой километр перегонял, ясно?…
… На улице было свежо и приятно, как бывает только короткой московской осенью. Пахло бензином, дорогими парфумами и помойкой.
Микерин посмотрел на часы.
– Ладно, Никита’, давай что – то с тобой решать, а то у меня еще дела…
Никита пожал плечами.
– А что тут решать? Мне бы денег, сам понимаешь… Тысячу – две. Рублей, в смысле… – торопливо уточнил он – Я, конечно, верну…
Тут же он ощутил в ладони приятную шершавость.
– Тыщу – две получи сразу. И можешь не отдавать, больше пропиваем. Только знаешь… – Микерин вдруг замялся, и Никите показалось, что тот действительно озабочен – Если ты собрался себя заживо в тверской халабуде похоронить, то я тебе не помощник…
– В смысле – деньги вернуть?
– В смысле – мудаком не быть! – Микерин сердито шмыгнул носом и закурил – Ты там через год повесишься, а я виноват буду!..
– Микеша, дорогой – от волнения Никита даже вспомнил школьную кличку приятеля – Ты обо мне многого не знаешь, правда… И рассказывать долго…
– Вот только не надо мне ничего рассказывать, у меня своего геморроя по гланды! Я и без этого знаю, что ты там заживо трупной плесенью покроешься. Причем очень быстро…
– Почему?
– Да потому, что ты уже жил, как человек! С бабками, с хорошей тачкой, с кайфом… Кстати, о кайфе, тебе кокаину отсыпать? У меня есть немного…
– Да – не задумываясь, отозвался Никита. Первое, чему научил его поп – звезда Баклан – никогда не отказываться от шаровой наркоты. Навык прижился.
– Только он, зараза, разбодяженный, хоть простуду лечи – виновато проговорил Микерин выуживая из кармана пластмассовый тубус от шипучего аспирина – Совсем обнаглели, гады! Сталина на них нет… Подержи – он протянул Никите не очень свежий аптечный пакетик и бережно открыл тубус – Живем, блядь, в самом дорогом городе мира, а кокаин – как в Гондурасе…
С минуту – пока белая магия перетекала из одной тары в другую – оба собранно молчали. Порошка в пакетике оказалось больше, чем Никита ожидал.
– Спасибо, Микеша – растроганно сказал он.
– На здоровье – Микерин уверенным коротким движением закрыл тубус и сунул в карман – Понимаешь, это – как в природе. Я по «Энимал плэнет» смотрел… Оказывается, если тигр хоть раз человека сожрал – аллес, на всяких там сусликов и смотреть не хочет. Категорически. Даже с голодухи. Переселяется поближе к деревне, караулит день и ночь, ждет, пока кто – нибудь из аграриев зазевается… Что интересно – их, тигров этих, обычно мочат, а тут австралийцы одного живьем поймали. И поселили, ясное дело, в заповедник. А там такое животноводство – ну жри-зажрись. Только с человечиной перебои – туристов на бронированных «Нисанах» возят, и то редко. Так что ты думаешь? Месяца не прошло – сдох!.. С ботаникой, брат, не поспоришь. Наука…
– Получается, мы здесь, в Москве, все – людоеды? – невесело спросил Никита.
– А то ты сам не знаешь… – пожал плечами Микерин – Ты мне лучше скажи – у тебя жилье есть?
Никита вспомнил угрюмую неоплаченную комнатуху, вонь гниющего подъезда, ледяное дыхание призрака в туалете и неуверенно ответил:
– Есть.
– Понятно. Нету – бодро подытожил Микерин – Ладно, не парься, у меня, кажется, идея появилась…
Он вынул из кармана безумно дорогой сотовый и коротко нажав кнопку, приложил ее к уху.
– Алло, Марик, это я…
Больше Никита ничего не услышал, потому что одноклассник, продолжая разговор, растворился в сумерках, отойдя метров на тридцать, к подземному переходу. При этом было ясно, что с его стороны это – не хамство, а скорее деликатность, но Никита все – равно почему-то обиделся. И еще загрустил.
«Ну вот, еще одно чудо» – думал он, глядя на плывущий мимо поток москвичей, которых освещение дело похожими на серо-золотистые тени – «А что толку? Нет, серьезно, какой толк от чуда, если ему положено радоваться, а никакой радости и близко нет?…»
Почти сразу ему стало стыдно.
«Прости меня, Господи» – уныло подумал он – «Я, конечно же, неблагодарная свинья… И по отношению к Тебе, и по отношению к Микеше, которого Ты мне послал. Вон он как со мной возится. Накормил, дал денег. Даже кокаину отсыпал… А ведь мы в школе даже не особенно дружили…»
В ту же секунду, как кокаин всплыл в памяти, его захотелось употребить. Причем остро. Никита даже сунул руку в карман, нащупал пакетик, но так и не решился его достать.
«Что же я за тварь дрожащая?» – привычно спросил он сам себя – «Не умею быть счастливым даже когда мне насыпают мешочек счастья легко и задаром! Прямо проклятие какое – то…»
И тут же понял, что не какое – то, а то самое – давнее, майское, надмогильное, пахнущее весенним полнолунием и вечностью… И сразу успокоился.
Микерин уже бодро шагал к нему.
– Значит, так, слушай внимательно, потому что мне нужно на встречу бежать. Стой здесь, никуда не уходи. Замерзнешь – заскочи в трактир, выпей водки. Но потом сразу выходи, потому что человек сюда подъедет. Его, кажется, Мариком зовут. Да не стой ты грустный, как Пиноккио, все будет ништяк, вот увидишь!..
– Почему – как Пиноккио? – удивленно спросил Никита, хотя собирался спросить совсем о другом – кто приедет, и, собственно, зачем.
– Верно, спутал! – Микерин хлопнул его ладонью по плечу – Не Пиноккио, этот… Другой, которой с Бурантиной тусовался!.. Ну, ныл еще все время…Как его? Тоже не помнишь?
– Пьеро?… – неуверенно подсказал Никита. Быть похожим на унылого клоуна ему совсем не хотелось.