ZERO – псевдоним

И всё. Через несколько часов самолёт приземлился, и меня встретило знойное, палящее солнце. Разместился в квартале, где жили русские специалисты. Выделили комнату с минимум обстановки: кровать, стол, стулья, шкаф и холодильник.

Официально я числился в составе аэродромной службы в какой-то лётной части на окраине заштатного маленького городка в своей стране, а фактически участвовал в боевых операциях на стороне правительственных войск, против повстанцев. Это была очередная война за власть, за территорию. Кто был прав, кто нет, я не задумывался, это было бесполезно. Ни по каким документам нас здесь не было. Я лежал на кровати, левая рука тихонько ныла. Полежав, я направился в душ и долго стоял, смывая пыль и физическую усталость. Из душа вышел в одних трусах, выпил виски и снова завалился на кровать. За время, проведённое здесь, я стал другим, уже не был тем неопытным курсантом, тем наивным юнцом. По прибытии я познакомился со своим начальником, капитаном Севастьяновым, Димкой Севастьяновым. Мы вместе выходили в город, где, когда была возможность, сидели в тех местах, где было тихо. Пили крепчайший кофе из очень маленьких чашечек.

Димка. Нет уже Димки. Через три месяца после моего прибытия, он погиб в одной из операций. На другой день, после его гибели, мне было присвоено внеочередное звание, и я занял его должность. Звания здесь давали быстро, но этот карьерный рост был за счет выбывших. Димку тогда вытащили, но он скончался уже в госпитале. Его не бросили, хотя он был уже без сознания. Здесь мы все были без опознавательных знаков и правило одно, мёртвых за собой не вытаскивать. Нас здесь не было. Сколько парней полегло на чужой земле, где они и не были по документам, скольким близким приходили гробы, наполненные землей для веса, а где реальные тела не знал никто. Мёртвых оставляли на поле боя. Это было жестоко, но мы выполняли приказ. Размышляя, я заснул.

Спал крепко и проснулся под утро. Умылся и, надев чистую полевую форму, отправился к начальству. Времени было уже часов восемь. Постучав в дверь, и получив разрешение войти, открыл её; в кабинете начальника сидел, кроме него, особист.

– Проходи, садись, – здесь не было, как в обычной части докладов и прочих правил. Всё было проще. Я прошёл и сел на стул возле стола. Особист сидел на диване.

– Расскажи, что там было, – попросил он.

Я рассказал всё, что вчера своему начальнику.

– Значит, считаешь, что вас ждали?

– Гарантий дать не могу, но всё свидетельствует об этом. На случайную встречу гранатомет не носят.

– А может быть, простая засада? Так, на удачу?

– В пункт назначения было несколько дорог, мы ехали не по главной и даже не по объездной, а практически малоиспользуемой, поэтому ждать там можно только зная, что мы будем на ней.

– Согласен. Я уже переговорил с местной разведкой. Кто сдал, наши или их?

– С нашей стороны о маршруте знали только я, товарищ полковник, майор – руководитель операции. Водители получили информацию о маршруте только перед поездкой

– Сейчас проверяют, где возможна утечка информации.

– Напиши рапорт, изложи факты и своё мнение, потом занесёшь, – приказал полковник, и я вышел из его кабинета.

Писать рапорт, кажется легко, а на самом деле, когда пишешь, перед глазами встают картины реальности. Примерно через час я постучался в дверь, и, войдя, подал рапорт. Полковник пробежал глазами написанное, открыл папку, положил в неё рапорт.

– Что стоишь? Садись. Продолжим разговор, – он замолчал, проведя рукой по лицу, снимая напряжение. – В общем, принимай руководство Егор. Майор погиб во вчерашней стычке.

– Как это?

– Как обычно бывает на войне.

– Где он?

– Его вытащили, вопреки всем правилам оставлять тела убитых, не бросили. Из шестидесяти человек, вас осталось тридцать шесть. Из них раненных пятеро, их отправят домой. Я написал рапорт, скоро придет приказ о твоём назначении, но ты сам понимаешь, что так оно и будет, и нового начальника тебе не пришлют, так что приступай уже сегодня. В ближайшие дни придет пополнение. Теперь ты мой заместитель. Вопросы есть?

– Пока нет, – вздохнул я.

– Именно так, Егор. Звёзды на погоны здесь падают быстро. Сплошной звездопад, жаль, что порой уже мёртвым или их ценой… Но не нам унывать. Иди, вот ключи от его кабинета, размещайся, – он подал мне связку ключей.

Кабинет майора находился рядом. Открыв дверь, я прошёл, сел за стол, осмотрелся и обратил внимание, что бумаг, в общем-то, и не много, да и откуда им взяться, это боевая должность, а не кабинетная и основным рабочим инструментом была не ручка, а автомат. В дверь постучали, без приглашения вошёл особист.

– Пусто, – подтвердил он, осматривая кабинет, – он не часто здесь бывал. Я согласен с полковником, что звёзды здесь падают на погоны быстро. Твоя задача сейчас, выжить и я бы хотел, чтобы ты, как можно меньше думал, что карьерная лестница идет по крови. Фактически это так, но не надо об этом думать. Дома, дослужиться до звания майора, в твоем возрасте невозможно, а здесь война и другие ценности. Пошли, посидим, – предложил он.

Мы вышли из кабинета и расположились в небольшой кофейне недалеко от места базирования. Заказали виски, его продавали не везде, но в этом районе жили европейцы, и виски был. Выпили, не чокаясь, поминая майора.

– В этой стране, здравый смысл, которым мы руководствуемся, не применим, во всяком случае, по отношению к нам. Он рушится по прибытию сюда. Повстанцам мы мешаем, а правительству мы, в общем, тоже нужны до поры, при явном перевесе сил войск правительства, нас вытурят, чтобы не мешали.

Я только хмыкнул.

– Именно так, – продолжил он, – никто из нас не знает, сколько мы здесь пробудем, но каждый хочет, как можно быстрее отсюда уехать, но вот беда, желающих занять наши места, нет.

Я промолчал в ответ. То, что он говорил, было и так ясно. За то время, что я здесь, не знал случая, чтобы отсюда кто-то уехал, только потому, что вышел срок службы. Только раненные.

Мы смотрели на проходящих мимо жителей. Любой из них днем мог быть добропорядочным гражданином, и лояльным к нам, а ночью мог выстрелить в спину, поди-ка, угадай кто, здесь кто. Каждый здесь был занят своим делом, стараясь выжить, и лишь мы сидели и мирно, лениво, смотрели на реальность глазами, в которых была боль потерь. Потерь ради них, и которые были им, наверное, безразличны. А пока мы наслаждались текущим днем.

– Пойдешь расслабиться? – поинтересовался он.

Я отрицательно покачал головой, понимая, что он имеет в виду. При такой жизни, когда не знаешь, увидишь ли завтрашнее утро, мы иногда уходили к местным женщинам. Официально это было запрещено, но всё по умолчанию. Здесь было всё. Вскоре мы расстались.

Через два дня я расписался в приказе о присвоении мне внеочередного звания майора и назначении на новую должность – заместителя главного советника. Мне было двадцать четыре, а я уже майор. «Я следующий» – подумал я про себя, – здесь долго не живут». Выбора у меня не было, и я занялся вновь прибывшим пополнением. Дел было много, их надо было учить воевать и выживать, операции продолжались и в этой кутерьме, кто-то выбывал, кто-то прибывал. Такой вот круговорот личного состава.

Однажды, месяца через четыре после моего назначения, меня вызвал полковник.

– Послезавтра выезжаете на операцию. Всего сто человек. Наших будет двадцать, остальные местные. Руководишь операцией ты. О цели знают только четверо: ты, я, особист и один из штаба правительственных войск. Выявить, где происходит утечка информации о передвижениях, не удалась. Мы решили, что объектов движения будет три. В местном штабе только по одному человеку будут знать объект и маршрут движения, при том, только один. Конечно, начальник штаба знает. Информация будет дана только на обратный путь, чтобы не сорвать операцию. Если будет утечка информации, то мы будем знать от кого. Один человек – один маршрут. Всё просто и старо. Поэтому тебе нужна удача, чтобы твой реальный объект был не готов к встрече. Твой объект – один из лагерей повстанцев, маршрут движения туда и обратно будешь знать только ты из всего состава. В головную машину не садись, после каждой остановки головную машину меняй и сообщай водителю следующую остановку. Да что я тебе объясняю, сам всё знаешь. Арабский знаешь, разберёшься. Вопросы есть?

– Сколько дней на операцию?

– Три дня. Путь не близкий. Сутки туда, сутки обратно, ну, и как получится. Вот карты, иди, изучай.

Последующие сутки я проверял готовность личного состава, изучал карту, обсуждал детали с полковником.

Выдвинулись мы рано утром, пока прохладно и солнце ещё не палило. Всего было пять машин и один БТР. Ехали, как и планировали, меняя головные машины, я пересаживался в другую машину, если головной становилась та, в которой я ехал до этого. Это был простой расчет на выполнение задания, так как план операции знал только я. К концу дня остановились у колодца. Пока доставали воду и пополняли запасы, жители селения, молча, и угрюмо наблюдали за нами. Пить воду из местных колодцев было опасно, она не для наших желудков, воду возили с собой, но всякое бывало, что и она заканчивалась, тогда принимали лекарство.

Двигаясь по пустынной, безлюдной местности, я всё больше ощущал тревогу. Ближе к ночи мы подъехали к точке, где сделали остановку, дальше должны были идти пешком. Когда подошли к лагерю повстанцев, уже стемнело. Лагерь был палаточный, человек на сто пятьдесят, но учитывая, нашу внезапность, то у них не было явного перевеса. Рассмотрев в бинокль ночного видения расположение палаток, я не заметил ничего подозрительного, чтобы говорило, что нас ждут. Постов на сопках они не поставили, видимо были уверены, что шум двигателей известит их, а добраться пешком было далеко, да и ночь. Кто же пойдет ночью большой численностью. Лагерь располагался в низине, чтобы днём холмы давали тень, и не было видно их издалека. Зажигать свет я запретил, ещё, когда выгрузились из машин. План я знал и заранее распределил силы. Местные войска должны были перекрыть выходы из низины, и начать бой с двух сторон, а мы с фланга. Сигналом к началу операции – зелёная ракета, к отходу – красная.

Я лежал на краю холма, распределив своих бойцов. Заходить на другую сторону холма, чтобы перекрыть всю низину я не стал, не хотел распылять силы. Мы ждали рассвета. Это была тревожная тишина, которая держит в напряжении ожидания событий. Небо и земля слились в единой темноте, лишь внизу горели факелы у постовых.

Я вспомнил, что когда я обсуждал с начальником правительственных войск, что был моим заместителем в походе, тактику, он спросил деловито:

– Пленных брать?

– Обязательно. Пленные нам нужны. Ты их на себе понесёшь или машину выделишь для перевозки?

Он всё понял.

Когда жёлтый алмаз Солнца появился над верхушкой сопки, а в низине был ещё полумрак, я достал ракетницу и, подняв вверх, выстрелил. Зелёная ракета повисла в воздухе, и она ещё не успела потухнуть, как раздались выстрелы. В лагере началась паника. Палатки прошивались пулями и крики тех, кого они доставали не были слышны в грохоте автоматов. Выстрел гранатомета, разнёс палатку начальников, которую мы вычислили. Двигаться навстречу друг другу я запретил, чтобы не положить своих. Через полчаса обстрела, я дал красную ракету. Зачистку лагеря решил не проводить, чтобы уберечь солдат от потерь. Но потери были и так. Повстанцы были опытными воинами и умели целиться. Среди моих бойцов потерь не было. Через полчаса мы собрались в условленном месте. Потери местных войск – человек двадцать. Проведя осмотр выживших, мы направились к машинам.

Есть такое понятие самоконтроль. Мне следовало бы сто раз вспотеть, прежде чем расслабиться. Надо было оставить своих при машинах. Я не могу обвинять, что солдаты правительственных войск, те, кто остался при машинах нас и предали, это не очень укладывалось. Это могли из лагеря повстанцев передать о нападении, но теперь это не проверишь, и понял это всё чуть позже, в одно мгновение. До машин добрались спокойно. Прежде чем тронуться в обратный путь, дал команду на отдых и обед. Воды было мало, и я позвал своего лейтенанта.

– Возьми, – и протянул ему несколько бутылок виски, – это лекарство. Если будут пить местную воду, то потом пусть сразу запивают виски для дезинфекции, и не наоборот, – пояснил я.

Обратно мы ехали другой дорогой. «Кто я здесь? Наёмник? Получается, что так. Здесь была война, и я воевал на стороне правительственных войск. Кто был прав в этой стране, пожалуй, не могли бы разобраться и местные жители, но наше государство согласилось на оказание помощи и вот я здесь. Я умею стрелять, убивать, хотя к этому и не стремлюсь. Был ли у меня выбор? Здесь нет. Он был много лет назад, а сейчас я здесь обычный военный. Нет, не обычный. Я учил местных воевать, учил закладывать взрывчатки, учил подрывать неугодных правительству руководителей повстанцев, учил агентов разведке, а не только участвовал в боевых операциях».