Неразменный кот. Сборник рассказов

Высокий худой манерный мужчина средних лет невозмутимо улыбался, положив ногу на ногу. Он как будто свысока поглядывал на всех нас.

Санитары бригады скорой вышли на улицу покурить.

– Куда его оформлять? – спросил я.

– Только на первое. Есть места?

– Есть.

Я позвонил Елене Сергеевне, дежурившей ночью по больнице, она дала добро на первое. В архиве я нашел историю болезни бывшего психиатра и стал ее заполнять.

– А как же его допустили до вождения общественного транспорта? – спросил я у Куницына.

– Так у него ж связи. Старые связи остались. Разве бывшему психиатру сложно поставить печать в справке о нормальном психическом здоровье?

Я покачал головой. «А если бы троллейбус рухнул? А если бы в нем ехала моя жена?» – подумалось мне.

Больной психиатр пристально в меня вглядывался. Словно ожидал вопроса.

– Зачем вы это сделали, Максим Петрович? – наивно спросил я.

Он оживился, демонстративно поправил черный носок на левой ноге, а белый на правой, потом попросил спичку, надломил ее и дал мне.

– Не понял, – ответил я. – Что это означает?

– Вы не понимаете очень простой вещи. Все, что с нами происходит, это происходит только у нас в голове. Я сломал спичку. Что, по-вашему, произошло? Только то, что я сломал спичку. На самом деле, от этой сломанной списки пошла цепная реакция, которую мы не видим. А если бы мы увидели, то непременно стали бы делать только те вещи, которые имеют осознанные последствия. Так и с троллейбусом. Если бы я его столкнул, тогда полностью была бы решена проблема голода во всем мире. Понимаете?

Я покачал головой.

– Вы хотели спасти человечество? – удивился я.

– Ну, конечно! – воскликнул больной и начал возбужденно ходить по комнате. – Вы не даете мне совершить жертву Христову. Вы все наймиты у сатаны. Я хочу на свободу. И я это сделаю.

Максим Петрович резко дернулся в сторону двери, но уперся в двух санитаров, которые курили на улице.

Он вернулся, обмяк.

– Ладно, нехристи, ведите в наблюдательную палату. Не хотите избавить мир от голода? Дело ваше. Мое – ждать.

С этими словами он рассмеялся как ребенок. А я подумал: «И ведь найдется когда-нибудь такой миссионер, который решит спасти человечество от голода, уничтожив для этого …пару миллионов людей». И все довольно логично: меньше людей, меньше голодных.

Совестливая чупакабра

В нашем районе завелась чупакабра – таинственный зверь, которого никто никогда не видел. Следы от его лап – человеческие, а чутье и голод звериный. В прошлом году чупакабра наведалась в дачный поселок. Дачи охранял сторож с собакой. Сторожевого пса украли и съели в лесочке неподалеку. Дед Василий плакал, когда обнаружил останки своего любимого Дружка. Следы невидимого зверя вели в противотуберкулезный диспансер. У входа в один из корпусов, где лечились люди с открытой формой болезни, они обрывались. Полиция не стала возбуждать уголовного дела. Но дачники не на шутку переполошились. Зимой их домики были без защиты. Надежды на охранника, у которого украли сторожевого пса, не было. Каждый сам изобретал способы сохранить дачи от набегов страшного зверя. Люди ставили металлические двери, приваривали решетки на окнах, раскидывали по дому капканы на хищных зверей, надеясь хитростью изловить животное. Какой бы умный не был зверь, человек все равно умнее. Однако все ухищрения людей были тщетны: приходила чупакабра, вскрывала решетки, снимала двери с петель, разрывала клетки с кроликами, и никто никогда ее не видел. Зверь оказался хитрее людей. Прежде, чем организовать очередное нашествие на дачи, чупакабра вырывала с корнем все видеокамеры, которые устанавливали состоятельные дачники, брала «свое» и уходила дерзко, на прощание оставляя следы на снегу, похожие на человеческие. Мифы о неуловимом звере дошли до Тамары Степановны, у которой была скромненькая дача в центре поселка. Пенсионерка не могла позволить себе видеокамеры или железные двери. Она помолилась Николаю Угоднику, поставила на стол в комнате дачи бутылку водки, закуски нехитрой и написала слезное обращение к таинственному зверю:

«Уважаемая чупакабра, если у тебя есть совесть, то, пожалуйста, не грабь мою дачу. Я больная старая женщина. Пенсионерка. Концы с концами едва свожу. Вот тебе бутылка водки и закуска. Выпей, ради Христа. Если не хватит закуски, загляни в погреб. Есть малосольные огурцы и две банки капусты. Больше ничего нет, ей Богу. Ты прости меня, чупакабра. Знаю, что твое житие-бытие страшнее моего. У меня хоть пенсия есть. Маленькая, конечно, не забалуешь. Отдашь за коммунальные услуги да в церкви свечки купишь, подашь кому милостыньку, и хоть самой побирайся. Поэтому ты выпей, закуси с Богом, но домик не трогай. Дачкой этой живу».

Тамара Степановна даже не стала домик на замок запирать. Понадеялась на Бога.

Соседи по дачам посмеивались над ней, крутили у виска пальцами.

– Блаженная.

А между тем, на Рождество случилось чудо. Чупакабра разорила тридцать девять дачных домиков из сорока, а один не тронула. Бутылку водки Тамары Степановны опорожнила, закуску съела, но, более, ни к чему не прикоснулась. Только соседние дачи подверглись нашествию.

Но это было в последний раз. На Крещение прокатились слухи о том, что чупакабра сама явилась в полицию и написала чистосердечное признание. Так, говорят, подействовала на нее слезная записка блаженной.

Вор в медицинском учреждении

Дежурство начиналось спокойно. Приняли двух пациентов. Один поступил с утра. Шизофреник, который придумал вечный двигатель, состоящий из колеса обозрения с пластиковыми люльками. «Чертово» колесо должно было находиться наполовину в воде и вращаться за счет взаимодействия двух сил: тяжести воды в люльках и выталкивающей силы тех же люлек из воды. Все гениальное просто.

Больного привезла скорая помощь из центра города, где изобретатель отбивался от представителей американской разведки, намеревавшейся выкрасть у него тайну государственной важности. Очевидно, люди, включенные в бред больного, как переодетые шпионы, до последнего не признавались в тайных умыслах, потому и были внезапно и дерзко атакованы тщедушным очкариком. Сам гений получил отдачу – сила действия должна быть равна силе противодействия. Закон физики. Судя по двум свекольным синякам под глазами и треснутым очкам, случайные персонажи этой трагикомедии отыгрывались на физиономии героя, как минимум, в четыре руки.

Второй пациент был физик-ядерщик, который научился выделять из своей плоти куски отработанной энергии – вытаскивал атомный шлак из ушей, из иных органов тела, складывал все в свинцовую тару и относил в государственные учреждения. В обед его доставили в первую клиническую на полицейской машине.

А вот ночью спокойный режим дрогнул. Дежурный врач обычно спал у себя в отделении, а я, санитар приемного покоя, раскладывал старое кресло и подремывал в нем, ожидая звонка в дверь. Ночью редко кого привозили.

Стояли Крещенские морозы. Днем медсестра тайком налила мне пузырек чистого медицинского спирта, который полагался для обработки мединструментов. Не обделила и себя. Подмигнула мне, – мол, Господь не выдаст, свинья не съест, – и пожелала спокойного дежурства. Впрочем, мы это и за кражу не считали. Так – дополнительный продуктовый паек за сложные условия работы.

Вечером я пил чай пил с ложкой спирта – для согрева. Мне было уютно и тепло в маленьком помещении приемного покоя. Снилось что-то приятное. Неожиданно в дверь стали барабанить. Я проснулся и пошел смотреть через глазок, какого лешего принесло в такую стужу.

– Открывай! Замерзнем! – услыхал я знакомый голос врача скорой помощи Куницына. – У тебя звонок на морозе застыл.

Я открыл дверь и впустил врача, двух санитаров и седоватого бойкого старичка, одетого в приличную дубленку, клетчатую рубашку и джинсы. Волосы у него были до плеч, и вообще он производил впечатление интеллигентного человека.

– Позвонили из ночного супермаркета, – сказал Куницын, делая знак санитарам, чтобы они дожидались его у машины. – Сообщили, что один из покупателей вцепился в другого и требует привезти прокурора, потому что он, якобы, поймал крупного мошенника. Приехала полиция, а наш клиент стал объяснять им, что он художник, и что у него во время приступа болезни обостряется восприятие цветов и жестов. Он будто бы по одной золотой печатке и движению мизинца определил в постороннем покупателе крупного мошенника.

– Мошенник и есть, – проворчал старичок. – Птица высокого полета. Расстрельная статья. Иуда.

– Помолчи, Иванов, – нахмурился врач. – Приехали полицейские, проверили документы у якобы мошенника. Оказался известный в городе чиновник. Заместитель главы администрации.

– Говорю же, мошенник! – взорвался пациент. – Как только его печатку на мизинце увидел, сразу понял, кто этот тип.

– Иванов к вам часто попадает. На первое отправляй, – посоветовал Куницын. – Там он прописан. Все картины в больнице его золотых рук дело. Художник от Бога. Но… и наш клиент. Два-три раза в год обязательно в какую-нибудь передрягу влезет.

Я зашел в архив, отыскал историю болезни Иванова и стал оформлять. Позвонил дежурному доктору. Сергей Сергеевич спросонья пробубнил, что он не возражает против первого отделения, и велел мне самому проводить больного.

Куницын уехал. Я закрыл за ним дверь и подошел к художнику. Старик весело смотрел на меня. Кажется, ему было привычно возвращаться в больничные пенаты. Меня разбирало любопытство.

Перед тем, как выдать ему пижаму и отправить в ванную, я придержал художника за рукав и, скептически улыбаясь, спросил:

– Ну, а обо мне, что вы можете сказать?

Он покосился на серый шерстяной джемпер, выглядывавший из-под белого халата, усмехнулся и коротко ответил:

– Вор в медицинском учреждении.

Я чуть не подскочил от удивления.