– Нет, товарищ сержант. Главное правило соревнований – победить надо так, чтоб все поняли, кто победил и не смогли присудить победу противнику. А даже если назначат победителем другого, пусть этот другой потом ссытся, глядя на свою медаль.
– А что, так бывает?
– Всяко бывает. Плевать. Победа не по правилам – это победа. Мертвецы апелляций не пишут.
– Жорж, ты страшный человек. – Черновалюк наконец-то понял, что я страшный. Это правильно. Бей своих, чтоб чужие боялись.
Эх, жалко, что всего по одному патрону на бойца выходило. Получилось, как в Отечественную с Мосинками – один залп, гранаты и в штыковую атаку. Зато ничего придумывать не надо, всё выдумано до нас.
А вот и наш старлей Завгороднев. Это сучок ждал свой взвод на позиции противника как сука-перебежчик. Он точно знал, что наше путешествие закончится тут, посему решил не бить офицерские ножки, не топтать офицерские сапожки. Хотя отмазка у него была зачетная – мол, хотел оценить действия своего взвода в атаке, наблюдая с вражеской позиции. Так лучше видно эффективность действий и допущенные ошибки. Мне кажется, что очень справедливо поступил кусок неподсохшей земли, когда прилетел в грудак нашему командиру. И нехрен так орать, окоп неглубокий, упал он, видите ли. Там лету всего полтора метра. А в командира взвода противника никто не попал. Да он и не виноват, наши косорукие просто кидать точно не умеют.
Никто нас за неуставной вид не ругал, взводный вообще ничего продуктивного не сказал, только матерился. Сержант Глодан выделил ему двух солдатиков, чтоб отвели раненого в штабную палатку, носилок-то нет! Не подумайте, штыком никто его не колол, просто старлею не повезло, то ли вывих, то ли порвал связки голеностопа. Я как добрый самаритянин срочно стянул ему сапог, осмотрел ногу – да, уже начало опухать. Запасную портянку режем повдоль на бинт, тугая повязка восьмеркой. Так бы лед приложить или обоссать… но льда нет, а ссать на живого командира уже как-то за гранью. Добить, чтоб не мучился? Штыки у нас сильно не похожи на мизерикордии, ни о каком ударе милосердия таким клинком речи нет. Если только прикладом в висок? Не поймут, Азия-с. Я ему потом костыль выстругаю, пусть чувствует мою заботу. Короче, порекомендовал найти лед в ведерке с шампанским и отправил в штаб. Шучу, старлей бы не оценил заботу. А ведерок для шампанского я в промтоварах не видел, видимо традиция еще не вернулась в общество. Честно говоря, я в прошлом будущем и сам нечасто пользовался этим ведерком. Поставил в гостиной холодильник для вин с двумя температурными зонами, и бутылку между возлияниями убирал туда. Не так стильно, зато практично. Эх, после такой атаке у нас гусар принято как раз по шампанскому пройтись. Вместо этого нас построил командир взвода очкистов, разобрал атаку и отправил за имуществом и пленным. Пленного решили не наказывать, ему и так досталось. Ладно, хоть не описался никто от нашей атаки. Наш взвод годил гоголем. Оба сержанта радовались, что с командиром так удачно вышло – пока он оклемается, некоторые нюансы атаки уже забудутся. Больше всего их напрягал неуставной вид солдат без скаток, зато в раскраске.
А двадцать второй взвод вышел из леса уже к вечеру. Батарея ужинала, когда раздалось дружное «Ура!» и из леса выбежали потеряшки. Все смеялись.
Глава 5. Когда есть куда вернуться
Зная характер нашего ком. взвода только по косвенным признакам, предположу, что страдать он будет месяц или больше с полным отрывом от учебного процесса. Видимо, музей Николая Островского, доминанта города Шепетовки, посещалась им без должного тщания, не усматривается в комсомольце Завгороднем самоотреченности во имя революции и торжества социализма. Эдак доходит до двадцати семи в комсомольцах и в партию не попадет. А это удар по карьере, пока так считается. Никто не готов предположить, что империя погибнет. Даже я после своих выходок не готов предсказать дату. Вдруг опять на какую букашку наступлю, а букашка ключевая окажется как в прошлый раз? Гадостей серьезных от старлея не ожидаю, максимум нарядов тройку-пяток кинет сам или через сержантов. Но это надо с больничного выйти и на службу прийти. Да и вообще, может он и не свяжет историю со мной. Командовал не я. Кидал комель земли тоже не я. То есть я, но в общей куче и неприцельно. Так что скорее наши сержанты чуток пострадают, но они и не боятся, судя по их лицам. Очень всем развлекуха понравилась, особенно с травмированием взводного. А ежели будет наглеть сильно, я его приструню по комсомольской линии. Он еще не знает, «какой змея пригрел на свой волосатый грудь».
После ужина личное время и культурный досуг. Внезапно, оказалось, что развлекать нас приехали ученики какой-то местной школы, то ли шефы, то ли просто активисты из колхоза по соседству. Мне даже странно как грамотному в этом вопросе человеку показалось – конец июля, каникулы, все дети давно разъехались, где их нашли? Так или иначе, но была музыка, песни, пляски на лесной опушке, юмористические сценки. Когда предложили выступить желающим из числа бойцов, удивил трепач и балагур из опоздавшего двадцать второго. Мелкий парень одесской наружности с одесским же слегка гипертрофированным акцентом читал монолог Жванецкого, хорошо читал. Все смеялись и аплодировали, как и детям. Много ли надо солдату для счастья – покорми, песенку спой, спать уложи да не буди рано, он и счастлив. Только один штрих – не устраивайте солдату праздников, солдаты их терпеть не могут! Как говорится, солдату праздник что колхозной лошади свадьба. Шея в цветах, а задница в мыле. Хуже праздников в армии только спортивные праздники.
Ночуем в огромных палатках, предварительно прогретых тепловой пушкой. Большой плюс командирам, позаботились о ночевке, хотя ночи теплые. Хорошо! Всё-таки ужин из полевой кухни вкуснее, чем в столовой. Тут командиры кушают из одного котла с солдатами, закладку контролирует дежурный офицер, не замазанный в коррупционных схемах, так что сытость от гречки с тушенкой помогает примириться с лишениями и тяготами армейской службы. Вообще, есть такие подразделения, где солдаты предпочитают скитаться по лесам всю зиму и жить в палатках с буржуйками, нежели ночевать в холодных казармах и строиться каждый час. Я точно знаю.
Умываться с утра в речке – романтичный вариант. Особенно, если не всей батареей, не чистить зубы водой из реки и не задумываться о том, что в воде может плавать. С зубами ладно, из фляжки питьевой водой сполоснул. А в воду надо заходить поглубже, где не взбаламучена вода. А следующим солдатам еще глубже. Только не в сапогах, сапоги промокнут.
Обучение пользованию просто противогазом и ОЗК, бег в полной химзащите, Синеглазка как кульминация подготовки. Хотя по мне, лучше с Синеглазочкой десять минут в обнимку, чем в те же десять минут бега в ОЗК. Кстати, не все в неё поверили в нашем взводе. Заходим в химическую палатку отделениями в уже надетых противогазах. Все парни заранее убедились в их герметичности и правильно подобранном размере, клапаны на месте, пробки вынуты – вперед! Садимся на корточки в кружок вокруг стеклянной колбы с крышкой.
– Там хлорпикрин – хрюкает Черновалюк и вытаскивает пробку. – У всех всё в порядке? Значит молодцы, противогазы носить умеете.
– Да это вода простая, никакого газа в палатке нет. Нас разводят! – хрюканье сбоку.
– Кто-то еще так думает? Угу? Разрешаю снять противогазы всем желающим.
Как же я люблю наших педагогов с лычками, Олегу надо в детском саду работать с его умением общаться с детишками. Двое юных героев, убаюканные обертонами сержантского благодушного хрюканья снимают противогазы. Какие красивые глаза, такие синие и большие, словно в мультиках-анимэ! Выводим новоиспеченных Кагаяму и Наруто, или как их обычно зовут в мультфильмах, из палатки даем дышать воздухом. Восхитительное, скажу я вам удовольствие подышать, лучше всех это знает рядовой, пробежавший трешку в противогазе или наши Наруто и второй. Но они еще не дошли до стадии радости, пока они просто плачут. Скупые мужские слезы потоком льются из глаз, не надо стесняться, мужчины тоже плачут. Особенно после слезоточивого газа. Теперь весь взвод в курсе, насколько эффективен противогаз, почему хлорпикрин называют Синеглазкой, какая сволочь этот Черновалюк.
Обратно едем как белые люди, если белые люди предпочитают передвигаться в грузовых Уралах без тентов, зато с лавочками. У меня весьма козырное место в передней части кузова, практически над кабиной. Рядом сидит незнакомый лысеющий капитан, фуражку бережет, в руках держит. Это правильно, фуражка не шлем, летает высоко. С какой-то радости его проперло на философию, я и поддержать могу разговор, чай тоже философ. Как Хома Брут.
– Молодой ты еще, солдат, служить тебе еще и служить, пока не постигнешь премудрости армейской службы.
– Ну, это как посмотреть.
– А как не смотри, дух ты еще. Или есть что возразить?
– Если готовы услышать мою точку зрения, то могу, еще как могу. – Скорость небольшая в колонне, не более пятидесяти км в час, беседе ничто не мешает.
– Валяй, возражай.
– Мне служить до дембеля осталось полтора года. А вам лет десять, не меньше. Так кто из нас дух?
Немая пауза, видимо, к разговору прислушивались все сидящие рядом. Солдаты старательно не засмеялись. Офицер сначала не нашел, что ответить, а потом тактически грамотно замолчал. Да уж, умею я душевно общаться, всегда супруга подчеркивала мою высочайшую тактичность. А он первый начал, не я. Чтоб качественно морально унижать собеседника, надо обладать высокой моралью. Как у меня.
Это альпийские стрелки из анекдота по возвращении домой сначала отдают супружеский долг, а потом снимают лыжи. У нас сначала надо почистить сапоги, их вообще есть смысл чистить в любую свободную минуту. Сапоги – лицо солдата как говорится. Самые дрищеватые бойцы в нашем взводе ухитряются носить сапожную щетку за голенищем. Как так, у меня икры в голенища еле-еле залазят, аж больно в первую минуту. А тут целая щетка… А уже после сапог идет автомат. Мы не мотострелки, здесь нет культа оружия в его сакральном понимании. Бойцы ПВО не автоматом воюют.
Поэтому чистка назначена на следующий день после возвращения в казарму. И вот на середину расположения выставляется канистра с маслом, выкатывается круг обтирочной бумаги, народ раскладывается кто на полу, кто на табуретке… начинается треп за жизнь. Ружейное масло вкусно пахнет, от пола веет прохладой, лежишь такой весь умиротворенный и чистишь ствол, туда-сюда, туда-сюда. На механизм уже не хватает сил. А нет, я не спал. Чищу вот автомат. Мотострелки рассказывали про игру в индейцев: после чистки оружия командир сует палец в любое место в автоматовых кишках, а потом его разглядывает, палец в смысле. Если палец загрязнился, им же на лице хозяина автомата рисуется узор как у индейца, а оружие перечищается. У нас не то, у нас даже никто не объяснял, что из себя представляет эта самая чистка оружия. Всяк, согласно своему пониманию, чистит оружие. А оно прощает такое к себе отношение – Калашников терпелив.
– Рядовой Милославский, на выход! – это чего за фигня, кто ко мне пришел? Вроде друганов не завел в других батареях, а если бы кто серьезный пришел, кричал бы дневальный иначе «Дежурный по батарее, на выход!» или даже «Батарея, смирно!» опытный боец по крику дневального многое может определить, даже время. Их есть-то всего, этих времен три штуки как в русском языке: время просыпаться, время засыпать и время приема пищи.
– Чего кричишь, боец? Кому Милославский потребовался?
– Трубка бери, мало-мало говори!
– Дима, вот у кого ты это подслушал? Шупило недоделанное! – фамилия этого квадратного и уже с залысинами рядового такая – Шупило. Очки как у всех москвичей, как есть Шупило.
– Рядовой Милославский у аппарата! Слушаю вас.
– Хру-хру-пшшшхрр!
– Не понял, повторите.
– Говорю, ноги в руки и бегом дуй в штаб, кабинет 17, я жду.
– Вы не представились, потрудитесь исправить оплошность.
– Воин, я секретарь бюро комсомола, не наглей. Ко мне бегом марш!
– Как комсомолец комсомольцу спрошу прямо – кто тебя воспитывал? Я же сейчас приду и выясню этот момент. Жди, секретарь!
Собрать родной автомат с блатными цифрами восемь-семь, восемь-восемь, сдать его в оружейку. Отпроситься у Глодана, кажись его фамилия переводится как голодающий. Бедному собраться – только подпоясаться. И сапоги надеть. А сапоги мои выделяются в пирамиде цветом, это очень удобно. Мама прислала шикарную фланель на портянки, только чуток розоватую. Я не переживаю, начальству до звезды, совзводные оценили удобство.
Пойду посмотрю, что за странный комсомолец там окопался, до штаба путь недолгий. В штабе первым меня встретило знамя части – священный предмет, между прочим! Отдал ему честь, мельком глянул на часового – самый неудачный пост парню выпал. Не почесаться, не пошлындать ноги размять, не поглазеть по сторонам в дневное время даже. Часовых у могилы неизвестного солдата или Мавзолея Ленина видели? Та же история. Еще одно живое свидетельство – не всегда правильно быть лучшим. Ибо на этот собачий пост только лучших ставят, надежных. А потом в хвост и гриву их – как ты мог нос чесать у красного знамени?! Как ты мог заснуть стоя?! Как ты мог допустить кражу ордена Кутузова Второй степени со знамени?! Плевать, что не ты, заметили в твою смену! С Кутузовым это был полный залет, врагу не пожелаешь. Но в данном случае у части ни одного ордена, опасность и накал ниже.
– Добрый день! Не помешаю?
– Боец, как вы обращаетесь к старшему по званию! Это что за «не помешаю»? Как фамилия?
– Фамилия моя слишком известная, чтоб её здесь называть.
– Милославский? Не валяй Ваньку, я же тебя только что вызвал.
– Произошло какое-то недопонимание. Вы мне не начальник, чтоб вызывать куда-то. Что вы тут себе позволяете! Это комсомольская организация или казарма!? Распустились!
– Ты на кого орать вздумал! На меня?!
– А вы кто? Не представились, я вижу только погоны и петлицы и гадать должен? Я могу вообще к вам не приходить, раз на то пошло. Вы вообще представляете, на какой должности находитесь, если, конечно, вы на самом деле секретарь бюро ВЛКСМ, а то я уже сомневаться начал.
– Рядовой Милославский, вы…
– Отставить рядового! Перед вами комсомолец Милославский, а передо мной кто?