Под знаком кометы

– Все верно, отец, поэтому наше будущее лет на пятьдесят вперед – это противостояние Брестского альянса равновеликой ему Североамериканской Торговой Империи. Иначе вопрос конкуренции с нашими кузенами не решается в принципе; по отдельности они способны задавить своей мощью любую европейскую державу. В новом мире германский и русский флоты будут драться не против нашего Роял Нави, а вместе с ним станут осаживать неумеренное могущество янки, которым в ближайшем будущем станет тесно в Новом Свете и захочется господства над всем миром. Знаешь, у русских из будущего есть поговорка, что паровозы надо давить, пока они просто чайники, и я согласна с этим мнением.

– Так получается, что Великобритания становится придатком Брестского альянса, а точнее, России? – недовольным тоном спросил британский король. – Мне, честно сказать, это не нравится.

– Мне тоже, – вздохнула британская принцесса, – но следует понимать, что в долгих играх больших парней унаследованное тобой от бабушки наше величие по большей части оказывается дутым. Такая уж мы нация – за тысячу лет не сумевшая сплавить в неразрушимый монолит даже население наших собственных островов, не говоря уже о колониях. Шотландцы и валлийцы у нас себе на уме, а ирландцы и вовсе активно враждебны. Национальное ядро у нас очень небольшое и непрерывно подвергающееся эрозии. И даже при таком положении дел твоя мать устроила войну в Южной Африке, сделав нашими непримиримыми врагами живущих там буров. В связи с этим мне трудно представить ситуацию, при которой Британия сможет снова выйти на траекторию роста. После того, как десять лет назад был пройден пик могущества нашей Империи, ее участь – одно лишь непрерывное ослабление, и мы можем только замедлить, но не остановить этот процесс. Медленнее всего он будет протекать, если мы максимально полно встроимся в Брестский альянс, постаравшись по возможности освободиться от всех ненужных обременений, и в тоже время мертвой хваткой будем держаться за все, что необходимо для выживания. Прости, отец, но свою задачу как будущей монархини я понимаю именно так.

– Задала ты мне задачу, Тори… – вздохнул король. – Буду думать над твоими словами, пока что-нибудь не придумаю. А сейчас давай идем ужинать, поздно уже, а то заговорились мы с тобой сверх всякой меры…

16 сентября 1907 года, вечер. Австро-Венгерская империя, Вена, Германское посольство, королевские апартаменты.

Кайзер Вильгельм и другие

В Вену кайзер Вильгельм отправился в сопровождении своего министра иностранных дел Генриха фон Чиршки и личного друга статс-секретаря по морским делам адмирала Альфреда фон Тирпица. При этом рейхсканцлер Бернгард фон Бюлов и начальник Германского Генштаба Хельмут фон Мольтке (младший) остались в Берлине стеречь порядок и безопасность Германской империи. Правильно, армия – это настоящее Германской империи, а вот флот, в свете большой колониальной программы – ее будущее. И вот, после тяжелого разговора в узком кругу о предстоящем падении кометы, кайзер решил посоветоваться со своими приближенными.

– Итак, господа, – сказал он, – первая часть нашей программы – вступление в Брестский альянс – складывается просто замечательно. Конечно, хочется надеяться, что французы воспротивятся совместному решению русской императрицы и британского короля, и тогда нам позволят разобрать их на части, но думаю, что ничего подобного не случится. Этим мусью уже не раз приходилось принимать позу «чего изволите» и вылизывать штиблеты победителя, и в этот раз будет то же самое. Из рук госпожи Хельги и ее рейхсканцлера[3 - Рейхсканцлер – дословный перевод названия должности П. П. Одинцова канцлер Империи.] еще не такие обормоты ведрами жрали горчицу.

– После того как главарей лягушатников поймали за руку на попытке убийства эрцгерцога Франца Фердинанда, у них творится самая натуральная паника, – сказал Генрих фон Чиршки. – Моментально нашлись газеты, которые стали перепечатывать у себя материалы сербской, австрийской, германской и русской прессы, что в кратчайшие сроки довело кастрюльку с французскими помоями до бурного кипения. Господин Клемансо висит на волоске. Его не отставили от премьерства только потому, что в такой вонючей ситуации больше никто из парижских политических деятелей не желает браться за государственный штурвал, зато когда все закончится, охотники взять власть сразу набегут толпой.

Кайзер сказал:

– Фактически уже завтра-послезавтра русские и британцы выкатят пожирателям лягушек и улиток сразу два требования: выдача господина Клемансо в руки международного правосудия и одобрение присоединения к Брестским соглашениям Германской и Австро-Венгерской империй. В случае отказа последуют жесткие репрессии со стороны старших партнеров, но я в отказ не верю, так что этот вопрос можно считать решенным. Политическая рептильность перед превосходящей силой у французов в крови.

– Скорее всего, вы правы, – после некоторых раздумий сказал Генрих фон Чиршки, – но я не понимаю, с чего это вдруг русские и британцы проявили такой бурный энтузиазм по поводу нашего присоединения к Брестским соглашениям…

– Понимаете, Генрих, – хмыкнул адмирал Тирпиц, – как мне кажется, главную роль во всей этой истории играют два фактора. Во-первых – русские и отчасти британцы действительно хотят установления в Европе вечного мира. Россия сейчас осваивает свои немереные просторы гор, лесов и полей, и не хочет, чтобы ей в этом интересном занятии кто-то мешал. Как сказал один из тамошних деятелей, «приходите к нам через тридцать лет – и вы не узнаете Россию». Второй фактор – это необходимость объединить Европу в противостоянии янки и выдвинуть на передовой рубеж этого противостояния Германскую империю. И у России, и у Британии нет никаких планов колониальной экспансии в Новом Свете. Англичане и так уже переобременены колониями, и последние их приобретения в Месопотамии уже готовы вызвать на берегах Туманного Альбиона приступ жестокой изжоги, а русские в принципе расширяются только в непосредственных окрестностях своих границ… Цусимское Великое Княжество при этом не в счет. Оно необходимо только для того, чтобы брак господина Новикова с императрицей Ольгой не сочли морганатическим, а еще чтобы пришельцы из будущего имели клочок земли, где они с полным правом могли бы устроить жизнь в соответствии со своими вкусами. Это такая яркая витрина Прекрасной России Будущего, которую строят императрица Ольга и ее личные друзья, пришельцы из будущего.

– Да, мой добрый Альфред, именно так! – воскликнул кайзер, дослушав своего статс-секретаря по морским делам. – Русским и британцам новые колонии не нужны, зато Германия нуждается в возможности для приобретения новых заморских владений, без которых нас просто разорвет на части. Но при этом мы с янки не будем один на один. Соглашение об обеспечении безопасности колоний гарантирует нам в случае необходимости помощь британского флота, а Российская империя станет надежным поставщиком сырья и продовольствия, без которых не сможет существовать германская промышленность. Но самое главное, – кайзер поднял вверх указующий перст, – после присоединения к Брестским соглашениям мы сможем получать из России технические сведения, необходимые для того, чтобы Германия стала первой промышленной державой в мире. Ну вы понимаете, о чем я. Крупп, Тиссен и Фарбениндустри уже в нетерпении бьют ножкой, несмотря на то, что за эти сведения им придется уплатить немаленькую цену – не только полновесными германскими марками, но и поставками промышленного оборудования, которое раньше русским приходилось приобретать втридорога через третьи руки. Но приобретаемые сведения того стоят.

– О да, – сказал адмирал Тирпиц, – сверхброненосцы типа «Гангут» премного удивили наших флотских, когда те не смогли поймать движущуюся экономическим ходом русскую императорскую эскадру, даже разогнав пары до предельных показателей. Более того, по данным нашей военно-морской разведки, боевыми характеристиками новых русских кораблей смущен и озадачен был даже британский адмирал Фишер. Его «Дредноут» рядом с детищами творчески переработанного опыта будущих времен выглядит как гадкий ощипанный цыпленок рядом с гордым орлом. Как мне кажется, именно поэтому британцы на переговорах были такими тихими и покладистыми…

– О мой добрый Альфред… – вздохнул кайзер, – что-то мне подсказывает, что если бы мы сами были бы чуть менее заносчивыми и чуть более расторопными, то сейчас речь бы шла о присоединении Британии к русско-германскому альянсу, а Францию договаривающиеся стороны рассматривали бы только как жирного каплуна, предназначенного для запекания в духовке. Ну да ладно, господа, не будем о грустном. Ваш кайзер в этом смысле оказался полным идиотом, и нам еще повезло, что Германии в последний момент удалось вывернуться из той ловчей ямы с кольями, которую ей приготовила госпожа История. Сейчас нам надо думать о будущем…

– Наше будущее – это флот! – отрапортовал адмирал Тирпиц. – На европейском континенте нам расширяться некуда, а потому следует понимать, что недостаточно, использовав могущество нашей индустрии, просто настроить большое количество новых кораблей. Эти корабли должны быть лучше, чем у англичан и американцев, и ничуть не хуже, чем у русских. Просто русским их внутренних территорий хватит еще лет на сто или на двести, а нам срочно нужно искать свободное жизненное пространство за пределами европейского континента.

– Думаю, мой добрый Альфред, что лет десять[4 - В нашей истории планы перевооружения германской армии и флота были рассчитаны до 1918 года – очевидно тогда, по замыслу кайзера Вильгельма и должна была начаться Первая Мировая Война. Сараевский инцидент смешал карты всем игрокам, за исключением французов, которые за год до того почти вдвое (с 480 до 750 тысяч) подняли численность армии мирного времени. Помимо увеличения срока службы с двух до трех лет (что позволило на год задержать увольнение в запас солдат, призванных в 1911 году), с 21 года до 20 лет был снижен призывной возраст, что позволило призвать в осеннюю кампанию 1913 года сразу два призывных контингента.] у нас еще есть, – сказал кайзер, – времени достаточно, чтобы построить новый флот и обучить десантный корпус по лучшим русским образцам. Но я сейчас хотел бы поговорить о более важных вещах. Мой добрый Генрих, скажите мне на милость, кто это в вашем ведомстве активно работает на французское Второе Бюро? Как я погляжу, нам есть чему поучиться не только у князя-консорта Новикова и рейхсканцлера Одинцова, но и у господина Мартынова, главного Торквемады русской императрицы.

– Ваше королевское величество! – вспыхнул Генрих фон Чиршки, – я не понимаю, о чем вы говорите…

– Дело в том, – вкрадчиво начал кайзер, – что в Париже каким-то образом стали известны результаты моих переговоров с русской императрицей по поводу присоединения Германии к Брестским Соглашениям, и именно это поставило под угрозу жизнь моего друга Франца Фердинанда. Именно получив сведения о запланированной нами политической комбинации, кровавый маньяк Клемансо задумал Белградское убийство с целью срочно перессорить между собой все народы Европы. При этом комбинации, которые русские обсуждают в своем узком кругу, не становятся известными посторонним, и мир узнает о них только тогда, когда начинают греметь пушки или русский МИД делает официальное заявление. И даже предварительные переговоры с британским королем не стали предметом международного обсуждения до тех самых пор, пока собравшиеся в Бресте политики не провозгласили подписание судьбоносных соглашений. Я тоже обсуждал вопрос новой германской политики только с вами и вашими сотрудниками. Кузина Хельга так прямо и заявила мне, что в вашем ведомстве, герр Чиршки, ценнейшая информация утекает как из дырявого ведра! Ну, отвечайте мне – кто у вас там так любит французов, что передает им даже самые секретные политические сведения? – Кайзер постепенно переходил на крик. – Молчите? Ну молчите дальше. В вашем присутствии и больше не скажу ни одного критически важного слова. Впрочем, это только полумеры. Я намерен отправить на стажировку в Петербург несколько десятков самых способных офицеров сыскной полиции, чтобы они потом, набравшись ума-разума, построили нам в Германии такую же секретную службу, как у русских. И вот тогда вы у меня попляшете – всех выведу на чистую воду и разузнаю, кто чем дышит! А сейчас идите. Мне надо обсудить с моим другом Альфредом один важный вопрос.

После этой выволочки несчастный Генрих фон Чиршки выглядел так, что краше в гроб кладут. Криво нахлобучив дрожащими руками шляпу, он взял свой портфель и вышел.

– А теперь, мой добрый Альфред, давайте поговорим серьезно, – сказал кайзер, когда за министром иностранных дел закрылась дверь. – Сегодня я получил сведения о событиях, к которым надо готовиться, но так, чтобы конечная цель этой подготовки не стала достоянием широкой публики.

– Нас ждет еще одна война? – с интересом спросил Тирпиц. – Интересно, с кем?

– Нет, не война, – мрачно ответил кайзер, – гораздо хуже, чем просто война. Примерно через девять месяцев на землю должна упасть крупная комета. Сила ожидаемого взрыва, который случится на высоте десяти километров, составит примерно пятьдесят миллионов тонн в тротиловом эквиваленте. Но наибольшая неприятность заключается в том, что место падения этой кометы определится не ранее, чем за три дня до катастрофы, когда космическое тело первый раз чиркнет по краю земной атмосферы. Я понимаю, что звучит это невероятно, но всему миру известно, что моя кузина Хельга, а также ее муж и канцлер, никогда не лгут. Первоначально они думали, что все произойдет точно так же, как в том, другом мире, где эта проклятая комета взорвалась над такой глухой сибирской тайгой, что это было интересно только полярным медведям. Но потом опытные специалисты, которых в Российской империи еще достаточно, объяснили Хельге и ее самонадеянным клевретам, что им не удастся отделаться таким простым способом. И вот теперь мы с нетерпением ждем 27-го июня будущего года, когда станет понятно, на кого на этот раз Бог пошлет полную чашу своего гнева. Как мне объяснили, не в человеческих силах рассчитать траекторию пролета в атмосфере беспорядочно вращающегося тела неправильной формы.

– Да, – согласился адмирал Тирпиц, – это и в самом деле так. Но что-то же, наверное, известно заранее…

– Заранее, мой добрый Альфред, известно, что падение состоится между сороковым и шестидесятым градусами северной широты, около восьми часов утра по местному времени – и все. В случае самого неблагоприятного развития событий нам придется эвакуировать народ из угрожаемого района на сто километров в ту или другую сторону, а если дела пойдут наилучшим образом, то нам выпадет роль благодарных зрителей, наблюдающих, как суетятся их соседи, спасающиеся от ярости Господнего гнева.

– Будем надеяться, что никому не придется суетиться, пытаясь спастись от смерти, – хмыкнул адмирал Тирпиц, – ибо семь восьмых указанной территории занимают пространства, по плотности населения мало отличающиеся от сибирской тайги. Даже лягушатники не нагрешили настолько, чтобы обрушивать на них такую катастрофу, которая сможет войти в анналы мировой истории как новые Содом и Гоморра.

– Возможно, ты и прав, мой добрый Альфред, а возможно, и нет… – уклончиво сказал кайзер. – Эти лягушатники совершили смертный грех, когда отрубили голову своему королю, и усугубили его, когда впали в ересь республиканства. Из Парижа по всей Европе идет мерзкое развращающее влияние, поэтому мне очень хочется надеяться, что это именно для побиения распутной Марианны Господь припас такой великолепный булыжник.

16 сентября 1907 года, поздний вечер, Австро-Венгерская империя, Вена, Рингштрассе[5 - Рингштрассе – как следует из названия полукольцевая улица, упирающаяся торцами в Дунайский канал. Проложена по указу императора Франца-Иосифа в середине XIX века на месте снесенных городских стен и рва, отделавших средневековую Вену от пригородов. Улица делится на семь прямых отрезков, каждый из которых носит свое название: Шоттеринг, Университетринг, Рингштрассе, Опернринг, Шубертринг, Паркринг, Штуберинг. В 1850–1860-х годах Рингштрассе была застроена громоздкими разностильными особняками, а название «Стиль Рингштрассе» (нем. Ringstra?enstil) стало синонимом «претенциозной безвкусицы».]: Кернтнер-Ринг, 16, отель Империал[6 - Отель Империал – возведен в стиле итальянского неоренессанса в 1862–1865 годах в качестве дворца герцога Филиппа Вюртембергского. В 1871 году продан группе инвесторов под отель, открытый в 1873 году при участии императора Франца-Иосифа. Именно в отеле «Империал», по традиции, останавливаются монархи, президенты и премьер-министры, прибывающие в Вену с официальными и неофициальными визитами, если не выбирают местом своего проживания посольства своих стран, как обычно делал кайзер Вильгельм II.], королевский номер.

Болгарский царь Михаил Четвертый (он же Михаил Романов) и сербская королева Елена Карагеоргиевич

Примечания авторов:

На совещание трех императоров и одной императрицы «младших» монархов не приглашали – там весь Балканский союз представляли императрица Ольга и канцлер Одинцов. Да не очень-то и хотелось. В отличие от Лондона, Вена – место, приятное для пребывания, и при этом не такое вульгарное, как Париж. В компании полковника Слона, королевича Георгия и сдружившегося с ним поручика Шапошникова царско-королевская чета совершила променад по городу Штрауса, Шуберта и Моцарта. Погуляли по набережной Дуная, посидели в уличном кафе, глядя на медленно текущие речные воды, попили кофе с булочками и поговорили на разные отвлеченные темы.

– Хороший город Вена, – сказал размякший оберст Слон, – даже как-то жалко будет в случае необходимости его топтать. Как представишь всю эту красоту, объятую пожарами – так даже такому толстокожему, как я, становится не по себе. Но следует помнить, что прямо сейчас на нашу компанию может выбежать злой и голодный, как лесной волк, юноша по имени Адольф Гитлер. Если Командир не ошибается, то сейчас этот исторический персонаж как раз совершает свою роковую попытку сдать экзамены в художественное училище…

– А почему роковую? – с интересом спросил королевич Георгий. – Неужели что-то могло поменяться, если бы этот страшный человек получил диплом художника?

– А кто его знает? – пожал плечами Слон. – Быть может, если бы этот персонаж получил диплом художника, вся его деятельность ограничилась бы малеванием страшных картин, на которые так падки богатенькие буржуа, желающие пощекотать себе нервы. Вариант ничем не хуже других. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы людей не кушало.

– Однако страшненьких деток рождает эта страна, – вздохнула королева Елена. – Я думаю, что вся та пряничная красота, которую мы сейчас видим – это только маска, а на самом деле вся эта земля буквально сочится злобой и ненавистью ко всему православному и славянскому. Мой несчастный сербский народ, стонущий под австрийским ярмом, знает это очень хорошо.

Поручик Шапошников подкрутил свой «вильгельмовский»[7 - На фотографии молодого Шапошникова, датированной 1907-08 годами, он носит как раз такие усы, очевидно, резко вышедшие из моды в августе четырнадцатого года, а до того считавшиеся символом мужественности и воинственности.] ус и сказал:

– Уважаемая Елена Петровна, я думаю, что все эти люди, что сейчас суетятся вокруг нас, едва ли думают о том, как убить побольше сербов. Наверняка все их мысли заняты повседневными делами, заботами о хлебе насущном, и они даже не подозревают, что совсем недавно ходили под дамокловым мечом уничтожающей общеевропейской войны. Но в тоже время, стоит прозвучать военной трубе, как все австрийские мужчины наденут шинели и отправятся убивать русских, сербов и болгар. И сделают они это не потому, что ненавидят другие народы, а потому, что такой ненавистью заражены их правящие круги. И этот ваш Гитлер, Сергей Александрович, тоже не станет исключением – ведь он будет одним из многих, лишь только малость худшим, чем остальные. И все покатится по наклонной, художник он там или нет.

– Действительно, скорее всего, диплом художника в данном случае ни на что не повлияет, – пожал плечами Михаил Романов. – Если в человеке есть задатки лидера, то они обязательно выплеснутся в подходящей ситуации. Особенно если это лидер тех, кто идет ко злу – на них накладывается гораздо меньше ограничений, чем на тех, кто творит добро…

– В таком случае, – жестко сказал Слон, – наши люди должны найти его и убить – точно так же, как они уже убивали деятелей эсеровской боевки или много о себе понимающих турецких националистов, в нашем мире устроивших резню христианских народов. Не должно быть таких мерзавцев нигде и никак.

– А мне кажется, – хмыкнул Михаил Романов, – необходимо так изменить политическую картину будущего, что у этого человека просто не будет возможности применять свои политические таланты, и тогда ему придется заняться живописью и архитектурой всерьез. Если хватать исключительно по верхам, то вместо одного мерзавца непременно объявится другой. Нет, выдергивать такое следует с корнем, на три метра вглубь, и исключительно политическими методами. Что моя сестрица и делает при помощи твоего Командира и его товарищей.

На этом разговор в кафе закончился, но его тема запала в память молодой сербской королеве. Она вернулась к ней позже, когда они остались с Михаилом наедине за плотно закрытыми дверями спальни.

– Мишель, мне страшно, – сказала Елена, глядя на мужа широко открытыми глазами. – Я вдруг подумала о том, что все наши усилия – это суета сует, и результат нашей бурной деятельности – не более чем рябь на поверхности мирового бытия. Если миру суждены война, кровь и жертвы, то он это получит в том или ином виде. Я боюсь, что все наши усилия не отменяют страданий моего несчастного народа, а только оттягивают момент их наступления. Я боюсь, что задуманное нами национальное размежевание, против всех ожиданий, приведет к долгой и жестокой войне, а потом к бойне присоединятся и другие страны Европы. Император Франц Фердинанд, конечно, душка, но я же вижу, как все эти местные напыщенные павлины ненавидят его и нас. Если бы не господин Новиков, которого эти деятели боятся до дрожи в коленях, сейчас эта ненависть уже хлестала бы нам в лицо.

– Эти деятели больше боятся вымуштрованной Александром Владимировичем русской армии, чем его самого, – усмехнулся Михаил. – После Тюренчена и поражения Японии ее считали одной из лучших армий Европы, а Стамбульская операция подняла русскую военную репутацию на недосягаемую высоту. Ударная мощь, быстрота маневра и неудержимый натиск не оставили османам не единого шанса. Я командовал и при Тюренчене, и штурмом Стамбула, и могу тебе сказать, что за эти три года была проделана огромная работа. Именно сейчас, когда Болгария приняла строго пророссийскую ориентацию, разгромлена Турция, а Румынию поделили победители, между Российской империей и Сербией стала возможна прямая и скорая транспортная связь, позволяющая сербам чувствовать, что они не одни стоят против всего мира. Россия со всей ее мощью стоит рядом с вами, и, как говорит Павел Павлович, «тот, кто вас обидит, не проживет и трех дней».

– Да, – кивнула Елена, – при императоре Николае мы не ощущали себя в безопасности, ибо русская политика была слаба и непоследовательна, но теперь, во времена твоей сестры Ольги, положение полностью изменилось. Но я все равно боюсь, и не могу ничего с собой поделать. Могущество, которое вы строите, мне кажется основанным на песке, ведь одно дело – разгромить престарелую и одряхлевшую Турцию, и совсем другое – противостоять объединенным силам всей Европы, которая прекратила внутренние ссоры только для того, чтобы обратить внимание на своего главного врага. Что-то говорит мне о том, что всеобщая идиллия и миролюбие закончатся очень быстро, и уже достаточно скоро объединившаяся Европа пойдет завоевательным походом на восток, и первой жертвой этого великого наступления новых ландскнехтов станет как раз Сербия.

Михаил с серьезным видом посмотрел на свою супругу и ответил:

– Поверь мне, Россия готова и к такому повороту событий, и это я говорю тебе не как болгарский царь, а как брат русской императрицы. Наше могущество зиждется не на песке, а на великом русском народе, к нуждам и чаяниям которого моя сестрица относится со всей возможной серьезностью, и народ отвечает ей в этом полной взаимностью. Если на нас нападут, то все сто миллионов русских встанут как один человек, и сколько бы ни продолжалась та война, закончится она только на пылающих руинах Берлина, Вены, Копенгагена, Амстердама, Брюсселя, Парижа и Рима. Такова наша внутренняя политическая установка: если вся Европа вновь пойдет на нас войной как во времена Наполеона, то ей дальше просто незачем существовать. И господа европейцы об этом отчасти знают, а отчасти догадываются, а потому, как мне кажется, будут искать военного счастья где-нибудь подальше от наших границ.

– Но что тогда станет с Сербией, которая непременно окажется на острие вражеского удара? – воскликнула Елена. – Ведь прежде, чем наступать на Россию, враги пожелают устранить угрозу на Балканах. Опять в домах сербов будут страдания, горе, слезы, убитые мужчины и обесчещенные женщины.

– В лоб, со стороны Венгрии и Хорватии, Сербию так просто не взять, – хмыкнул Михаил, – это я говорю тебе как специалист. Для вашего внезапного и полного разгрома был необходим удар с тылу со стороны Турции или предательство Болгарии. И первое, и второе теперь невозможно по определению. Османской империи больше нет, а царем Болгарии работает твой любимый супруг, и болгарский народ его любит ничуть не меньше, чем россияне обожают свою императрицу. И к тому же я не зря говорил про прямую транспортную связь. По указу моей сестрицы уже началось проектирование железнодорожного моста через Дунай, который свяжет между собой Румынию и Болгарию. А это значит, что русские войска и новейшее оружие в любой момент в больших количествах смогут прибыть на помощь сражающейся Сербии.

Немного помолчав, болгарский царь добавил: