– А ты?
– А я всё остальное, – улыбнулся Неретин. – Мы же договаривались, что ты только на бумаге владелец всех акций. Так что всё по справедливости…
Процесс пошёл энергично. Вскоре братья Чиквидзе перевели деньги и сделка считалась практически состоявшейся. Однако при улаживании последних формальностей всплыло некое обстоятельство. Оказалось, что упразднённый НИИ до сих пор числится на балансе министерства, которое, в свою очередь, тоже ликвидировано, но ликвидировано без назначения правопреемника.
Словом, случилась большая, вероломная подлость!
У Гены Завьялова сердце упало в пятки, когда к нему в кабинет ввалились братья Чиквидзе!
Это были характерные представители эпохи малиновых пиджаков и золотых нашейных цепей.
Почему-то Гена, общавшийся до этого исключительно с их юристом, считал, что они близнецы-братья. Но оказалось, ничуть не бывало. При одинаковой коренастости, свирепости физиономий и набыченности взгляда один был повыше, другой – пошире, один поорлистее носом, другой потяжелее челюстью. И тот и другой сжимали под мышкой по барсетке, и в каждой, казалось Гене, лежало по пистолету!
Да только зачем им пистолеты при таком спутнике? Бритый налысо человек-гора решительно подошёл к Гене и, ухватив его за затылок, дважды ударил лицом о стол… У Гены пошла носом кровь.
– Тебе сутки! Не вернёшь деньги – будет счётчик! – гортанно, с кавказским акцентом изрёк тот, что повыше.
И они ушли, оставив запах убойного мужского парфюма.
Завьялов несколько минут провёл в прострации. Его заставила очнуться кровь, которая, помалу стекая с подбородка, давала ощущение капающей прохлады.
Гена бросился звонить Неретину.
– Я в курсе проблемы, – спокойно сказал тот. – Пытаюсь её решить, но нужно время.
– Лёнька, пошёл ты к чёрту! Давай им деньги вернём!
– А где я их, Гена, возьму? – вскричал Неретин. – Они уже пущены в дело!
– И как мне быть?! – опешил Завьялов. – Они же меня убьют!
– Да ладно тебе! Не убьют! – ободряюще произнёс Неретин и положил трубку.
Через час Завьялов снова позвонил ему – он уже сбегал в банк и обнаружил, что деньги, которые Неретин обещал перевести на его счёт, так и не поступили. Трубку никто не снял.
Завьялов понял: Неретин предал его…
Однако скорбеть было некогда.
Гена кинулся к двоюродному брату Николаю, служившему в милиции.
– И рад бы, Гена, помочь, да мы сами, считай, под бандитами ходим!
– Что же это творится! – возмутился Завьялов. – И, позабывшись, в отчаянии воскликнул: совсем, что ли, советской власти нет?!
Николай помолчал:
– В том-то и дело, Гена, что нет…
Завьялов поплёлся домой.
Это был конец.
Обычно никто не конкретизирует, конец чего. И так понятно: всего! Пусть даже ещё не самой жизни, но всей её основы, которая начинает расползаться, как пряжа, если потянуть за одну-единственную нить. Её-то и находит судьба-злодейка и принимается за дело, унося благополучие, ясность бытия, покой…
В случае с Завьяловым пряжа уже была распущена, и вопрос стоял о жизни и смерти!
В такой ситуации таиться от Зои не имело смысла. Она-то и решила: надо бежать!
В бегах
Поначалу беглецов приютил посёлок под Серпуховом, где у Зои жила старенькая тётка.
– Скажешь соседям, что родственники с Урала приехали! – предупредила её Зоя.
Хоть одинокая старушка и была рада Завьяловым, но оставаться в Подмосковье всё же было опасно. Ждали, когда появятся деньги от продажи квартиры, чтобы уехать куда-нибудь подальше.
Продажей занималась Зоина троюродная сестра («Господи, что б мы без Маши делали?!» – говорила Зоя с влажнеющими глазами), на которую срочно перед отъездом оформили доверенность. За бесценок московская трёшка ушла моментально, оставалось только дождаться оформления документов и перевода денег.
Это ожидание стало для Гены пыткой. Память то и дело рисовала ему недавнюю сценку в банке: точёная девушка с гладкой головкой взмахивает длиннющими ресницами, и из её аккуратного красного ротика выплывает убийственная фраза: «Никаких средств на ваш счёт не поступало»…
Гена был сосредоточен на ожидании и ничего не замечал вокруг.
– Вообще-то, мы здесь уже бывали… Неужели не помнишь? – удивилась Зоя.
– Не помню, – ответил Гена, мрачно куривший на крылечке очередную сигарету.
– Ну туда посмотри! Там поле, там Ока, а левее – пионерский лагерь, где мы жили на картошке!
Завьялов всмотрелся вдаль и… ничего не узнал.
– Давно было, всё изменилось.
– Что тут могло измениться? Поле? Речка?
Ей хотелось предаться воспоминаниям, отвлечь Гену, отвлечься самой, а он…
– Чурбан бесчувственный! – обиделась Зоя и ушла в дом.
А Завьялов, докурив сигарету, решил прогуляться.
«Может, что и припомню».
В этот посёлок студенты бегали за водкой – вот, собственно, и все воспоминания! А куда ещё пойти? В пионерлагерь? К Оке? Слишком далеко… Где был тот магазин? Может, на углу перекрёстка? Да, это он.
В обшитом досками домишке он сразу признал тот самый магазин. Правда, судя по вывеске, это был уже не магазин, а салон игровых автоматов! С ума сойти! Салон!
Капитализм широко шагал по городам и весям родины!