– А где он живёт?
– Живёт далеко в пустыне. Вон там, – показал Листочек. – У верблюда на спине два горба. Вы его по ним и узнаете.
– Спасибо, Листочек, – сказала Газуня. – Мы туда и пойдём.
– Очень рад был помочь вам.
Листочек приземлился. Загуля поднял его и вдел в причёску Газуни. Та потянулась к узелку, твёрдо решив:
– Теперь я точно посмотрюсь в зеркальце.
– Где же оно? – помогал ей рыться в узелке братец.
– Мы в третий раз всё переворачиваем, а зеркальца не находим, – досадовала Газуня.
– Ты знаешь, я давно хотел тебе сказать, – проговорил Загуля.
– Что?
– Если мы не находим в узелке зеркальца, значит, его там и не было.
– Может быть, – нехотя согласилась сестрица, но не стала о том переживать. – Что же мы тут копаемся? Пошли скорей в пустыню, пока там верблюд. Вдруг он тоже перелётный? А я в ручей посмотрюсь: он тоже как зеркало.
И они быстро вышли из леса и направились в пустыню. По пути им встречалось множество ручейков. Газуня в каждый смотрелась и оставалась довольной и Листочком, и собой. Но вот ручьи, реки и озёра стали попадаться всё реже и реже. Болот вообще никаких не встретилось. Это означало только одно – приближалась пустыня.
Глава одиннадцатая,
в которой верблюд растолковывает далёким гостям, откуда они появились
А в пустыне верблюд по имени Караким чувствовал себя хорошо. Вокруг возвышались барханы. Одни были настоящие – природные, другие – искусственные. Их он насыпал своим совочком. Но все песчаные холмы были как близнецы – друг от друга не отличишь.
Верблюд увлечённо возился в песке и пел заводную песню.
– Никогда меня бараном
И ослом не назовут.
Я шагаю по барханам,
Потому что я верблюд.
Не успеет зорькой ранней
Солнце осветить восток,
А в песочнице бескрайней
Я уже держу совок.
Не надо мне воды,
Ни хлеба за труды!
А дайте мне колючку,
Ещё песочка кучку!
Я так люблю песочек,
Ведёрко и совочек!
Я могу в песке зарыться
Весь от носа до хвоста.
Ведь недаром говорится:
Без пустыни жизнь пуста.
Ах какое наслажденье —
По песочку босиком!
Даже зубы каждый день я
Чищу только лишь песком!
Ах с какой горячностью верблюд строил домики и ведёрком делал
куличики. Те, что не нравились, разваливал и ставил новые. Он даже не отвлёкся, когда к нему кто-то присоединился. Он этому был рад: в пустыне нужно дорожить гостями. Тем более такими, которые с ним играют.
Это были Газуня и Загуля. Они с бархана, как завидели, сразу узнали в нём верблюда. Кричали-звали, но он не откликался, а лишь играл в свой песочек. Да так заразительно, что они подключились к нему. И тут же забыли, зачем пришли. Да, в песочнице забываешь про всё на свете. Есть какая-то непостижимая сила в простом песочке, раз он может он может очаровать и с головой поглотить.
– Я так люблю песочек,
Ведёрко и совочек!
– подпевали близнецы. Сперва они повторяли верблюжью архитектуру, а потом изобретали что-то своё.
– Мы так и думали, что ты нас узнаешь, – возводила теремок Газуня.
– Я вас в первый раз вижу, – прокладывал дорогу верблюд. – Но вы в песочек хорошо играете, я таким гостям всегда рад.
– Как же ты нас не знаешь? – оторвался от песка Загуля. – Мы близнецы. Газуня и Загуля.
– А я Караким.
– Караким, мы же от тебя взялись. Вспоминай скорей!
– От меня? – опешил верблюд. И гордо заявил: – От меня вот эти куличики взялись! Подземные ходы произошли. Мосты! Дороги! А вас я не лепил, не насыпал, не возводил. Но вы мне нравитесь.
– Ну как же, – остановилась Газуня, – нам Бабка Мудрёна сказала, что мы от тебя произошли.
– Да-да! – подтвердил братец. – Ты посмотри, кроме тебя здесь больше никого нет.
У верблюда даже горло пересохло. Он огляделся. Вокруг, кроме них троих, никого не было.
– А кто это, Бабка Мудрёна? – напряг он память.
– Разве ты не помнишь? Это сова.
– Кто?! – вспылил верблюд сильнее бури. – Да она, эта ваша сова, и в песочек-то играть не умеет, не то что вы! Прилетает как-то и говорит: «Я изучаю жизнь». А сама ни одного куличика не слепила. Да песком отфыркивалась. Тьфу! – презрительно плюнул верблюд. – То ей воздух жаркий, то песок горячий.
Близнецы расстроились за Мудрёну: даже играть перестали. И меж собой заговорили.
– Может, сова что перепутала?
– А может, верблюд про нас забыл: песком память занесло?