Увидев Ярослава, явное безразличие рыцаря к окружающему сменилось крайним любопытством, и он с ходу решил форсировать реку. У моста было неглубоко, и потому на другом берегу он оказался быстро. Стражники с обеих сторон моста сначала не поняли такого стремительного марш-броска рыцаря, а когда конный добрался до противоположного берега, также увидели чужака.
Посваров спустился ровно на половину косогора, чтобы не быть в худшем тактическом положении. Всадник резво подъехал вплотную к тропинке, ведущей на возвышенность, и поманил рукой чужеземца:
– Кто такой? – речь рыцаря была с явным немецким акцентом.
– Путник. А сам кто будешь?
– Здесь вопросы задаю я.
– Ой, ли? Территория-то не твоя.
– И впрямь чужеземец! Патрули ещё ничего не значат. Как я скажу, так и будет. Спускайся, если тебе дорога жизнь!
– Пока тот патруль не прибудет, дальше препираться не будем, – спокойно ответил ему Ярослав, видя, что двое патрульных с этого берега устремились к ним.
Всадник вытащил длинный, но узкий меч и занёс его над головой:
– Я два раза не повторяю!
– Да хоть три раза.
– Ах ты, собака! – пришпорив коня, рыцарь понёсся наверх.
Ярослав внимательно следил за действиями враждебно настроенного всадника. Он прекрасно понимал, что пеший конному не противник, но времени достать из торбы хотя бы травмат, находящийся в самом её низу, уже не оставалось.
Расстояние между ними стремительно сокращалось. Когда до Ярослава осталось всего несколько метров, лошадь под рыцарем внезапно оступилась, и тот со всего размаха упал на землю. Посваров едва уловимым движением отодвинул торбу за спину и приготовился к схватке.
Глава 4
Немец, быстро поднявшись, кинулся на незнакомца с мечом наперевес. Ярослав аккуратно пропустил выпад противника с оружием вперёд и заученным приёмом схватил запястье правой рукой, а левой ударил под локоть, поднимая последний выше уровня головы. Рыцарь вскрикнул и выпустил меч. Затем последовала несильная, но резкая подсечка и вот уже визави Ярослава лежит поверженный на земле.
– Не рыпайся! Дальше будет только хуже!
– Да ты хоть понимаешь против кого пошёл?!
– Против нарушителя границы.
Тем временем оба русича добрались до места схватки и удивлённо уставились на поверженного рыцаря.
– Герр Кнаут! А ишо сказывают, что вы непобедимы!
– У меня лошадь споткнулась! – попытался оправдаться тот.
– Но опосля падения вы поднялись на ноги! – парировал ему один из ратников. – Значит, явился тот, кто сподобился вас одолеть!
– Проклятье! Да скажи нам, кто ты таков?! – рыцарь явно намеревался увести разговор от своей персоны.
– Я же сказал – путник, иду издалече.
– Христианин?
Ярослав ждал любого вопроса, но только не такого.
– А это так важно?
– Ты нехристь, как и они?
– Герр Кнаут! Наши воеводы подписали договор о перемирии, и там было сказано о недозволенности…
– Я забираю его к нам!
– Да? – теперь уже ратник глядел на рыцаря с нескрываемым презрением. – И по чьему указу?
– Он может быть перебежчиком, посланником Сатаны.
– В такой одёже?! – ратники захохотали. – Нет, герр Кнаут! Никто в то не уверует, да и вышел он по нашу сторону, стало быть мы его и доставим к своему воеводе.
– Проклятые нехристи! Вы ещё пожалеете об этом! – рыцарь вскочил на лошадь и, убрав меч в ножны, понёсся обратно.
– Герр Кнаут! – крикнул ему вдогонку старший дозора. – Можете по мосточку! Васятка-а-а! Пропусти-и-и!
Ратник на мосту посторонился и всадник пронёсся мимо, обдав его потоком воздуха.
– Ну, а теперича окромя побасок, кто таков? – на Посварова смотрело серьёзное лицо русича.
– Ярослав я, сын Владимира. Иду и вправду издалече.
– Откель?
– Отсюда не видно.
– Вот что, паря, ежели шутки с немчурой прошли, то с нами оного не выйдет. Ноне скрутим и к воеводе доставим.
– Может, без скрутки обойдёмся? Я и сам пойду.
– Ежели так, топай вниз!
Спустившись, старший из ратников пронзительно свистнул и через пару минут со стороны леса к ним понеслась телега.
– Олекша! Я тебе сколь раз сказывал, что лошадь по кочкам так гнать нельзя? А ежели ногу сломает?
– Прости, дядя Игнат, – мальчишка-возница потупил взгляд.
– Садись в телегу, путь не близкий, – это уже Ярославу.
– Благодарю.
– Миха! Остаёшься за старшого. Пять вёрст туда, да столько же обратно. Мыслю, к ночи обернусь.