такого ада вынесла лет почти четыре, —
правда, на год в Алма-Ату к матери выезжала
к сынишке первому дочку рожать, —
по возврате была оценена сполна в Совгавани:
начальницей ОТЗ с окладом в триста рублей на
лесозаводе стала, квартиру 3-хкомнатную на
«двадцатке» сразу дали, – и сразу мне она отставку!..
Да сам не жил б я на «двадцатке»! И возбранялась – понял —
мне, философу, семья… В то лето бедовал…
Тогда-то я как-то 18-тинадцатилетнюю аборигеночку с автобуса «снял»
в глупейшем похоти припадке, такую маленькую, —
что сверху на руках ее держал:
весьма была страстна – едва по грудь мне доставала, —
и наградила «насморком» меня отнюдь не носа,
не «сопатки» …а «причинного конца»;
в больницу молодца на месяц «зачалили»
(без особой надобности, скорей врачихам молодым понравился):
там, кстати, было весьма познавательно,
приятных дам разнообразие,
много нового о молодежи узнал, особенно одна парочка:
он хлюст, каких мало, наградил ее —
ещё девицу! – к триперу банальному, – еще и сифилисом…
все ему простила добрая и красивая, —
а он тут же в больнице, чуть подлечившись, на запрет ч`ихая, – «член положил»
и с нею и с другими… мне медсестра доносила, – святая!, да и, как раньше говорилось, «блажная», —
он же «шибздик» смугло-узколицый,
– не еврейчик ли?
Но с улыбкой – как-то встретился потом в автобусе – победительной… —
«ей-богу», не встречал у парня ни до ни потом:
какая-то в себя погруженность… однако, не «ловил» ли
наш паршивец кайф ещё и наркотический?)…
Потом уж осенью поздней еще монголку «снял» в ресторане,
в её каморке разговлялся напоследок в Совгавани…
поначалу она далась мне весьма страстно – давненько,
видно, не имала мужика …но тут же и раскаялась —
не прихватила ли чего по венериной части? —
и выпроводила до полуночи меня…
Затем в ту осень мрачную еще одну «имел» татарочку на бруснике ягоде, —
отбил ее в соседнем таборе, как только его поставили в меньше километра выше меня, —
у пожилого, лет под полста, комсомольчанина,
кой и завез ее на промысел, заработком в те годы славный, —
она ж ко мне в палаточку за полкэмэ перебежала
в ночь первую по их приезде из человек пяти оравой;
ох, эта маленькая татарочка запомнилась
одною интимной особенностью, – такою «тама» тугостью-плотностью – в том, – из всех, поятых мною, – чемпионка: едва сначала вставить мог…
Но как же ей потом досталось от табора своего!..
…На следующий сезон начальник завез мне тож на ягоду
одну башкирочку славненькую,
тоже маленькую
и симпатичную – но уже за тридцать: она таки