– А правда, сейчас бы граммчиков двести…
– Полкило.
– Кто больше?
– Во сколько перерыв в стекляшке? – спросила Валерка.
– В час.
Валерка глянула на часы и встала.
– Вера Николаевна! – прервала она историчку. – Можно вопрос?
– Вопросы в конце урока, – торопливо сказала та.
– Нет, серьезный вопрос: вы одобряете политику партии?
– В каком смысле? – напряглась историчка.
– Ну вот вам нравится то, что происходит? Ну, гласность, правду в газетах пишут…
– Что значит – нравится, не нравится, – строго сказала историчка. – Это курс партии.
– Да нет, я не о том. Вот вам, лично вам, все это нравится?
– А я себя не отделяю от партии.
– Интересная постановка вопроса, – поднялся Кирилл, как всегда рисуясь, как бы нехотя, через силу роняя слова, дирижируя себе сложенными щепотью пальцами. – То есть вы признаете, что не имеете собственного мнения на происходящие в стране события? То есть являетесь слепым исполнителем чужой воли?
– Хватит демагогию разводить! – прикрикнула историчка. – Нахватались вершков и беретесь судить…
– При чем тут демагогия? – возмутился Кирилл. – Я логически развиваю вашу мысль.
– Я помню, вы нас на «Малую землю» водили, в театр, – сказала Валерка. – В четвертом классе. И заставляли наизусть учить.
– А я до сих пор помню. Почитать? – радостно предложил Пухлый.
– «Гениальное, эпохальное, историческое произведение!» – подхватил Киселев.
– Тогда все учили, не только вы, – беспомощно сказала историчка.
– Дело не в этом, – сказал Кирилл. – Вчера вы говорили одно, завтра будете утверждать другое. Так почему мы сегодня должны вам верить?
– Вотум недоверия! Кто за?
Класс зашумел, тут и там поднялись руки.
– Выйдите из класса! – велела историчка.
– За что? – изумилась Валерка. – Мы что, молча должны слушать?
– Это не метод ведения дискуссии! – сказал Кирилл.
– А я с вами тут не дискутирую! – сорвалась на крик историчка. – Я урок веду! А вы мне мешаете! Выйдите отсюда!
– Ну-у, – Кирилл картинно развел руками. – Тогда извините, – он с видом оскорбленной добродетели направился к двери.
Следом потянулись остальные. За столами осталось всего человек пять. Историчка, нервно теребя отворот платья, смотрела на уходящих.
– Ну? – жалко крикнула она. – Кто еще? Идите, идите! Я никого не держу!
В коридоре Валерка деловито выгребла из кармана мелочь:
– Давай, у кого сколько?
Гробить второй вечер подряд Валерка не собиралась. Она долго ждала, не свалит ли отец на дежурство, но черепа плотно засели на кухне.
Она накрасилась в комнате – густые черные тени до висков и яркие пятна румян, натянула куртку и кожаные браслеты и, придерживая на шее цепь, подкралась к двери.
Но мать бдительно пасла ее:
– Ку-уда!
– Гулять.
– Отгулялась! Садись есть!
– Не хочу! – буркнула Валерка.
– А то я тебя спрашивать буду! Сказала – садись!
Валерка, насупившись, прошла на кухню и села, демонстративно брякнув цепью.
– Накрасилась, как папуаска! – мать поставила перед ней тарелку. Валерка отвернулась.
– Не сидела на воде без хлеба, – сказал дед.
– Ты сидел!
– Я сидел, – строго глянул сквозь очки дед. – И знаю, сколько кусок хлеба стоит!
– Сколько заказы твои стоят – знаешь!
– А ну цыц! – крикнула мать.
Валерка, презрительно скривившись, откинулась к стене и принялась напевать что-то, барабаня ладонями по стулу.
Дед, поправив очки, снова поднес карандаш к исписанному мелкими циферками листочку.