Так начиналась легенда. Лучшие киносценарии

– Зачем? Пусть сохранит конечности.

– Товарищ Сухарик, а тебе не кажется, что ты играешь на руку врагу? Даже не играешь, а подыгрываешь? – заметил Пташкин.

– А тебе не кажется, что ты идиот? – спросил Сухарик.

– Товарищ Сухарик, – хрипловато произнес Пташкин, – мне кажется, что такой шпане, как вы, место не в комсомоле, а в колонии для малолетних преступников.

– Такие комсомольские поручения я больше не выполняю.

– Легкой жизни захотел? А когда мы Перекоп брали, легко было?

– Мы пахали, – проворчал Сухарик.

– Что?! – грозно спросил Пташкин.

– Ничего. А ковры таскать не буду. Я тебе не холуй.

В приемную входит Степан Рузаев, направляется прямо к двери директорского кабинета, но Пташкин, хоть и занятый ковровой дорожкой, бдительно преграждает ему путь.

– Вам чего?

– Алеха с Америки вернулся? – свободно спросил Рузаев.

– Вернулся.

– Так я – к нему.

– Директор занят.

– Что значит «занят»! А может, я хочу, чтоб он отчитался передо мной, хозяином завода?

– Отчетный доклад директора в пятницу, в шесть вечера! – отчеканил Пташкин.

– А мне плевать на собрание! – зашелся Рузаев. – Пусть он мне лично доложит.

– Вас тысячи, а директор один…

– Ну и пусть!.. Коли надо, должен всю тысячу принять!..

Освободите помещение! – официальным голосом произнес Пташкин.

Дверь директорского кабинета распахивается, и в окружении толпы женщин выходит Зворыкин. На нем коверкотовый френч и такие же брюки, заправленные в сапоги.

– Не могу, гражданочки!.. Не могу, сударушки! – говорит Зворыкин. – Дайте хоть экспериментальный под крышу подвесть, тогда ставьте вопрос о яслях.

– Ладно, мы тебя подведем под крышу! – мстительно сказала предводительница женской ватаги. – Ты нас помнишь!.. Айда, бабы!..

Женщины сердито уходят, безжалостно попирая ковровую дорожку, расстеленную Сухариком и Пташкиным.

И, проводив их удивленным взглядом, Рузаев спросил своего старого друга;

– Что это за порядки, Алеха? Трудящегося человека не пускают пред твои светлые очи? Может, кончилась революция, браток?

– Нет, – серьезно ответил Зворыкин. – Революция не кончилась, она просто становится деловой. Чего у тебя?

– А ничего… – мрачно пробурчал тот, – мне, может, принцы?п важен.

– Послушай, Степа… Шел бы ты лучше отдохнуть…

Зворыкин поглядел на Сухарика.

– Комсомол! Проводи товарища Рузаева Ты чего там елозишь?

– Почетный коврик расстилаю, – сообщил Сухарик.

Зворыкин яростно взглянул на Пташкина.

– Я тебе покажу – коврик, паразит. Убрать!.. Товарищ Нодар за такие штучки башку снимет.

– А это все равно никто не заметит, – вставил Сухарик.

– Я пошел в экспериментальный. Как Махарадзе приедет, позвони, – бросил Зворыкин.

– А он уже целый час как приехал, – мстительно говорит Рузаев.

В экспериментальном цехе, над ямой, стоит новый грузовик, Махарадзе придирчиво осматривает его со всех сторон, заставляет пустить мотор, усиливает обороты, внимательно выслушивает сердце машины. Возле него – инженеры: Марков, Рубинчик, Стрельский, а также только что подошедший Зворыкин.

– А бензин с низким октановым числом он сильно не любит? – спросил Махарадзе.

– Напротив, – отозвался Марков. – На редкость покладистая машина.

– Ну, хорошо. – Махарадзе выпрямился. – Так вот. Сколько грузовиков может выпускать ваш завод в месяц?

– Все зависит от конвейера, – поспешно говорит Зворыкин. – Необходима срочная реконструкция завода.

– Реконструкция!.. Экий ты быстрый… – пробурчал Махарадзе.

– Товарищ Нодар, пойдемте ко мне… Я покажу вам чертежи, расчеты… – приглашает Зворыкин.

Они идут всей группой через заводской двор.

– Дорогой! – продолжает разговор Махарадзе. – Для наших могучих строек и ужасных дорог нужны машины самые мощные, самые выносливые, самые проходимые.

– Вы только что видели такую машину, товарищ Нодар. Она не уступит никаким «иностранцам».

Они заходят в помещение.

– А вот товарищи сомневаются, – продолжает Махарадзе, – заслуживает ли ваш грузовик конвейера.