Пятый подвиг Геракла

– Значит, так, девочки, – уже по-английски сказал я, – а теперь четко и ясно объясняем, что вас заставило прийти в нашу с женой спальню. Я спрашиваю не о том, ДЛЯ ЧЕГО вы пришли, по времени визита и вашему внешнему виду это понятно и без пояснений, а именно о том, что вас ЗАСТАВИЛО.

Девицы обеспокоенно переглянулись. Они уже явно раскаялись в том, что сделали, но пути назад не было. А еще я пугал их до дрожи в коленях. Однако этот старый страх перед мужским полом в них уже смешивался с щенячьим обожанием, которое стало развиваться с того момента, когда я поселился тут, в Шантильи. По-русски в таких случаях говорят: «и хочется, и колется».

– Мы пришли, потому что так было положено раньше, – опустив голову, сказала Шарлин. – А теперь, если мы что-то сделали неправильно, то вы можете наказать нас, вот сюда.

С этими словами бесхитростная дочь мира-инферно развернулась и, задрав подол пеньюара, открыла зад красивой формы, весь испещренный уже немного поджившими багровыми рубцами. И тут я впервые пожалел, что прихвостни демона покинули нас не прощаясь, и нет возможности устроить им за все содеянное акт массовой групповой колотерапии. Наверняка все эти четверо девушек пороты так, что все дела они могут делать только стоя, а спят исключительно на животе. А ведь я хотел предложить им присесть… Нехорошо бы получилось, если бы они, не смея ослушаться, выполнили бы мою команду, испытав при этом нешуточную боль.

– Вы сделали неправильно, – мягко сказал я, – но наказывать вас не за что, ибо вы не знали новых правил. А теперь, Шарлин, опусти подол и снова повернись ко мне лицом, чтобы выслушать мой приговор.

– Да, господин, – повернувшись к стене задом, а ко мне, соответственно, передом, произнесла старшая из бывших наложниц, – мы вас слушаем.

– Во-первых, – сказал я, – никакого наказания за то, что вы сделали, вам не будет, но только на этот раз. Если подобное повторится, то я без единого лишнего слова просто прогоню вас обратно в бараки. Во-вторых, с того момента, как я тут поселился, ни одна девушка или женщина не должна приходить в спальню мужчины по обязанности или принуждению. Делать такое можно только по вашему собственному добровольному желанию, такому сильному, что иначе никак. Вам это понятно!

– А мы, мистер Серегин, и пришли по добровольному желанию! – пискнула зеленоглазая рыжуля Линда. – Потому что почувствовали, что иначе не можем.

– Да, – подтвердила брюнетка Эйприл, – мы хотели сделать вам приятное, но нашли тут другую женщину.

– Эта женщина, – усмехнулся я, – моя законная жена. Мы тут по полному праву собрались заняться тем, что делают мужчина и женщина, оставаясь наедине, когда у них на это есть и желание, и право.

– А что такое жена? – спросила русоволосая худышка Грейс, и тут же добавила: – Можно мы тоже будем вашими женами, потому что уже живем с вами в этом доме?

Бедняжки, какие же они наивные! Как много мне еще придется им объяснять…

– Жена, – терпеливо стал я пояснять, – это та женщина, с которой мы вместе обоюдно поклялись не расставаться ни в печали, ни в радости, быть опорой и спасением друг для друга, а еще что я буду ее единственным мужчиной, а она моей единственной женщиной. И хоть последнее правило в этой стране, испытывающей жестокий недостаток мужчин, может быть изменено, но нас с Лизой это не будет касаться до тех пор, пока моя богоданная супруга сама не предложит мне принять в нашу семью одну или нескольких младших жен. Не так ли, моя дорогая?

– Постой-постой, Серенький… – по-русски произнесла Елизавета Дмитриевна, и глаза ее сощурились, – ты что же это… хочешь внедрить тут аквилонские брачные обычаи?!

– Ну… по крайней мере, я не исключаю такой возможности, – ответил я. – Аквилонцы большие доки относительно того, что нужно делать, когда создаешь государство в чистом поле, и мне их опыт сейчас будет не лишним. К тому же и соотношение полов в моем будущем государстве намечается даже более дикое, чем в Аквилонии, а на одних генных банках далеко не уедешь. То есть уехать на них можно очень далеко, как это делается в Галактических империях всех изводов, только это будет уже совсем не то общество, которое хотелось бы видеть на старости лет. Мама есть, дети есть, а папа – это пробирочка со спермой. Такое можно допустить только в том случае, если вдова или вдовы погибшего героя желают и дальше рожать от него детей. Со временем соотношение полов выровняется, но и тогда встанет проблема, что далеко не каждый мужчина способен создать с женщиной счастливую семью. В нашем мужском стаде иногда попадаются такие отборные козлы, которых без всяких дополнительных оснований хочется вынести за скобки по первой категории. Это я так, пока только размышляю, но решение надо принимать – чем скорее, тем лучше.

– Хм… – задумчиво произнесла Лиза. – В Аквилонии не принято держать прислугу, и младших жен берут в семью еще и потому, что без этого было бы невозможно управиться с хозяйством и детьми.

– В Аквилонии царит коммунизм с эпитетом «военный», – ответил я, – и в то же время это самое счастливое общество, какое я видел. Я тоже хочу построить тут, на развалинах огромного концлагеря, самое счастливое общество, когда человек был бы другому человеку братом или сестрой, а не хищным волком. К тому же, подумай, Лиза, что лучше: когда ведут хозяйство, убирают дом, готовят и ухаживают за твоей красотой равнодушные наемные служанки или же любящие названные сестры? Создавая свою идеальную ферму для выращивания двуногого скота, демон сам не понял, как откатил умственное состояние местных женщин к наивным временам до грехопадения. Руби не зря указала мне на это обстоятельство.

– И что же, ты хочешь, чтобы мы пополнили нашу семью прямо сейчас? – ехидно усмехнулась Лиза. – Захотелось молоденьких костлявых козочек в постель?

Я не мог понять, говорит она серьезно или просто так надо мной подшучивает в щекотливом положении. Вот так: сколько живу со своей женой, а понять ее реакцию не всегда удается даже при помощи Истинного Взгляда. Видимо, поэтому меня к ней и влечет с бесконечной силой…

– Ни в коем случае, упаси нас от такого всемилостивейший Небесный Отец, – максимально честно ответил я. – Даже если это правило и будет принято, моя семья никогда не будет по случаю пополняться несовершеннолетними девочками, к тому же по неопытности путающими Призыв с влюбленностью. Да и нет прямо сейчас в этом никакой необходимости. Надо только вразумить этих юных дурочек, не видевших в жизни ничего, кроме страха смерти и побоев, дать им новые жизненные ориентиры, а также отложить брачный вопрос до момента получения ими как минимум среднего образования. Мол, даже самая младшая жена императорской четы не имеет права быть безграмотной дурочкой без широкого жизненного кругозора. Ну а пока эти девочки будут выполнять поставленные нами условия, пройдет много времени, они станут другими и, скорее всего, сменят свои брачные предпочтения. И вообще, мне хочется верить, что хотя бы некоторые из них способны на большее, чем помогать накрывать на стол и стелить постель.

– Мой очаровательный нахал, ты, как всегда, неподражаем! – сказала моя дражайшая половина, оделив меня ослепительной улыбкой, и, обращаясь к девочкам, произнесла по-английски: – Вот что, мои дорогие сестренки. Да именно так – с этого момента вы наши с мужем младшие сестры, о которых мы должны заботиться – дать образование и привить правильное понимание того, что такое хорошо, а что такое плохо. Это положение может быть изменено только после того, как я увижу, что вы стали хотя бы сопоставимы с нами по уму и жизненному кругозору. Старая жизнь закончилась, а о том, какой будет новая, вам предстоит узнать в самое ближайшее время. Более подробно я поговорю с вами об этом утром.

– Понятно, госпожа, – коротко ответила Шарлин и слегка поклонилась.

– Я вам не госпожа, а старшая сестра, ибо так хочет устроить наше общество мой муж, – вздохнула Лиза. – А сейчас, девочки, идите и больше не пытайтесь повторить то, что вы сделали, потому что тогда мы действительно рассердимся.

– Погодите, – сказал я и тут же добавил в пространство: – Лилия, иди сюда, ты мне нужна!

Хлоп! – И Лилия уже стоит передо мной как конь перед травой.

– Я здесь, папочка! Кого тут надо вылечить?

– Вот, видишь этих четырех девушек? – сказал я. – Раны на их неразвитых душах постараемся исцелить мы с Елизаветой Дмитриевной, а синяки, ссадины и шрамы от порки – это твоя работа. К сожалению, тот, кто все это сделал, уже покинул этот бренный мир, не попрощавшись, поэтому мы можем только устранять последствия совершенных им злодеяний. Глядя на эту разоренную землю, я начал задумываться, каким образом можно было бы насмерть замучить демона.

– Для этого его следует посадить в энергетическую ловушку, устроенную по принципу бутылки Клейна, чтобы снаружи не проникало ни эрга, – авторитетно заявила мелкая божественность. – В таком случае первосортные муки неутолимого голода будут продолжаться целую вечность. Но для этого его сначала требуется поймать и не упустить, а это отдельная, причем сложнейшая задача… Прибить насмерть, как это сделал ты, гораздо проще.

– Понятно, – сказал я, – значит, в любом случае пришлось бы обойтись без ужасной мсти. А сейчас идите уже и дайте нам с Елизаветой Дмитриевной остаться наедине.

– Да, девочки, идемте, – сказала Лилия. – Лет-с гоу, раз-два.

И когда они вереницей вышли за дверь, мы с дражайшей супругой, тихо и скромно, при задернутых занавесках, наконец занялись тем, ради чего создаются семьи. Любовь не терпит не только суеты, но и посторонних глаз.

Восемьсот девяносто седьмой день в мире Содома, поздний вечер. Заброшенный город в Высоком Лесу, Башня Терпения, Госпиталь, ванна с живой водой

Роберт Энсон Хайнлайн

Очень многое мне нужно было обдумать сегодня… А лучше всего мне думалось во время так называемых «процедур». Здесь, под сводами огромной пещеры, в уютном полумраке, под тихую расслабляющую музыку, в ванне с магической водой моему телу возвращали молодость… Девять раз я уже погружался в эту ванну, и проклятая хворь, которая мучила меня уже несколько лет, за это время бесследно ушла. Морщины мои стали разглаживаться, возвращалась бодрость. И как же это было чертовски здорово… Это ни с чем не сравнимо, когда ты, страдая серьезными болячками и уже смирившись с тем, что жизнь твоя медленно угасает, вдруг получаешь возможность отмотать свой возраст назад. Что могла дать мне вторая молодость? Конечно же, возможность творить. Не творить я не мог.

Привычно я погрузился в ванну, и в воде забегали разноцветные огоньки. Это было блаженством – лежать вот так в какой-то странной полудреме и слушать свой разум…

Я знал, что где-то здесь, в такой же ванной, на женской половине омолаживается моя супруга, которой для лучшего эффекта назначили длительный десятидневный целебный сон.

Все началось с того, что на третий день своего пребывания здесь я обратился к правой руке мистера Серегина мисс Кобре с просьбой переправить сюда мою Вирджинию, чтобы ей тоже вернуть молодость и здоровье. А то неправильно будет, если я после пребывания в Тридесятом царстве стану снова молодым и красивым, а моя любимая супруга при этом останется старушкой.

Мисс Кобра посмотрела на меня с ироническим прищуром, и ответила:

– Никаких проблем, мистер Хайнлайн! Вы только назовите адрес, и я устрою вам встречу через портал, чтобы вы сами смогли позвать к нам ее. Силой мы тащим к себе на допрос только разных негодяев, а хорошие люди должны приходить добровольно.

Мисс Кобра – чрезвычайно сурова и даже безжалостна с разными мерзавцами, и я слышал рассказ, как она в мире восемнадцатого года однажды в четыре взмаха меча разделась с тремя вооруженными бандитами. С добрыми же людьми она покладиста и доброжелательна. А я у нее числюсь на хорошем счету как «свой парень», и творчество мое она премного уважает, в том числе и книги, которые я еще не написал. Да и уже не напишу… Ведь парадигма моего творчества теперь, безусловно, изменится.

Я назвал адрес. Мы с Вирджинией проживали в частном доме в обособленной местности Бонни-Дун, что в четырнадцати километрах на норд-вест от города Санта-Круз, штат Калифорния. Мы переехали в тот глухой угол после Карибского кризиса, опасаясь, что в случае ядерной войны советские ракеты в первые же минуты уничтожат все американские города.

Мисс Кобра взмахнула рукой, и перед нами обрисовался круг диаметром метра полтора, Будто в иллюминаторе космического корабля, в нем было видно почти все тихоокеанское побережье Соединенных Штатов Америки. С востока за горными цепями Кордильер на землю наползала ночная тьма, а над Калифорнией еще светило низкое вечернее солнце. Величественная картина настолько захватила меня, что я забыл обо всем на свете.

– Сейчас я свяжусь с сетью сканирующих сателлитов, и они подскажут точный адрес, – сказала мисс Кобра.

Я едва успел задаться мысленным вопросом, как она это сделает, если у нее в руках нет никаких приборов, как вдруг изображение в просмотровом окне стало стремительно укрупняться, будто мы находились на баллистической боеголовке, рушащейся прямо на штат Калифорния. Впрочем, эти стремительный полет продолжался всего несколько секунд, и вот «окно» уже неподвижно зависло над знакомыми мне местами.

– Вот он, ваш Бонни-Дун, – сказала мисс Кобра, – какой из этих домов ваш?

– Вон тот… – Я показал пальцем.

В мгновение ока мы снизились и, пролетев прямо через крышу нашего дома, очутились… у нас в гостиной.

Джинни сидела в кресле и читала какую-то книгу… Видимо, в этот момент окно «открылось», перестав быть просто просмотровым, и в наш дом проникли сладковатые ароматы мирры и ладана. Моя жена, с подозрением втянула носом воздух и, подняв голову, увидела меня. Несколько секунд он вглядывалась, и на лице ее испуг сменялся удивлением. И вот она всплеснула руками и воскликнула:

– Роберт?! Это ты?!

– Да это я, Джинни, – ответил я, зачем-то помахав рукой, – собственной персоной.