Под знаком кометы

– Мне жалко всех, кто может стать жертвой удара, и французы не исключение, – ответил Одинцов. – Дело в том, что преждевременное обнародование кометной угрозы, при том, что нам известно только время, но отнюдь не место предстоящего удара, может вызвать у людей приступы бессмысленной неуправляемой паники по всей Европе, во время которой может погибнуть даже больше народу, чем в самом катаклизме. Люди целые полгода будут сходить с ума от страха, и в то же время будет совершенно непонятно, в каком направлении следует спасаться, ибо опасность будет грозить со всех сторон. В то же время, если мы обнародуем координаты угрожаемой зоны уже после того, как поступят последние данные, это явление сократится как во времени, так и в пространстве. А может, и вообще никому не понадобится пугаться, потому что комета снова упадет в одном из безопасных районов, которых на планете Земля гораздо больше, чем густонаселенных мест…

– Да, – добавила императрица Ольга, – и в таком случае жертвы будут только от паники и охватившего людей всеобщего сумасшествия. Мне бы не хотелось видеть картины всеобщего одичания и краха цивилизации – а именно так и будет, если людей как следует напугать. И в то же время я уверена, что если я сообщу о возможной угрозе только своим коллегам по монаршему цеху, то они сумеют правильно распорядиться полученной информацией, максимально подготовить свои страны к действиям в чрезвычайных ситуациях и не допустить распространение паники. С демократическими деятелями все обычно бывает совсем наоборот: все разболтают, перепугают людей, а деньги, выделенные на спасение от стихийных бедствий, растащат по личным карманам.

– А у нас разве это не так? – пожал плечами Баклунд. – Мздоимство и казнокрадство наших чиновников давно уже стало притчей во языцех.

– Только не в мое царствование, Оскар Андреевич! – оскалилась императрица. – Едва я восприняла корону у моего несчастного брата, как время безнаказанности для мздоимцев и казнокрадов закончилось раз и навсегда. Служба Имперской Безопасности, подчиненная господину Мартынову, ловит таких многогрешных людей, обдирает как липку и ссылает на каторжные работы в далекие края. Есть, конечно, кое-кто, кто у нас пока честно жить не хочет, но это у них очень ненадолго, ибо мясорубка моей сыскной службы работает бесперебойно. Россия никогда не была бедной страной, просто она длительное время чрезвычайно дурно управлялась.

Академик сконфуженно замолчал, Одинцов и его супруга понимающе переглянулись, а принцесса Виктория спросила:

– Так все же, Хельга, что нам делать, если комета вздумает упасть на одну из европейских стран, в частности, на Великобританию?

– Как что? – удивилась Ольга. – Нам следует приготовиться к трудностям, делать что должно для уменьшения жертв, стараться избегать паники и надеяться, что удар не придется по крупному городу. Обо всем прочем мы поговорим в узком кругу монархов в ходе обсуждение наших общеевропейских дел. Если Брестские Соглашения становятся основой для формирования нового миропорядка, исключающего решение международных вопросов методами войны, то пора создавать на их основе некое подобие ООН из мира Павла Павловича. До всех европейских политических деятелей надо довести мысль, что сообща мы справимся с трудностями гораздо лучше, чем поодиночке. Еще два вопроса, которые мы хотим поставить перед собранием монархов наряду с кометой, будет будущее территорий Австро-Венгерской империи после смерти милейшего Франца Фердинанда и поведение Франции, чьи должностные лица оказали содействие попытке цареубийства. Такие вещи недопустимы, господа, и должны караться жесточайшим образом.

– Но сначала, – сказал канцлер Одинцов, – сразу после официальных траурных мероприятий должны состояться ваши очные встречи с королем Эдуардом, кайзером Вильгельмом и императором Францем Фердинандом, и лишь потом можно переходить к общему королевскому кордебалету.

– Согласна с вами, Павел Павлович, – с улыбкой кивнула императрица Ольга. – Быть посему!

16 сентября 1907 года, 10:05, Австро-Венгерская империя, Вена, дворец Хофбург (Старый замок).

Встреча императрицы Ольги, сербской королевы Елены, болгарского царя Михаила и императора Франца Фердинанда прошла в тихой камерной обстановке. Императрице Ольге и ее союзникам ассистировал канцлер Одинцов, а Францу Фердинанду помогал многоопытный министр-президент Цислейтании Макс Владимир фон Бек. Теперь, когда через сорок дней после их последней встречи исчезли последние препятствия для нормализации австро-российских отношений, этот разговор был уместен, и даже, более того, необходим. Франц-Иосиф умер и упокоился в семейной гробнице, и теперь его преемнику следует подтвердить предыдущие соглашения, которые он делал в статусе наследника престола. Ведь если он не сумеет урегулировать отношения с Российской империей и ее балканскими союзниками, то в таком случае от него отвернется германский кайзер Вильгельм, не желающий попадать в мясорубку Брестских соглашений.

И вообще, Австро-Венгерская империя тяжело больна: если в Цислейтании чехи и словенцы только слегка недолюбливают немцев (за что те платят им взаимностью), то в Транслейтании (то есть в Венгрии, в широком смысле этого слова) межнациональная ненависть полыхает ярким пламенем. Словаки, хорваты, сербы, румыны ненавидят венгров, которые относятся к ним с оскорбительным пренебрежением – как господа к своим крепостным. И на этом фоне подспудно тлеет сербо-хорватская неприязнь. Сербы хотят жить в своем государстве, которое у них, что называется, через дорогу, а хорваты – в своем, на данный момент являющимся чистой декорацией, ибо всеми хорватскими делами из Будапешта заправляет специальное министерство венгерского правительства.

И хорошо, если человек в министрах попадется хороший – понимающий, что в местных не стоит тыкать палкой. Если же министром окажется какой-нибудь венгерский националист, считающий славян за разновидность дождевых червей, то можно тушить свет и выносить святых. И у сербов, и у хорватов есть свои экстремистские группировки, с радостью готовые воспользоваться любыми обострениями венгерского национального самосознания. Но стоит Хорватии обрести самостоятельность, как вчерашние угнетенные тут же оборачиваются в жестоких угнетателей, истребляющих и порабощающих своих сербских соседей, отнимающих их дома и имущество.

Особую пикантность разговору между монархами и главами правительств придавала российская воинская группировка, перебрасываемая на территории Сербии. Корпус морской пехоты, кавкорпус генерала Келлера и три армейских корпуса под командованием генерала Плеве дополнили объединенные сербо-черногорские силы в триста тысяч штыков, а также развертывающиеся вдоль трансильванской границы первую, третью и четвертую болгарские армии общей численностью еще в двести тысяч солдат и офицеров. Никто никому не угрожает, но эти семьсот тысяч бойцов, овеянных славой скоротечной Балканской войны, незримыми тенями витали в этом кабинете. Если монархам и их верным клевретам не удастся договориться «по-хорошему», свое веское слово скажут союзные армии, приставившие острые штыки к толстому австро-венгерскому заду.

– Не могу сказать, что сожалею о смерти вашего престарелого дяди, – сказала Ольга Францу Фердинанду при встрече. – Увы, но человек, отплативший моему прадеду презлейшим за предобрейшее, не заслуживает к себе хорошего отношения. Но и злословить по его поводу я тоже не стану. Недостойно это не только настоящего монарха, но и просто порядочного человека[1 - Императрица намекает на королеву Викторию, от которой по миру пошло множество дурных политических привычек. Когда умер император Николай Первый, та велела объявить в газетах что «скончался враг рода человеческого». Знакомая манера расчеловечивания и демонизации противника, не правда ли?]. Пусть покоится с миром.

– Я понимаю ваши чувства, Хельга, – пожал плечами Франц Фердинанд, – мой дядя при жизни был не самым приятным человеком и причинил немало зла разным людям и целым странам. При этом я должен отметить, что он все же умел сдерживать самые жуткие свои порывы, потому что иначе Европа еще лет десять назад могла бы окунуться в горнило самой ужасной войны, и еще неизвестно, на чьей стороне в ней была бы правящая Британской империей королева Виктория. Поэтому, действительно, пусть старый грешник Франц-Иосиф покоится с миром, ведь главной его заслугой было не то, что он сделал в своей жизни, а то, что отказался делать категорически.

– Да, – ответила Ольга, – покойная королева была еще той старой ведьмой, и с радостью уцепилась бы за любую войну против России. Но это дело прошлое. Гораздо больше меня беспокоит покушение на вашу особу в Белграде. Господам из Парижа все же неймется столкнуть Европу в новую большую войну и убить при этом несколько миллионов человек. И по этому поводу нам, европейским монархам, тоже придется что-то решать. Недопустимо ставить жизнь и благополучие наших подданных в зависимость от сиюминутных политических устремлений так называемых демократических политиков.

– Всемерно с вами солидарен, – поежившись, ответил Франц Фердинанд, – и крайне благодарен господину Баеву за то, что он сделал для спасения нашей с Софией жизни. Я бы наградил его каким-нибудь австрийским орденом, да только он гордый, а потому не возьмет.

– Господин Баев и его подчиненные старались не ради вас с мадам Софией, – парировал канцлер Одинцов, – а действовали в государственных интересах Российской империи и Сербского королевства. И эти самые интересы требуют, чтобы вы правили долго и счастливо, невзирая ни на чьи злые желания, потому что обговоренный нами в Петербурге цивилизованный развод в большой Австро-Венгерской семье через двадцать лет гораздо лучше всеобщей европейской драки за ваше наследство прямо сейчас. Там, в Белграде, под угрозой были не только две ваших жизни, но и жизни нескольких миллионов человек, которые могли погибнуть в большой общеевропейской войне, инспирированной французской псевдодемократической камарильей. И это далеко не все. Так называемые «патриоты», за деньги работающие по заданиям иностранного правительства, представляют опасность для любого государства, а не только для Сербии с ее неустоявшейся властью. Сегодня эти люди убивают заезжего принца из не самой дружественной державы, а завтра они же свергнут собственную королеву, потому что та стала мешать их непомерным амбициям, и установят республику по французскому образцу. Свобода, Равенство, Братство и отрубленные гильотинами головы кучами на площадях. Именно потому, что такого нам не требовалось, мы, заключив соглашение с господином Димитриевичем, самым внимательным образом продолжали приглядывать за его организацией. И, как видите, далеко не напрасно.

– Да, – подтвердила Елена Прекрасная, то есть Сербская, – господа из «Черной руки» – это страшные люди. Им все равно, кого убивать, лишь бы смерть этого человека хоть на шаг приблизила их недостижимую мечту о создании Великой Сербии. Ради этой цели они готовы втравить наш маленький уставший народ в жестокие войны, перессорившись при этом со всеми соседями, навалить кучу трупов, подгрести под себя и нужное и ненужное, а потом ввергнуть сербов в новое тотальное унижение и истребление. Мы очень благодарны господину Баеву и другим нашим русским друзьям за то, что они избавили нас от этих нехороших людей. Думаю, что из наших рук они не откажутся принять награды в знак признания их заслуг перед Сербским королевством.

– Ах вот оно как было… – прикусив губу, сказал Франц Фердинанд. – Я-то думал, что вы все это проделали из одного только чистого человеколюбия, а это оказался холодный расчет, и не более того…

– Никакого чистого человеколюбия в политике не бывает, – уверенно заявила императрица Ольга. – Если б вы с мадам Софией были простыми обывателями, для того, чтобы ваша потенциальная смерть привлекла к себе наше внимание, количество возможных жертв исчислялось бы тысячами или даже миллионами. Собственно, мы потому и приняли участие в вашей судьбе: что вы были первыми, а за вашей спиной как раз и маячили те самые миллионы безвинно загубленных душ, среди которых больше половины были дорогими нашему сердцу русскими, сербами и болгарами.

– Кстати, – буркнул российский канцлер, – должен сказать, что с разгромом «Черной Руки» еще далеко ничего не кончилось. Как докладывает наша Загранразведка, вашей смерти желают многие и многие внутри самой Австро-Венгерской империи. Одни надеются взгромоздить на престол несовершеннолетнего малыша Карла и править еще несколько лет от его имени, другие планируют немедленный раздел вашей державы на множество мелких республик, и присмотрели уже для себя в ней вкусные кусочки. А то еще неизвестно, что там будет через двадцать или тридцать лет.

– Я это понимаю, – вздохнул Франц Фердинанд, – и Софи тоже. Также мы понимаем, что еще больше желающих нашей смерти появится, когда как мы выполним то, о чем мы с вами договорились в Петербурге, а с королевой Еленой – в Белграде. Мы твердо намерены передать в состав Сербского королевства все земли, населенные сербским народом – но только их, и не клочка больше. Даже размен Боснии и Герцеговины с присоединением сербской части этой территории к территории Сербии может вызвать у нас определенные затруднения, поскольку некоторые горячие, но в то же время образованные головы в Аграме не признают сербскую нацию субъектом истории. Мол, все древние сербские королевства на самом деле были хорватскими, а потому не только Босния и Герцеговина, но и сама Сербия должны стать территорией Хорватии – чтобы хорваты стали господами на этой земле. Сейчас развитию таких настроений ощутимо мешает подчиненное положение Хорватии по отношению к Венгрии, но как только это положение будет исправлено, хорватская великодержавность расцветет пышным цветом.

– О да, – сказал Макс Владимир фон Бек, – стоит только освободиться вчерашнему рабу, как он тут же желает сам стать господином и помыкать другими, еще более бесправными людьми. Это есть главная проблема и беда нашего государства, ибо каждая нация в нем живет как бы сама по себе, но хуже всего с теми нациями, которые уже имеют свои признанные государства и желают к ним присоединиться, а соседи, лишенные такой роскоши, за это их люто ненавидят.

– Мы знаем о таких хорватских поползновениях, – кивнула русская императрица, – и считаем, что ваши проблемы надо решать по мере их возникновения. Пункт первый – после Праги вы приезжаете в Аграм и коронуетесь там при всеобщем одобрении народа, что непременно вызовет взрыв возмущения в Будапеште. Подавлять этот мятеж вы будете с помощью регулярной имперской армии, австрийского и богемского ландвера, а также хорватского домобрана. Российские и сербские войска при этом заходят на венгерские территории, подлежащие передаче в состав Сербии, и на этом останавливаются. Болгарская армия остается в резерве. Все, вглубь Венгрии мы дальше не идем, и Трансильванию у вас тоже не отбираем. Если ваших сил не хватит на подавление мятежных поползновений Будапештского бомонда – обращайтесь к нашему общему другу Вильгельму – он поможет вам своими шютце (стрелками).

– А как же тогда быть с Румынией? – с некоторой ехидцей спросил Франц Фердинанд. – Вот была независимая страна – и вдруг мы узнаем, что отныне ее территория стала частью вашей Империи. Тут, в Вене, поговаривают, что с таким хорошим аппетитом, ваше императорской величество, лет через тридцать вы схарчите всю Европу, и не подавитесь.

– Не беспокойтесь, – усмехнулась Ольга, – не схарчу. Румынию мы взяли, только споткнувшись о неразумное упрямство ее боярства. Потом стало понятно, что в будущем при любой общественной формации это была самая несчастная, продажная, нищая и вороватая страна Европы, постоянно встревающая в те или иные антироссийские политические и военные союзы. Вторая такая же страна-неудачник в той истории – это Польша, но такого государства сейчас на карте нет, и мы приложим все возможные усилия, чтобы его никогда и не было. Все остальные страны, в том числе и вылупившиеся из развалин Австро-Венгерской империи, показали себя вполне самостоятельными и самодостаточными государствами, и в таком плане они нам не интересны. Думаю, что под нашим мудрым руководством Румынское королевство, поменявшее статус с независимого на вассальный, тоже добьется невиданного прежде процветания.

– Аминь, – сказал Франц Фердинанд, – хочется надеяться, что так и будет, и после Румынии в ходе подавления венгерского мятежа вам не захочется присоединить к своей территории еще и Трансильванию.

– Ничего подобного в наших планах нет, – отрезала русская императрица, – но если тамошний гонвед полезет на российскую территорию, пусть пеняет на себя. Понимаете? До тех пор, пока ваши венгерские подданные будут смирно сидеть на своей территории, мы также останемся на своей земле, но если будут какие-то враждебные поползновения, то не обессудьте – в таком случае судьбу этой территории нам придется решать на отдельных переговорах.

– Я вас понял, – кивнул Франц Фердинанд, – и не могу сказать, что это несправедливо. В противном случае, если я откажусь от уже согласованных действий по цивилизованному демонтажу Австро-Венгерской империи, вы тут же осуществите то же действие – только сразу, силовым путем и невзирая на дополнительные издержки, – а мои дети при этом останутся исключительно частными лицами.

– Все верно, – подтвердила Ольга, – я такая – злая, решительная, беспощадная, и в то же время свято соблюдающая даже устные соглашения. Так что если будешь выполнять все, о чем договорился, все у тебя будет хорошо. А теперь, мой дорогой Франц Фердинанд, давайте вернемся к сербскому вопросу. Размен хорватских территорий Боснии и Герцеговины на сербские земли необходимо производить только после того, как Будапешт будет окончательно усмирен и приведен в чувство. Если же после вашего указа произвести территориальный размен в хорватских элитах взыграет ретивое и они взбунтуются, как и их венгерские приятели, то обговоренный нами территориальный размен следует произвести при силовой поддержке сербских и русских войск.

– Я думаю, Ваше Императорское Величество, что до этого не дойдет, – сказал канцлер Одинцов. – Год сейчас далеко не сорок первый, и даже не девяносто второй, а потому крайние хорватские националисты сейчас в маргинальном меньшинстве. Хорватский народ еще не принуждали жить совместно с неприятными им сербами – ни в монархической империи Карагеоргиевичей, ни в социалистической империи Иосипа Броз Тито. Насколько нам известно, дальше простого ворчания сербо-хорватская неприязнь пока не распространяется. Гораздо сильнее в Хорватии недолюбливают своих венгерских начальников, не ставящих тамошний народ и в грош.

– Ну, если до открытого мятежа в Хорватии не дойдет, так я тому буду только рада, – хмыкнула Ольга, – потому что ни одна, даже самая маленькая, война не обходится без потерь. А мне этого не надо, и сербской королеве тоже. Мы воевали, когда иначе было нельзя, но этот вопрос сербских земель следовало решить путем переговоров, что мы и сделали. Не так ли, моя дорогая невестка?

Королева Елена, к которой был обращен последний вопрос, очаровательно улыбнулась и сказала:

– Все так, моя дорогая золовка. И теперь, когда мы свели в единое целое все предыдущие наши устные соглашения, не пора ли подписать соответствующее письменный документ? Насколько я понимаю, у твоего канцлера уже готова соответствующая бумага?

– Да, – вместо Ольги сказал канцлер Одинцов, раскрывая толстый бювар, – соответствующее многостороннее межгосударственное соглашение по сербскому вопросу у нас готово. Договаривающиеся стороны – Австро-Венгерская империя и Сербское королевство, гаранты исполнения – Российская империя и Болгарское царство. Срок исполнения – до первого июля будущего года, когда все вопросы по этому документу должны быть закрыты. Читаем – и если согласны с текстом, то подписываем.

– Все верно, – сказал Франц Фердинанд, – но только меня беспокоит французский вопрос. Если их так называемые демократические политики один раз впутались в дело с попыткой убийства монаршей персоны, то кто даст гарантию от повторения таких актов государственного терроризма?

– А вот это вопрос, мой дорогой друг, надо решать чуть позже в гораздо более широком кругу, – сказала Ольга, – с участием британского, германского и, возможно, итальянского монархов. Возможно, это произойдет сразу после того, как Германская и Австро-Венгерская империя присоединятся к Брестским соглашениям, которые будут дополнены как пунктом о взаимном обеспечении безопасности колоний, так и договором о взаимной помощи в случае подавления мятежей и борьбы с государственным терроризмом. Если уж обеспечивать европейскую безопасность, то делать это следует так, чтобы в договоренностях не осталось ни малейшей дырочки.

Четыре часа спустя, там же.

Встреча сильных мира сего состоялась там же, где до этого участники Балканского союза договаривались об окончательном решении сербского вопроса и текущем переустройстве Австро-Венгерской империи. Хотя, когда процесс «перестройки» окончательно завершится, империю Габсбургов можно будет называть Австро-Богемско-Хорватско-Венгерской, ибо вместо двух равноправных субъектов в системе будет уже четыре. И ничего: Советский Союз на пике своего могущества насчитывал шестнадцать субъектов и сохранял свою целостность до тех пор, пока окончательно не иссякла объединяющая идея. В данном случае такой идеей работает харизматичный император Франц Фердинанд – последний из могикан, то есть из Габсбургов. После него – только потоп, то есть цивилизованный развод на составные части через двадцать-тридцать лет. Богемия, Венгрия и Хорватия уйдут в самостоятельное плавание, а Австрия присоединится к Германской империи.

Но этот процесс хоть и предрешен, но пока не свершился, а потому император Франц Фердинанд, как равный среди равных, разговаривает с другими монархами европейских империй: российской императрицей Ольгой, британским королем Эдуардом и германским кайзером Вильгельмом. Кстати, у последнего вид человека, уже на эшафоте получившего высочайшую амнистию с полным прощением грехов. Смерть императора Франца-Иосифа, к которой германский кайзер все же приложил свои шаловливые ручки, избавила Европу от риска внезапной неспровоцированной войны по одному только хотению старого мизерабля. Стоило прогреметь первому выстрелу – и Двойственный союз попадал в приемную горловину безотказной брестской мясорубки, из которой уже не было бы выхода. Автор этой конструкции сидит напротив кайзера и смотрит на него тяжелым взглядом неподкупного судии. Мол, заменили тебе смертную казнь на условно-досрочное освобождение, но при малейшей провинности не поздно будет открутить все назад прямо вместе с головой.

Гарант этого откручивания – супруг молодой русской императрицы: он, вопреки всем обычаям, не сидит вместе со всеми за столом, а стоит за ее спиной, скрестив на груди руки. И германский кайзер, и британский король не сводят с этого человека взгляда, и видят, как уже за ним незримо топорщится щетина штыков армии постоянной готовности, только что без особых усилий на куски разломавшей Османскую империю. То, чего не смогут добиться дипломаты и политики вроде господина Одинцова, силой возьмет русская армия, вернувшая себе славу времен Суворова и Кутузова. От осознания этого факта собеседниками каждое слово молодой русской императрицы обретает силу закона. Да и не хочет она ничего лишнего, только вечного мира для себя и союзников.

Неуютно чувствует себя и британский король Эдуард, присутствующий здесь вместе с дочерью и министром иностранных дел. Тори умна и способна дать отцу ценный совет, а вот Эдуард Грей не равен тут никому. Британская империя смертельно больна, и симптомы этой болезни, стоит лишь повнимательнее присмотреться, видны в ней повсюду. Война, даже очень маленькая и локальная, при таком состоянии дел Владычице Морей строго противопоказана, а от ее ослабления выиграют не континентальные державы – Франция, Германия и Россия, – а не столь уж далекие заокеанские кузены, понемногу вырастающие из коротких штанишек. Подобное вытесняется подобным. Бурно развивающимся Североамериканским Соединенным Штатам становится тесно в своей колыбели: совсем недавно они оттягали у окончательно одряхлевшей Испании лежащую под боком Кубу, а также далекие Филиппины. Последние – это заявка банкиров с Уолл-Стрит на грядущее мировое господство, необходимое для доминирования на рынках сбыта и контроля за источниками сырья. Если Британия не предпримет каких-либо срочных мер, создав коалицию, нацеленную на препятствование американской экспансии, то в обозримом будущем ее начнут теснить сначала с самых вкусных мест, а потом и отовсюду на земном шаре.

Самый спокойный тут – император Франц Фердинанд. Свое он уже отбоялся, главные решения принял, и готов их выполнять. В отличие от Британии и Германии, империи Габсбургов следует сосредоточиться на внутренних проблемах, которых у нее хоть отбавляй. Центробежные силы рвут Австро-Венгерскую империю на части, и нет ничего, что могло бы воспрепятствовать разрыву. Если последний император все же умрет раньше срока в результате второго, пятого, двенадцатого или двадцатого покушения по счету, то цивилизованный развод грозит обернуться неуправляемым скандалом и войной всех со всеми. Это, конечно, не та мировая война за возвращение Эльзаса и Лотарингии, что задумывал французский Генштаб, но все равно немецкой, венгерской, польской, хорватской, сербской, румынской и прочей крови прольется столько, что мало никому не покажется.

Между прочим, Франция, хоть ее представители отсутствуют за этим столом, будет одним из главных предметов обсуждения. Людям, собравшимся в этом месте, предстоит решить, каким путем будет развиваться дальше европейская история. Или все пойдет как обычно, через буржуазную псевдодемократию, когда народы имеют возможность выбирать между разными сортами дерьма, или Второй Венский конгресс на столетие вперед утвердит правила ответственной политики, при которой социально ответственные монархи действуют строго в интересах своих народов. В противном случае европейский континент ждет политическая суета, когда короткопериодические деятели будут ставить перед собой и своими странами эфемерные цели, а в итоге это разразится одной или двумя разрушительными мировыми войнами.

Заседание открыл хозяин встречи.

– Господа, – сказал император Франц Фердинанд, – со всеми вами я уже встречался один на один и выслушал все возможные выражения скорби и соболезнования, поэтому давайте при минимуме формальностей перейдем прямо к главному вопросу сегодняшнего дня – присоединению Германской и Австро-Венгерской империй к Брестским соглашениям.

– Да, – сказал кайзер Вильгельм, – я согласен. Присоединившись к Брестским соглашениям и прекратив действие Двойственного союза, Мы надеемся превратить этот альянс в гарантию вечного мира на европейском континенте. Здесь и сейчас нам как ответственным представителям своих народов предстоит выработать такую систему международных отношений, чтобы никто и никогда больше не смог развязать в Европе ни большую, ни малую войну. Наш общий дом слишком мал и хрупок для того, чтобы на его территории устраивать вооруженные побоища.

– Ваш дядя Вилли сегодня просто в ударе… – вполголоса шепнул по-русски канцлер Одинцов на ухо императрице Ольге. – Я, честно говоря, не ожидал от него такого показного миролюбия, обычно его красноречие направлено в прямо противоположном направлении.