Жорж Милославский. Бабочка под сапогом

– Так это же прекрасно! Я же не за доминирование Тулы радею, а за Российский спорт в целом.

– А что сразу не за весь «Советский спорт»? И «Спортивный вестник» до кучи. Жора, не ставь себе несерьезных целей.

– Нахрен мне весь СССР? Пусть у других голова болеет за него.

– Понятно с тобой всё. Доедай, да пошли уже. Десерт будешь?

– А мне не очень понятно. Не буду. О чем завтра будете говорить с полковником нашим?

– Есть мысль взять шефство над вашей воинской частью. Как тебе вариант?

– А вам зачем? Тут никакого героизма, один быт и учеба, когда стройки нет. Очень тутошний командир строиться любит. Прямо как дагестанец какой-то. И всё как-то без ума, на мой взгляд. На днях такая потеха была: сначала котлован вырыли под новое овощехранилище, потом взялись стену старого склада ломать на самом краю котлована. Лет сто стенке, в ломы хрен взяли. Кто-то маталыгу, которая тягач легкобронированный, пригнал, сначала легонько толкнул стеночку, потом с разбега. Короче говоря, уронил кусок стены, сам сверху лег вверх гусеницами. Вопрос – почему было эту стену не оставить? Она бы всех пережила. И так тут всё. А ты говоришь, шефство. Этот хитрый Леонид Павлович твой из вас всё высосет, и скажет – так и было.

– Это еще вопрос, Жора, кто высосет, а кто пососет. Но за предупреждение спасибо. Но сама мысль – Украина, Прикарпатье, природа, лето не чета нашему. И шефство над воинской частью, как инициатива Тульского комсомола. А?

– Ну если так рассматривать, то есть перспектива, товарищ Саенко. Тут и твоя фамилия в тему зайдет среди местных. Хотя они и мою за свою порой принимают. Мол, из шляхтичей.

– А шляхта при чем?

– Эх, Миша… запоминай – тут каждый второй мнит себя потомком родовитых дворян, польских или венгерских. Тут австрийцев этнических как собак нерезаных, венгров, русинов, чистокровных укро-бандеровцев, всякой твари по паре.

Гулять по Шепетовке не так, чтобы было интересно. В парке набрели на группу солдатиков в парадках, которые вдали от чужих глаз за кустами на травке предавались излюбленному солдатскому досугу – спали. Нормальное времяпрепровождение, в части никто не даст спокойно поспать нигде. Если только спрятаться где-то, но можно и налететь. Заснешь как следует, тебя все потеряют, и считай, залет в кармане. Вообще, очень много попадается военных. Шепетовка весьма милитаризированный город, граница рядом. Не так, чтоб совсем как у белорусов, но не сравнить с Тулой какой-нибудь. А в Белоруссии частей еще больше, там под каждым под кустом им готов плацдарм и дом.

Возвращаемся в часть, Саенко меня провожает как барышню какую. Решили после часа споров, что он попробует двинуть идею шефства. Похоже, он с ней то ли сам приехал, то ли командир части подкинул. Договорились, что если я понадоблюсь зачем, меня вызовут в штаб. Только не во время сон-часа. Шутка.

Глава 4. Полевой выход

Ночь после присяги проходила беспокойно – после отбоя вся батарея шуршала гостинцами, которые принес двадцать третий и двадцать второй взводы в своё расположение. Сержанты сразу взяли свою долю и пошли пировать с остальными старослужащими, читай, такими же сержантами. Рядовые бойцы, теперь рядовые, а не просто курсанты, делились с парнями других взводов. Во-первых, товарищество никто не отменял, а во-вторых, в тумбочках было запрещено хранить съестное. Крутись как хочешь, а к утру нигде ничего не должно остаться. Главным бенефициаром ситуации выступал каптерщик. Старый хохол, дедушка Советской Армии готов был сберечь духовские консервы за долю малую, но не давал никакой гарантии, что не сожрет консервы, шоколад и пряники вместе с другими дедами. Какие могут быть гарантии бессловесным существам?

Я не участвовал в этом процессе, ибо про запас не наешься, а перебивать послевкусие средней паршивости отбивной вкусом печенья с паштетом и медом – увольте меня от этого! Желательно, прямо в запас. Перед отбоем успел пообщаться с сержантом Глоданом по поводу перспектив службы. Заверил, что в ближайшие дни переводиться в батарею обеспечения учебного процесса не планирую, не надумал мол, а потом видно будет. Кажется, он проникся фактом, что кто-то с командиром части обсуждает своё «хочу-не хочу» и сам принимает решение.

Что там и как порешали Михаил с командиром части не знаю, но служба потянулась по заведенному порядку. Кормить стали лучше, даже заметно лучше, когда в батарее начались разговоры на эту тему, пришлось высказаться на тему комсомольской принципиальности и готовности каждого бороться с недостатками. Народ чуток поржал, не понимая до конца, прикалываюсь или на самом деле верю в то, что говорю. Как сильно уже въелось в сознание людей – активисты не верят в то, что задвигают с трибун. Выражение «не агитируй меня за Советскую власть», похоже, изменило смысл. Надвигался полевой выход батареи, на котором солдаты должны будут изучить тактический минимум вроде ориентирования на местности, окапывания, общевойскового боя, движения по пересеченной местности. Подготовка вылилась в отработку самого важного для бойца умения – бега. То есть кроссы мы бегали теперь два раза в день, один раз вместо теоретических занятий, второй вместо отдыха после хозяйственных работ. Когда на кону стоит престиж батареи, приходится чем-то жертвовать, как всегда солдатскими ногами.

А ночью сломался Богун. Он вообще был примечательным персонажем – самый маленький в батарее украинец из Карпатской глубинки со сморщенным лицом выглядел так, что непонятно было, перед тобой подросток, взрослый мелкий мужичок или осунувшийся телом старичок-грибовичок. До этого он тащил армейскую лямку исправно, только по ночам у него были мелкие сбои типа попыток пойти по нужде в Ленинскую комнату или вообще упереться в стену и безуспешно идти сквозь неё. При этом Богун не просыпался. Дневальный отводил его за плечо в туалет, заготовка лунатика доходила до писсуара, делала свои дела, а потом самостоятельно находила своё спальное место. В этот раз я проснулся от размеренных глухих ударов. Спрыгнув вниз и пойдя на звук, увидел, что совзводный сидит на полу и кулаками методично бьёт в дверцу нижней тумбочки. Верхняя еще держалась, но её падение на бойца было делом нескольких ударов. Мы с дневальным молча смотрели на эту жутковатую картину – жути добавляло то, что лежащие вокруг парни при всем этом спали как убитые или заколдованные. Кивнув друг другу, мы с Лещишиным, тащившим наряд, бочком протиснулись в проход между койками и взяли Богуна за плечи. Потащили? Еще кивок. Выволокли на проход в середку расположения, бедолага лег и заснул, точнее затих, он и не просыпался. Тормошим, будим кое-как, отправляем спать. Солдат спит, служба идет.

Мы с Лещишиным ничего про случай не рассказывали, но всё равно в батарее об этом стало известно. Смеяться над лунатиком никто не стал, дело-то житейское. Сегодня ты, а завтра еще кто-нибудь. Служба продолжается, в нашей армии нет некондиции, есть третий сорт, который не брак. Так что никто никаких мер не предпринял. Вот если бы он стрелять в карауле начал, тогда да, тогда ЧП. Кстати, бегает Богун медленно, но неумолимо, то есть добегает до финиша всегда. За прошедший месяц пятерку пробежать могут уже все наши очкарики, фельдшер перестал выписывать кеды и мазью Вишневского в казарме стало пахнуть не так сильно. Если бы не фурункулы, совсем бы было хорошо. Но эти фигняции начали вылезать у бойцов в неожиданных местах со страшной силой. А у самого невезучего, Сеппа, он не вылез, а засел под мышкой и набух. Такую гадость в санчасти назвали карбункулом и разрезали, а Сеппу подвязали руку так, чтоб она не прижималась к боку. Еще и трубочку в рану воткнули как в пакет с соком. Кто-то пустил слух, что дело в климате. Нет, братцы, климат тут шикарный. Всё дело в хреновой еде и отсутствии у солдатских организмов необходимых сил на борьбу с вражескими бациллами и вируснёй.

Ну вот и долгожданный полевой выход. На каждом участнике полная выкладка: автомат, вещмешок, противогаз, над вещмешком рулон с ОЗХ – общевойсковым зашитым комплектом, еще выше шинель в скатку через плечо. На поясе подвешен подсумок, саперная лопатка, чулки от ОЗК, фляга с живительной бесценной влагой, сиречь водой, штык-нож. Экипированный солдат больше похож на вьючную лошадь в начале долгой экспедиции, когда запасы по максимуму, но при этом ничего из этих навьюченных запасов самой лошади не интересно абсолютно. Лошадь даже гордости не испытывает по поводу того, что кому-то из них доверили нести на спине целый теодолит, а остальным просто тушенку. Вот и мы были теми самыми лошадьми с теодолитами за спиной. И без тушенки, что примечательно.

Самым неудобным, бесполезным и мучительным пунктом экипировки была шинель. Не фактом своего наличия – ночью она пригодится, а способом переноски. Кто-то из генералов в середине девятнадцатого века решил, что такой вариант служит дополнительной защитой солдата в штыковом бою, с тех пор так и носим. В конце двадцатого века штыковая атака по-прежнему основной вид боя в головах наших маршалов. Зла не хватает, она натирает шею, под ней жарко, снижается обзор и маневренность. В случае внезапного боестолкновения придется терять секунды на сбрасывание или воевать с этими веригами… но по Уставу положено, а Устав не нами писан. Куда не кинь, генералы планируют сражения сферических солдат в вакууме. А ведь до Крымской войны шинельки привязывали к ранцам, был такой период просветления в головах. Кстати, сама шинель практически не изменилась с тех же далеких времен, спроектированная для кавалеристов, она дает некие плюшки конным воинам, а солдатикам конца этого столетия только лишний вес и танцы с бубном. Особенно приятно в ней ползать и пробираться через колючую проволоку и лес. А еще форсировать ручьи. Ладно, побежали, что ли?

Задача нашего взвода – совершить марш-бросок через лес по спланированному маршруту и внезапным ударом захватить рубеж обороны, занимаемый двадцать первым. В итоге все счастливы: наши тем, что не придется копать окопы, противник тем, что не придется бегать как сайгаки. Каждому не достанется свой кусочек ненавистного пазла. Бойцы уже научились ценить маленькие радости, ведь могли спланировать выход так, что и копать, и бегать. Мною был предложен другой маршрут, в котором петля была чуть покороче, и снова инициатива имеет инициатора. Меня назначили разведкой и передовым боевым охранением, Иванца выставили в боковое охранение – правильное решение, невысокий шустрый и легкий Иванец почти местный, если возьмем языка, сможет его допросить. Шутка. Двигались бегом, с короткими интервалами на шаг, в результате реализации моего плана, укоротили марш до восьми километров, правда мы с Иванцом набегали не меньше десятки, выискивая удобные и проходимые тропки в лесу. И голубику. Она уже поспела, по пути мы срывали ягоды и кидали в рот, шедшим по нашим следам товарищам ничего не доставалось, они небось и не подозревали про потерянный ресурс. Из местных наблюдали только кабанов, да и то не самих, а их свежие лежки. Мы не охотники, нас задирать не стоит даже кабанам. Можем застрелить холостыми патронами или заколоть штык-ножами. А то и загрызть с голодухи, это еще страшнее. Мыться негде, как пойдем на двадцать первый взвод в окровавленной форме – они все и обделаются.

Выйдя практически на место начала атаки, чуток отдохнули. Сержант рассказал тактику предстоящего боя, раздал патроны, причем себе не оставил – то ли уже подрос, то ли не хотел детишек без игрушек оставлять, пожалел. Черновалюк попытался показать приемы рукопашного боя с автоматом. Кое-что даже получилось неплохо.

– Милославский, ты говорил, учил кого-то как правильно убивать. Нам покажешь?

– Да легко. Правило один – у профи палец никогда не лежит на спусковом крючке.

– А как же стрелять?

– Только перед производством выстрела палец ложится на крючок. В остальное время вытянут вдоль скобы. Вот так. Были случаи, когда взрыв, выстрел рядом, даже просто чихание провоцировало непроизвольное нажатие крючка. А это демаскировка или ранение союзника. А в космическом корабле – разгерметизация.

– А что, в космос тоже с оружием летают?

– А ты как думал? Пистолет – обязательная часть экипировки. Или амеров на абордаж брать, или в тайге после посадки выживать.

– Врешь!

– Не, он правду говорит, я в музее видел!

– Отставить! Второй момент: при возможности или ожидании огневого контакта оружие переносится в непосредственную близость. Автомат вешается на грудь стволом вниз, правая рука контролирует пистолетную рукоять. Вот так.

– Так по уставу не положено!

– А ты посмотри хронику Великой Отечественной, как солдаты на передовой или в тылу противника автоматы носили. За спиной ни у кого оружие не висело. И стволом вверх через правое плечо не носили. Кто-то попробуйте быстро вскинуться в то дерево из уставного положения на грудь или с плеча.

Народ начал пробовать, слава Одину, никто не остался без глаза. Потом парни начали пробовать изготовку к стрельбе, стрелковую стойку пригнувшись с полусогнутыми ногами, потом хождение группой с распределением секторов наблюдения и стрельбы. Солдатам явно нравилось заниматься боевой учебой вместо рытья котлованов и чистки картошки. Кто бы сомневался, каждый хочет быть воином, а не хлебопашцем – у дружинника другой социальный статус, это впитано с молоком матерей. Нет, есть отдельные пацифистские личности, но мы с ними боремся.

Захотелось похулиганить, командиры-срочники пошли на поводу. Тем более, как вы поняли из рассказа, командира взвода с нами привычно не было – вот это нам достался самый крутой спец по забиванию болта на службу! Короче, мы с Иванцом провели доразведку опорного пункта условного противника и решили атаковать с тыла. Нефиг их баловать. А потом еще поползали и нашли единственного дозорного в тылу – их ком.взвода молодец оказался, подстраховал и это направление. А дозорный не молодец, его победил главный друг всех служивых – сон. Пообщались с Черновалюком, сняли всю амуницию с себя, кроме чулков от ОЗК, взяли ремешки от шинельной скатки и тихонечко пойдем брать дозорного.

– Последний штрих, бойцы. Кто-нибудь, дайте крем для обуви. В крышке рукоятью штыка расталкиваем листья помясистее в кашу, вот так добавляем крем и пальцем смешиваем. Нет, мне не жалко пачкать палец, я еще им морду мазать буду. Все смотрят, как мажу, каждый мажет не себя, а товарища. Матерные слова на лбу не пишем, полоса по переносице, две полосы на скулы под глазами, пара косых полос на лоб. Цель грима – разрушить узнаваемый образ лица – противник мельком увидел, но не понял, что увидел человека.

– Так нормально, Жора?

– Молодец, как у меня получилось, даже лучше! Смотрим на образец, рисуем трындец.

Решили врага брать живьем, чтоб потом не обвиняли в излишней кровожадности на учениях. Подкрались с разных сторон, я навалился на грудь и прижал чехол с чулками к лицу бедолаги, блокируя возможность закричать. Черновалюк в это время, как мы договаривались, упал на ноги и захлестнул ремешком. А руки, руки бойцу пока не сильно помогут. Я со своей задачей справляюсь, главное, чтоб Олег не тормозил, а то придушим своего товарища нафиг. Ага, колотить меня по спине боец перестал, но дергается – значит еще жив, уже зафиксирован. Оглядываюсь, конечности в порядке. Показываю на рот, мол дам ему чуток вдохнуть, Черновалюк кивает, понял. Удачно получилось, пацан успел дохнуть разок, а крикнуть фигушки. Фиксирую чехол ремнем и тащим жертву из кустов дальше в лес.

Нормально справились, нас с улыбками встречают совзводные, расписные рожи. Народ, впечатленный моей тактической подготовкой практически без звука принимает мои полупредложения-полууказания. Уже ясно, кто выше по статусу во взводе. Языка зафиксировали накрепко, рот освободили, тут кричать можно. Сашу Богана оставили контролировать противника и охранять имущество – всё лишнее, кроме оружия, лопаток и фляжек я распорядился снять.

– Штыки примкнуть.

– Зачем, ты сдурел, Милославский?

– Убивать не будем, напугаем как следует, а то расслабились очковые.

– Почему очковые?

– Так двадцать первый взвод – очко!

– Точно! Очкисты!

– Тихо. Идем согнувшись, россыпью через кусты по моей команде. Впереди перед позициями земля комками накидана – это ориентир. От кустов ползком до земли, до того места трава высокая. Доползаем, по команде залп с колена, потом хватаем комки земли и по одному куску забрасываем в окоп. Потом со штыками наперевес и криком «Ура!» бежим к окопу, в сам окоп не прыгаем, никого не убиваем в этот раз. Парни, запоминаем – убивать никого не будем! Все поняли?

– ДА!

– Милославский, а мы не того, не слишком?