Золотой стандарт копейки

Золотой стандарт копейки
Юрий Корочков

Начало XIX века. После победы над Наполеоном в Европе царит мир, а Россия сокращает армию и ускоренно развивает промышленность и сельское хозяйство. Повсюду шумят стройки, а города связываются сетью шоссейных и железных дорог. Разведка перегружена добычей необходимых для осуществления промышленной революции сведений. На этом фоне в столице империи начинаются странные дела: начинают пропадать самые массовые монеты – копейки. Положение угрожающие, ведь дело не может поправить даже постоянная эмиссия денежных средств монетным двором! За расследование принимается сыщик Третьего отделения тайной канцелярии Григорий Коновицын. Книга написана на основе реальных событий.

Юрий Корочков

Золотой стандарт копейки

0

Начальник третьего отдела тайной канцелярии империи Александр Христофорович Бенкендорф сидел в кабинете и старался перебороть боль. Последнее время подагра одолевала настолько, что не получалось думать ни о чём на свете, а думать было нужно как никогда! Положение в стране и мире было мягко говоря неоднозначным и ему, как шэфу тайной полиции, нельзя было упускать из виду самых незначительных деталей.

Вот чем, к примеру, считать эту историю с копейками?! С виду сущая мелочь, не стоящая его высокого внимания, но чутьё говорит, что за этим делом кроется большая интрига. Похоже, что ниточка тянется за границу империи, а значит отдавать это дело полиции, как он поначалу планировал, никоим образом нельзя.

Хорошо, что есть в штате бывшие полицейские сыскари, способные расследовать вполне уголовные дела, важные с точки зрения государственной безопасности, но их, увы, немного. Да и заняты сейчас почти все – не знаешь, кого от чего освободить, чтобы поручить новое дело. Вот, разве что, Григорий. Он, пожалуй, потянет. Тем более, как раз у него сейчас простой: недавно возвратился после сложного задания из Николаева и пока отдыхает. Отдых сыщик, конечно, заслужил, но дело откладывать никак нельзя! На том свете отдохнёт и отоспится!

Итак, решено. Внутри Империи расследование поручим своим людям во главе с хорошо себя зарекомендовавшим Григорием Коновицыным, а на внешнем контуре? Главное, до конца не ясно, в какую сторону копать. Кто же кукловод? Англия? А если Франция? Или вообще Австрия, или набирающая силу Пруссия? Неясно, и ворошить всю агентуру подряд нельзя – люди заняты важнейшими вопросами, отвлекать их сейчас смерти подобно. В той же Франции идёт важнейшая операция по получению образцов новейшего стрелкового оружия. Там заняты все без исключения агенты. То же и в Англии, аналогично в САСШ.

Виднейший специалист военно-морской разведки вынужден добывать в САСШ чертежи паровых машин и даже кирпичных заводов! И, как ни парадоксально, это правильно! Потому что сейчас строится сеть дорог, которая позволит быстро перебрасывать войска между театрами военных действий. Нужны паровозы, нужен кирпич для колоссальных строек вдоль новых дорог и всё это нужно не просто получить, а получить дешевле, чем это обходится ныне – в казне, по обычаю, пусто! Один новый кирпичный завод по присланным Шанцдорфом чертежам экономит бюджету до миллиона в год, а если завод не один? А машины? Одно дело покупать их за границей, а во время войны? Вот! Так что агентуру задействовать рано! Вот когда появятся результаты расследования Коновицына, тогда и подумаем, кого задействовать ему в помощь.

I

.

Когда меня охватывает хандра, я вновь и вновь начинаю поход по улицам столицы. Внешне бесцельное, это движение успокаивает нервы, систематизирует мысли и не даёт оторваться от жизни простого народа. Вглядываюсь в лица прохожих, и постепенно в голове начинает складываться картина того, чем дышит город сегодня.

Иду по Невскому. Серое, стылое весеннее утро, а у кондитерского магазина купца Никитина очередь. Слухи по столице разносятся с быстро, и собравшиеся здесь уже знают о вчерашнем приходе в порт «Терпсихоры». Этой ночью у Никитина не спали, и уже с рассветом слуги наиболее влиятельных господ потянулись к небольшой, но отлично известной каждому, лавке на Невском. К обеду, когда господа проснутся, их уже будут ждать свежайший шоколад и сладости. Недаром люди Никитина встречали транспорт на пароходе у линии фортов и увезли с собой несколько мешков какао ещё до начала разгрузки. Конкуренты должны быть посрамлены любой ценой!

Здороваюсь с фрейлиной императрицы девицей Бестужевой, выходящей из лавки с огромным пакетом сладостей, и помогаю ей загрузить покупки на извозчика. Отгоняю от фрейлины знакомого профессионального нищего Захара Полепина по прозвищу гнилая нога. Машинально отмечаю как тот, прежде чем направиться к фрейлине, торопливо прячет полученный от кого-то серебряный рубль. У Захара сегодня явно удачный день.

Начинает моросить противный холодный дождик, и желание бродить по улице исчезает. Захожу в расположенную тут же модную кофейню «Три кита» и устраиваюсь за столиком у окна. За прохожими отсюда наблюдать не менее интересно, да, к тому же, никто не помешает делать пометки и зарисовки в моём походном блокноте.

Заказываю чашечку кофе и осматриваю зал. Публика в кафе чистая, зажиточная, ведь заведение не из дешёвых. В этот утренний час зал почти пуст. Вот два молодых гвардейских подпоручика Семёновкого полка. Похоже, что прогуляли всю ночь, и зашли освежиться перед утренним построением. Один из них, совсем молодой безусый мальчик, явно убит горем. Похоже, ему вчера отказала дама сердца. Второй, обладатель пышных, ещё вчера элегантно завитых, а сегодня свисающих мочалой, усов, с трудом держится на стуле. Этот, вероятно, пробовал залить горе товарища вином, но явно переоценил свои силы.

В дальнем углу сидит пожилая дама и с неодобрением бросает на семёновцев строгие взгляды. Надменное выражение на тяжёлом квадратном лице, и характерный наклон головы выдают англичанку. Судя по платью – гувернантка в одном из очень богатых домов. А больше в этот ранний час посетителей в кафе и нет.

Достаю блокнот и возвращаюсь к наблюдению за улицей. Тем более мне, наконец, приносят поистине прекрасный ароматный кофе. Похоже, на «Терпсихоре» успели побывать не только люди Никитина. Ну нельзя сварить такой напиток из старых, потерявших за долгую зиму всякий аромат зёрен! Тут же явно свежайшая, только что со знанием дела обжаренная южноамериканская арабика. А единственный, пока, транспорт из южной Америки в этом году какой? Правильно, пришедшая вчера и ещё не разгруженная «Терпсихора» с грузом рома, какао, кофе и сахара из Гаваны.

Смотрю в окно на выплывающих из туманной мороси прохожих и пытаюсь угадать их мысли. Вот няня ведёт двух барчуков: мальчишек лет примерно пяти и восьми. Барчуки так и рвутся к витрине никитинской лавки, и няне приходится постараться, чтобы справиться с разбойниками.

Неожиданно на помощь женщине приходит мгновенно просчитавший ситуацию Захар. Незаметно подмигнув няне, нищий начинает представление. Растопырив свои грязные ручищи и искусно имитируя потерявшего всякое соображение пьяницу, он устремляется к детям, выкрикивая, что сейчас-то наконец выдерет их вожжами как сидоровых коз. Перепуганные мальчишки опрометью бросаются вдоль улицы, а Захар с хитрющей улыбкой отвешивает няне элегантный поклон.

Молодая задорная улыбка освещает усталое лицо няни, и становится понятно, что ей ещё нет и пятидесяти, хотя буквально пару минут назад она выглядела совсем старушкой. Женщина кидает нищему монетку, которую тот ловко ловит на лету, и со смехом устремляется за подопечными. Довольные представлением покупатели из очереди улыбаются и смеются, несмотря на дождик.

Настроение поднимается и у меня. Расплачиваюсь с официантом, получаю на сдачу целую кучу новеньких, блестящих как солнце, ещё совсем не затёртых копеек, и покидаю кафе. Меня уже ждёт шеф – стареющий, но всё ещё всесильный Александр Христофорович Бенкендорф.

II

.

– Проходите, Григорий Иванович, присаживайтесь. – Обращается ко мне Бенкендорф. Шеф сегодня явно в хорошем настроении, несмотря на серьёзность дела, которое собрало в его кабинете меня и ещё двоих незнакомых господ.

Один – высокий и худой мужчина сорока, примерно, лет. Лицо у него аристократического вида, бледное, вытянутое, под глазами мешки, которые он тщетно пытается скрыть с помощью массажа и притираний. Одет этот гость шефа в безупречно сидящий тёмно-коричневый костюм английского сукна.

Второй гость попроще. Мужчина ближе к пятидесяти, с большой залысиной на круглой голове. Костюм на нём хороший, чесучовый, но сидит непривычно – явно оделся в лучшее для встречи с большим начальством. Руки сильные, на не находящих себе места ладонях заметны мозоли. Похоже – выходец из простолюдинов, но явно с образованием, скорее всего – техническим. Держится напряжённо, лицо так и застыло, а глаза бегают между аристократом и шефом.

– Познакомьтесь, – продолжает шэф, – Граф Панин, Александр Викторович, товарищ министра финансов, с ним Иван Сергеевич Афанасьев – старший техник монетного двора. А это, господа, Григорий Иванович Коновицын. Он будет заниматься вашим делом со стороны Третьего отделения. С ним можно быть абсолютно откровенным. Прошу, Александр Викторович, посвятите Григория Ивановича в суть дела.

Бледный граф встаёт и начинает ходить по кабинету, чем вызывает понятную мне, но не замеченную ни им, ни Афанасьевым короткую гримасу недовольства на лице Бенкендорфа. Руки у графа едва заметно подрагивают. Заметно, что он очень волнуется. Наконец, собравшись с мыслями, Панин начинает говорить.

– Для начала, Григорий Иванович, покажите нам, пожалуйста, деньги, которые у вас с собой.

Достаю портмоне, и с мыслями о вконец обнаглевших фальшивомонетчиках протягиваю графу пачку ассигнаций.

– Не эти, Григорий Иванович, – улыбается граф. – У вас же есть мелочь?

Мелкие монеты я по старой привычке храню просто навалом в кармане штанов. Доставать их сидя неудобно, и я взглядом прошу у шефа разрешения встать. Достаю монеты, и складываю их на стол перед собравшимися. Все смотрим на небольшую кучку денег.

– Григорий Иванович, вам ничего не кажется странным в этих монетах? – спрашивает граф.

Деньги как деньги. Два серебряных рубля отчеканенных в предыдущее царствование, несколько серебряных же полуполтиников и полтин, десяток различной степени затёртости двух и пятикопеечных монет, и кучка новеньких, выделяющихся блеском, копеек.

– Не вижу ничего особенного, господин граф. Обычная мелочь. Хотите сказать, что некоторые из этих монет фальшивые?

– Ничуть. Эти монеты, судя по всему, абсолютно настоящие. Но у вас, Григорий Иванович, как, кстати, и у меня, да и у каждого, почти, жителя империи, большая часть мелочи не нова. А вот копейки в этой кучке только что со станка. Обратите на этот факт самое пристальное внимание. Впрочем, пусть расскажет уважаемый Иван Сергеевич. Он отвечает на монетном дворе за выпуск новых партий денег.

– Господа, простите за дерзость, и прошу вашего терпения. Возможно, многое из того, что я скажу, покажется вам вещами самоочевидными, но они нужны для полного понимания картины происходящего.

Лицо Александра Ивановича несколько напряглось. По краям залысины выступили маленькие капли пота. Видно, что держать речь при столь высоком начальстве ему непривычно. Особо боязливые взоры он бросает на шефа и на меня. Однако, говорит этот человек увлечённо. Сразу видно, что в теме он разбирается досконально, и за каждое слово готов дать ответ. В целом, Александр Иванович производит самое приятное впечатление.

– Известно, что деньги, как и все вещи, имеют свой срок службы. Ассигнации рвутся, пачкаются, мокнут под дождём, да и просто затираются от постоянного складывания достаточно быстро. Можно считать средним сроком службы бумажных денег лет пять-десять. Соответственно, мы производим новые выпуски ассигнаций, чтобы количество наличных денег на руках населения оставалось примерно одинаковым.

Не так с монетами. Часть их, безусловно, выходит из оборота по различным причинам, и мы вынуждены чеканить новые монеты. Новые серии монет, само собой, чеканятся и при каждом новом императоре. Однако, по нашим ориентировочным расчётам, каждая копейка, да и вообще любая монета, в среднем служит не менее полусотни лет, а чаще – куда как дольше.

Так и было, пока полгода назад на монетный двор не стали поступать срочные заказы на печать копеек. В Петербурге и окрестностях эта, одна из самых ходовых, монета в одночасье исчезла из оборота. Владельцы торговых заведений, купцы, и прочий торговый люд оказались в очень сложной ситуации. Им стало очень сложно давать сдачу покупателям.

Да и сами покупатели стали странными. Если раньше прачка или кухарка получала своё жалование еженедельно и, преимущественно, теми самыми копейками, то вдруг хозяева стали расплачиваться реже, но более крупными деньгами. Некоторым слугам даже стали платить вперёд!

Положение складывалось угрожающее, и монетный двор был вынужден чеканить новые выпуски копеек, чтобы покрыть внезапный дефицит. Вообще говоря, подобное иногда происходит, но есть особенность. Если раньше с рынка исчезала известная масса денег, то было достаточно восполнить её новым выпуском, и на том кризис завершался, но на этот раз так просто выйти из ситуации не получилось.

Срочно выпущенные монеты не насытили рынка. Они продолжили исчезать с пугающей скоростью. Монетный двор был вынужден продолжать эмиссию, выбрасывая в оборот всё большие массы копеек, но эффект получался исключительно кратковременным. К настоящему времени мы выпустили копеек уже на несколько миллионов рублей, и почти все они бесследно исчезли.

Сейчас перед монетным двором стоит огромная проблема. Печатный станок, на котором выпускаются копейки, работает на износ, и скоро потребует капитального ремонта. Мы заказали новый, но дело это небыстрое, и может настать момент, когда выпускать новые деньги в необходимых количествах монетный двор не сможет. Вчерашний осмотр станка даёт основание надеяться, что до лета мы продержимся, а там… Нужно что-то решать.

Техник непроизвольно развёл руками и замолчал. В принципе, он сказал всё, что требовалось, и теперь дело начальства принимать необходимые решения. Бенкендорф бросил на Панина вопросительный взгляд, и граф продолжил.

– Мы провели анализ. Выпущенные сегодня монеты совершают всего десяток другой операций на рынке, а потом оседают у таинственного покупателя. Как вы слышали, эмиссию монет скоро придётся прекратить, и что тогда? Коллапс в сфере торговли? Но и возвращать исчезнувшие деньги в оборот смерти подобно.

Если одномоментно выбросить на рынок начеканенные за эти полгода монеты, денежная система если не страны, то, как минимум, Петербурга и губернии будет полностью дезорганизована. Может начаться бунт самых малообеспеченных слоёв населения, что, согласитесь, нам совсем ни к чему.