Жестокие женские игры

Удивлённо взглянув на него, девочка соскользнула со своего стула и, обойдя стол, забралась к нему на колени. Обняв его за шею, она сказала: – Вот папа.

Чувствуя, что не в силах справиться с эмоциями, Герман отвернулся от сияющих глаз и несколько минут безуспешно пытался справиться с подступившими слезами.

–Всё будет хорошо, моё сокровище. Ещё немного и твоя мама будет с тобой. Он ещё что-то говорил ей, но она уже ничего не слышала. Устав от впечатлений, малышка уснула прямо у него на руках, уткнувшись носом в плечо. Поручив Ингрид заботам няни, он спустился в бар и ещё долго сидел там, думая о своей жизни, о Виктории и об Ингрид. Размышляя о жене, он с удивлением обнаружил, что тот период, когда он был безнадёжно влюблён в неё, давно прошёл, а он только сейчас обнаружил это. Конечно, он всё ещё любил её, но любил скорее отеческой любовью, к которой теперь примешивалось острое чувство жалости. Вчера, разговаривая с ней, он понял, что болезнь её прогрессирует, и что жить ей осталось скорей всего недолго. Это откладывало особый отпечаток на его отношение к ней, заставляло поступиться интересами Ингрид, во имя последнего долга перед женой. Как бы не была она виновна, не ему её судить. Его задача сейчас, быть рядом с ней, облегчить её страдания, оградить от всех бед, и, как бы не было тяжело, он постарается выполнить это.

Как он и предполагал, дорога до Варшавы не заняла много времени. Ингрид с удовольствием играла купленными накануне игрушками, смотрела в окно, а он вновь шаг за шагом обдумывал свои дальнейшие действия.

В Варшаву они въехали уже к вечеру и, покормив Ингрид в маленьком ресторанчике на окраине города, Герман повёл машину к центру. Небольшая улица, на которую выходил своим фасадом приют, в ночное время была безлюдной и, потому он надеялся, что их появление останется незамеченным. В сумке, где находились вещи девочки, он оставил письмо, в котором просил оставить малышку именно в этом заведении. К письму он приложил внушительную сумму наличными, и это хоть немного, но позволило надеяться, что к Ингрид здесь будет хорошее отношение, и она не будет отправлена в другое место. Присев рядом с ней на корточки он внимательно всматривался в лицо девочки, стараясь запомнить черты её лица. В душе его всё переворачивалось. Никогда ещё он не был настолько противен себе, как в эти минуты прощания с ребёнком.

–Прости меня, моё сердечко, но я не могу поступить иначе. Скоро тебя заберёт твоя мама. Ты ведь помнишь свою маму Лину? Здесь много детей, они будут играть с тобой, тебе здесь понравится.

Малышка, будто почувствовав, что никогда больше не увидит приёмного отца, крепко вцепилась в его рукав и уже готова была заплакать, но он, предвидя эти слёзы, вытащил из кармана маленький яркий мячик и протянул ей. Заинтересовавшись игрушкой, она выпустила его руку. Он же воспользовавшись этим, быстро, чтобы не передумать, нажал на кнопку звонка, и, сбежав со ступенек, поспешил скрыться в стоящей на противоположной стороне улицы, машине. Стёкла машины были тонированы, и со стороны она казалась необитаемой, но он, находясь внутри, мог наблюдать за происходящим. Далее события разворачивались так, как он и предполагал. Тяжелая, дубовая дверь открылась и на порог вышла высокая, полная, средних лет женщина. Увидев Ингрид и стоящую рядом с ней сумку, она внимательно оглядела улицу, скользнула взглядом по его машине и, наклонившись к девочке, стала о чём-то спрашивать её. Затем взяла малышку за руку и через секунду, тяжёлая дверь захлопнулась за ними, навсегда отгородив от него Ингрид. Какое-то время он продолжал неподвижно сидеть, не в силах заставить себя уехать с этого места. Ему всё казалось, что вот, сейчас, тяжёлая дверь откроется, и он снова увидит свою девочку. Но ничего этого, конечно же, не произошло и он, собравшись, наконец, с силами, тронул машину с места. Покружив немного по городу, он доехал до отеля, где всегда останавливался. Отказавшись от ужина, Герман спустился в бар и сидел там до самого закрытия. Он сильно устал за этот день, но одна только мысль о том, что скоро ему придётся остаться один на один со своими мыслями в пустом гостиничном номере, повергала его в ужас. Выпью снотворное, включу телевизор, и буду смотреть какое-нибудь идиотское шоу, пока не усну, наконец решил он для себя и отправился в свой номер. Утром, едва проснувшись, он наскоро принял душ, побрился и, выпив только одну чашку кофе, поспешил в свой офис. Предупредив секретаря, что до обеда он никого принимать не будет, Герман сел у окна и терпеливо стал ждать появления детей. Ждать ему пришлось около часа, но когда толпа малышей с радостным криком выбежала из дверей, Ингрид среди них не было. Открыв окно, он выглянул наружу, и, увидев возле дверей приюта машину «скорой» помощи, почувствовал, как волосы у него на голове зашевелились от ужаса. Он готов был уже бежать туда и выяснять, что случилось, как вдруг увидел, что дверь снова отворилась, и оттуда вышла молодая девушка с его Ингрид на руках. Эти несколько минут ожидания были самыми долгими в его жизни. Он так крепко сжал спинку стула, что едва не сломал его. Вытерев трясущимися руками испарину со лба, он жадно выпил стакан воды и вернулся к окну. Девушка, сев на скамейку недалеко от ограды парка, продолжала держать Ингрид на руках. Его малышка была самой маленькой среди окруживших воспитательницу детей и, как он гордо отметил про себя, самой красивой. Она явно будет здесь всеобщей любимицей, а я со спокойной совестью смогу уехать и заняться поисками её родителей, подумал он, продолжая наблюдать за Ингрид и остальными воспитанниками. Вскоре, она соскользнула с колен воспитательницы и унеслась вместе с остальными детьми вглубь парка. Как быстро дети находят общий язык, с удивлением отметил он. Ингрид говорит по немецки, они по польски, но всё равно они прекрасно понимают друг друга. Почему же мы, взрослые утрачиваем с годами эту способность, даже если говорим на одном языке? С горечью спросил он сам себя, и не найдя ответа, поспешил заняться делами, чтобы хоть на какое-то время отвлечься от своих грустных мыслей.

Придя с работы, Кристина быстрым шагом прошла в гостиную и, выдвинув верхний ящик стола, взяла небольшую шкатулку. Вот уже несколько дней её мучил один вопрос и сегодня, придя с работы, она решила, наконец, проверить правильность своих подозрений. Как ни странно, шкатулка, обычно всегда открытая, теперь была заперта. Осмотрев её со всех сторон, и убедившись, что без ключа её никак не открыть, Кристина отправилась к деду.

–Ну, пан Юлек, признавайся, – гневно обратилась она к нему, – где ключ от шкатулки, и зачем вообще её заперли?

–Затем, милая пани, чтобы никто не совал туда свой любопытный нос, – в тон внучке ответил пан Вишневецкий. Я положил туда кое-какие документы, и хочу, чтобы они пока полежали там. Так что будь добра, положи шкатулку на место – ласково добавил он.

–А где всё, что лежало там?

–Кристинка, не темни, скажи, что именно тебе нужно, и я скажу, где это искать.

–Дед, там был маленький крестик, ну помнишь, крестик Зденека. Ты ещё ругался, что он, когда купается, снимает и бросает его, где попало. А потом, Бася, подарила ему другой, и он вообще перестал носить его.

–Ну, а тебе то он зачем? Ты что собираешься забрать его у Зденека?

–Нет, я только хочу как следует рассмотреть его.

–Но зачем? Можешь ты мне толком объяснить?

– Помнишь, ты рассказывал мне, что когда-то твой отец заказал ювелиру два совершенно одинаковых крестика, для тебя и твоего брата, который погиб на войне? Свой ты отдал своему сыну, моему отцу, а он в свою очередь передал его Зденеку. Я тогда ещё очень расстроилась, что крестик достался Зденеку, а не мне. Он мне всегда очень нравился, там такие красивые камушки по краям.

–Ты всё очень хорошо помнишь, но что из этого? Ты хочешь, чтобы я отдал его тебе?

–Да нет же. Но тогда ты уверял, что было сделано два крестика, два, а вчера я увидела ещё один.

–Ты что-то путаешь Кристинка. Этого не может быть, тебе показалось. Увидела что-то похожее и всполошила меня.

–Дед, я знаю наизусть каждую чёрточку на нём, могу даже сказать, сколько там камушков, я ведь столько раз пересчитывала их в детстве. Не могла я ошибиться!

Ну, ладно, ладно, успокойся. В каком магазине ты его видела?

–При чём здесь магазин? Тут такая невероятная история недавно произошла, а ты всё смеёшься надо мной и не даёшь мне ничего сказать.

–Я слушаю тебя, моя панночка. Давай, рассказывай. Я хоть и занят, но внимательно выслушаю тебя.

–Чем это таким важным ты занят? – фыркнула внучка.

В ответ её вечно молодой и самый любимый на свете дед захохотал, а когда успокоился смог, наконец, внятно объяснить.

–Я еду в Москву. У Петра родились правнуки, два близнеца, и внучка выходит замуж. Вот он и зовёт меня в гости. Пётр всё хвалится, что польский как выучил в войну, так до сих пор помнит. Письма мне пишет с жуткими ошибками, но по польски. Представь теперь, на минутку его лицо, когда он предложит мне что-нибудь, а я ему по русски отвечу: – Нет, Петя, это мне по барабану. Ну, как, впечатляет? Я тут много чего уже выучил, теперь лишь бы не перепутать, что когда говорить.

–Да, очень важное занятие, хорошо папа не видит, чем ты тут занимаешься. Но ты выслушаешь меня, или будешь заниматься своей ерундой?

–Я давно уже тебя слушаю, это ты всё меня отвлекаешь. Давай, рассказывай.

–Около месяца назад произошла странная история. Вечером, когда дети уже спали, раздался звонок. Пани Мария открыла дверь и увидела маленькую девочку, а рядом с ней сумку с вещами. Она завела малышку в приют, вызвала пани директрису и сообщила в полицию. В сумке было письмо и очень крупная сумма денег. В письме было сказано, что девочку зовут Ингрид, что ей три года и просьба оставить её именно в нашем приюте, до приезда её родителей. Пан полицейский осмотрел вещи, но по ним нельзя установить, где они куплены, так как все этикетки аккуратно срезаны. Одежда, сразу видно, очень дорогая, но совершенно новая, неношеная, а сама девочка, как бы это сказать, немного неухоженная. Ноготки у неё не подстрижены, на теле следы от синяков. С одной стороны она явно домашний ребёнок, а с другой, что-то странное в ней есть. Она не похожа на ребёнка, который расстался с матерью. Но главное не это. Три дня назад мы с пани Марией купали детей. Обычно я не занимаюсь этим, но тогда она попросила меня помочь. В общем, когда я купала Ингрид, то увидела на ней маленький крестик, точную копию того, что ты дарил Зденеку.

Внимательно выслушав внучку, пан Вишневецкий в сомнении покачал головой.

–И всё же ты что-то путаешь, Кристинка. Я никогда не шутил, когда говорил, что таких крестиков только два. Да это и легко проверить. На каждом из них есть надпись с обратной стороны, она почти неразличима, но кто знает, что она там есть, найдёт её.

–Дед, тебе обязательно нужно взглянуть на эту девочку и на крестик, что на ней. Потому что я очень внимательно осмотрела его и могу точно сказать, что за надпись с обратной стороны.

–Ну и что там написано? – спросил он её полным недоверия голосом.

–В нижней части крестика есть надпись: – «Святой Стефан»

–Ты уверенна, Кристинка, что ничего не путаешь?

–Не веришь мне, убедись сам, ответила внучка. Завтра пойдём в приют вместе, и ты увидишь, права я или нет.

На следующий день, рассматривая с помощью прихваченной из дома лупы, крестик загадочно появившейся воспитанницы, пан Юлек испытал такое волнение, какого не испытывал уже долгие годы. Сомнений не было, перед ним был крестик его родного брата Стефана, тот самый, что он передал после войны его жене, когда приезжал к ней в Вильно. Можно конечно было предположить, что это просто точная копия, но по некоторым признакам он мог точно определить, что эта вещь действительно когда-то принадлежала его брату. От одного из камушков, что располагались по краям, был отколот маленький кусочек. С первого взгляда это было почти незаметно, но он Юлек, зная об этом, сразу увидел изъян. Ещё была маленькая вмятина в верхней части и царапина с обратной стороны.

–Святая Дева Мария, – в смятении прошептал пан Вишневецкий, – откуда у этой девочки крестик Стефана?

–Дед, ну теперь ты видишь, что я была права?

Устремив на внучку полные слёз глаза, он ответил: – Не знаю, что и сказать, моя девочка, но одно несомненно, это действительно крестик моего брата, ты не ошиблась. Спроси у этой малышки, как зовут её маму.

–Мы уже спрашивали её, но безрезультатно, да и говорит она только на немецком, ни русского, ни польского малышка явно не знает.

–Ладно, как-нибудь разберёмся со всем этим. Нужно позвонить Казику, чтобы заказал мне билет в Москву. Я сам должен поехать туда и всё выяснить.

–Дед, ты что, всерьёз думаешь, что крестик на этой девочке не случайность? Что она имеет какое-то отношение к той женщине, которую Зденек так и не нашёл в Москве?

–Я ничего точно не знаю, но чувствую, что мне нужно ехать. Только там я смогу всё узнать.

–Дед, но ведь столько лет прошло с тех пор, как ты передал крестик жене своего брата, она могла продать его, потерять. Да всё что угодно могло произойти!

–Стефка никогда бы не продала его. И Янека, я уверен, воспитала так, что ему и в голову не пришло бы продать единственную память об отце. Нет, тут что-то другое.

Взяв на руки Ингрид, он несколько минут пристально вглядывался в её лицо. Девочку привлекли его густые усы, и она принялась сначала потихоньку, а потом всё сильнее тянуть за них.

–Тише, тише панночка. Так ты лишишь меня главного украшения – смеясь, воскликнул пан Юлек и опустил девочку на пол.

–Она не похожа на моего брата, да это и не удивительно. Но у неё такие же глаза, как и у него – задумчиво произнёс он и с этими словами вышел из комнаты.