Пленники солнца

Распахнув глаза, увидела широкую спину Жёлтого, утягивающего меня с танцпола, второй рукой утаскивая Лекса за шкирку. Сердце сделало в груди кувырок от близости Макса, тут же срываясь в пропасть. Какого чёрта? Он никогда не дает мне делать то, что хочется, тогда как сам может развлекаться, как хочет и с кем хочет. Злость опасно нарастала в груди, вытесняя всё, кроме чистого гнева.

Я наблюдала, как он оттолкнул Лекса в сторону, тут же схватив за рубашку и что-то прокричав ему. Из-за музыки я не услышала ни слова. Лекс ответил ему, подняв ладони перед собой, встретившись со мной взглядом. Макс ладонью повернул его лицо к себе и, ткнув в грудь, приблизил лицо к его, после чего Лекс снова посмотрел на меня. Макс толкнул друга к балкону, схватив меня под локоть и потащив в сторону кухни. Я еле поспевала за ним, быстро перебирая ногами. Совершенно не замечая ничего вокруг, кроме его взъерошенных светлых волос и натянувшихся на шее жгутов вен. Макс злился, только он не знал, что сегодня я не собиралась слушать его лекцию о неподобающем поведении, пребывая на грани взрыва от обиды прямо здесь.

Пройдя через кухню, Макс вывел нас через чёрный вход на парковку для персонала. Я выдернула локоть из его руки, не собираясь делать больше ни шага. Жёлтый притормозил, не смотря на меня и не останавливаясь ни на мгновение, прохаживаясь из стороны в сторону. Его грудь тяжело вздымалась, а вены на руках натягивались от постоянно сжимаемых и разжимаемых кулаков. Он пытался справиться с гневом, распирающим его изнутри. Окажись Лекс здесь, а не наверху, ему не удалось бы избежать драки. Хотя то, что сейчас его здесь нет, не исключает возможности, что Макс «поговорит» с ним позже.

– Что за херня, Мая? – наконец заговорил он, посмотрев на меня горящим взглядом, продолжая ходить мимо из стороны в сторону, как маятник.

– Что это, чёрт возьми, такое было?! – остановился напротив меня, впиваясь глазами.

Плотно сжал челюсть. Желваки ходуном ходят, и взгляд … от которого мурашки по коже.

– Не твоё дело! – рявкнула в ответ, чувствуя, как кровь бурлит в венах и кричать хочется, и даже поколотить его. – Возвращайся к гостям, а я вернусь к своим занятиям, ясно?

Повернулась спиной, собираясь пойти к двери, как вновь длинные пальцы обхватили меня за предплечье, удерживая на месте.

– Ты никуда не пойдёшь, пока не объяснишь мне то, что я там увидел, – прорычал, приковывая потемневшим взглядом к месту.

Встав к нему лицом к лицу, скинула с себя его руку.

– Хочешь ответов, Жёлтый? Хочешь знать, что происходило на танцполе?

Молчит. Ноздри раздуваются, но ждёт, сволочь, когда я отвечу.

– Ты видел, как я соблазняла Лекса, планируя трахнуть его в одном из твоих новеньких туалетов. Только вот не решила, в мужском или женском! Это ты хотел услышать?! – крикнула так, что мой голос эхом пронёсся по ночной улице.

– Ты не можешь говорить серьёзно, – прошипел, не отрывая глаз от моих. – И тебе, Пчёлка, лучше всего не шутить сейчас со мной.

– А кто шутит, Макс? ! Кто? Покажи мне этого клоуна! Я абсолютно серьезна! Ты мне весь кайф обломал!

– Кайф обломал? Ты что, идиотка? Захотела стать одной из тех бл***й, что бегают за ним, раздвигая ноги, лишь бы обратил внимание? Чтобы потом он обсуждал, в какой позе имел тебя и какие стоны ты издавала?

– Да, Максим! Да! Именно этого я и хотела! Мне надоело быть коллекционной куклой! Захотелось хоть раз почувствовать, каково это, быть измаранной в грязи! Вдохнуть полной грудью! Отпустить тормоза и жить! Мне самой от себя тошно, насколько я чистенькая! Но ты же не позволишь, чтобы твою идеальную маленькую Пчёлку кто-то запачкал!

– Почему тогда Лекса выбрала? Подцепила бы первого встречного или двух, да и позволила бы драть тебя до потери сознания, а ещё лучше сняли бы всё на видео, которым они потом могли хвастаться и в сети бабки на тебе поднимать.

Увидев отвращение у него на лице, ещё больше вспыхнула. Этот мерзавец не только контролировал мою жизнь, но ещё захватил моё сердце. И захотелось хоть немного избавиться от его власти.

– И найду! Поверь мне! Если не закончу начатое с Лексом, то обязательно последую твоему совету. Ты у нас самый большой спец в случайных связях.

– Что это значит? – выпрямился, сдвинув брови. – Что это, мать твою, значит? – крикнул.

Рассмеялась, услышав вопрос. Всё походило на сон. Дурной, кошмарный сон.

– Разве не ты трахаешь всё, что приходит к тебе на двух ногах? А? И что? Приелось со временем? Нет? Только во вкус вошёл. Сегодня одна, завтра вторая. Две сразу? Пожалуйста. Три? Почему бы и нет! – махала руками в его сторону, не в силах остановиться.

– Мая, что с тобой? – ошарашено смотрел на меня. – Сначала рассталась со Стасом, не упомянув даже об этом, потом это все? – кивнул на здание клуба позади меня.

В его голосе послышалась боль. Он смотрел на меня так, будто впервые видит. В груди защемило, но, кажется, я больше не контролировала свои эмоции, позволяя им с криком выливаться наружу.

– Я так больше не могу, Макс! Просто не могу! – ком встал в горле, а глаза заволокло пеленой.

– Что такое, Пчёлка? – подошёл ко мне, пытаясь взять за плечи, но я не хотела его прикосновений.

Точнее хотела, но совершенно не таких. И в эту секунду осознала, как устала притворяться, прятать всё внутри, позволять превозносить себя и, в то же время, быть в стороне. Внезапно страх потерять его навсегда исчез, оставив лишь невыносимую боль разбитого сердца и неразделённых чувств. Теперь эти эмоции и мысли, разрывающие меня на части, ни за что не получится спрятать обратно в бутылку и закупорить её на последующие двадцать лет, которых возможно у нас не будет. Я должна ему признаться. Здесь и сейчас. И будь, что будет.

– Я не могу больше видеть, как ты целуешь других, Жёлтый. Не могу. Не могу представлять вас в кровати, не обливаясь в душе слезами. Для меня это всё слишком! –указала пальцем на него, а затем на себя. – Наша дружба для меня – это слишком!

– Что? – будто по щелчку, блеск в глазах потух, а кожа побледнела.

Макс не мигая смотрел на меня совершенно остекленевшими глазами.

– Я…не понимаю. Если я давлю на тебя, то перестану, – затараторил, всё ещё не понимая посыл услышанного.

– Ты не давишь, Жёлтый, – устало проговорила, зная, что обратной дороги нет. – Я люблю тебя, понимаешь?

– Я тоже тебя люблю, Пчёлка, – попытался сделать шаг ко мне, но я уперлась руками ему в грудь, не подпуская ближе.

– Ты не понимаешь, – усмехнулась, посмотрела вниз, заметив, наверное, самое большое расстояние между носками его коричневых ботинок и моих бежевых лодочек, что когда-либо было между ними. – Стас сделал мне предложение.

Макс шумно втянул воздух.

– А я не смогла принять его, потому что поняла: он – это не ты! Ты все правильно тогда сказал, Жёлтый. Ни он, ни кто-то другой никогда не будут тобой. А я никогда не смогу полюбить никого, потому что вся, от кончиков волос до кончиков пальцев, твоя. Потому что люблю тебя, идиот!– проговорила на выдохе, почувствовав, как по щеке покатилась слеза. – И только тебя.

ГЛАВА 3

Ничто не пугает сильнее тишины. И ничто не бывает громче полного отсутствия звуков. Никакой шум не способен погрузить тебя в состояние абсолютного отчаяния, заставляя мысленно умереть и потерять всякую надежду на воскрешение, кроме оглушающей тишины, услышанной в ответ на признание, обнажившее душу.

Я стояла перед Максом, оголив кровоточащее сердце, выкрикнув всё, о чём годами боялась признаться даже себе. Но для всего рано или поздно наступает конец: для терпения, самообмана, боли и даже дружбы. Мой сосуд со всем вышеперечисленным оказался переполнен, и я не смогла двигаться дальше, не расплескав всё содержимое и не забрызгав того, кто находился ко мне ближе всего. Пусть я не собиралась признаваться ему этой ночью, не желая портить такое важное для Жёлтого событие, как и не собиралась раскрывать рот в будущем, выпаливая всё то, что оглушило стоянку несколько мгновений назад, оставив чувства в тайне и стараясь пережить их, погрузившись в нечто гораздо более важное, чем собственные страдания. Но порой мы переоцениваем свои возможности, наделяя себя способностями, которые в реальности нам неподвластны. Так и я оказалась гораздо слабее, чем считала на протяжении всей жизни. Он сделал меня слабой и уязвимой, и этого я не могла себе простить. В очередной раз упрекала себя за чувства, а не его за слепоту и чрезмерную привязанность.

Эта близость не позволяла желать чего-то большего, порождала опасность потерять то, что мы имели. Ведь наша дружба была прекрасной. Я не видела больше ни одного примера, кто дорожил бы так сильно друг другом, как мы с Максом. Поэтому, сняв с себя груз, тянущий меня на дно бездны, и перевесив его теперь на шею Жёлтого, ощущала себя преступницей, совершив самое жуткое из злодеяний. Мне не позволено любить его, как женщина способна любить мужчину, как и не позволено отпихивать от себя, пытаясь избежать необратимого. Но я сделала это. Отдав предпочтение собственному спокойствию, предав самого близкого человека. Как можно рассчитывать после такого удара в спину хоть на какие-то слова? Подобное вероломство достойно лишь презрения. И я готовилась принять его с достоинством. Оставив Максу возможность перешагнуть через наше прошлое и вступить в новую, более счастливую, жизнь без меня. Но вряд ли после этого он сможет сблизиться с другим человеком. Ведь если нельзя рассчитывать на того, кому доверяешь все самые потаенные мысли и желания, как можно тогда верить остальным людям. Желтый не нуждался в том, чего у него было с избытком. Единственное, что отличало меня от других, таких же влюблённых в него идиоток – желание сделать его счастливым любыми средствами. Даже если это означало навсегда оставаться от него вдали, оставив за собой лишь светлые воспоминания о нашем детстве и счастливом времени вдвоём, когда Жёлтый и Красный не нуждались в остальном мире, создав свой собственный и найдя в нем все необходимое для счастья.

Макс смотрел на меня широко раскрытыми глазами, даже не пытаясь спрятать ужас, отпечатавшийся в каждой черте его лица. Он не шевелился, переваривая услышанное. А я понимала, что если останусь рядом с ним ещё хотя бы на мгновение, то окончательно перестану уважать себя. Никогда не видела на его лице подобного выражения, тем более по отношению к кому-то из женщин, даже самой назойливой.

Я понимала, как выгляжу в его глазах. Как жалкая дворняжка, обласканная кем-то однажды и после этого не дающая проходу этому несчастному. Так и ягодами готова была принимать любую подачку от Жёлтого, лишь бы не прогонял и дал возможность просто быть рядом. Именно такой я предстала в его глазах.

Не в силах больше стоять и смотреть, как падаю в глазах Макса все ниже и ниже, превращаясь в грязь, которую он не в силах отмыть с ботинок, я развернулась, резко дёрнув за дверную ручку, и забежала внутрь, чувствуя, как горячие ручьи слёз стекают по скулам и, капая с подбородка, оставляют тёмные разводы на платье.

– Мая! – услышала за спиной голос Желтого, но не обернулась, продолжив бежать вверх по лестнице.

– Мая! – внизу хлопнула дверь, и раздался топот бегущих ног. – Постой! – его голос смешивался с волнами музыки, становившейся громче с каждой ступенькой.

Макс приближался, и я знала, что ещё несколько мгновений, и он обязательно настигнет меня. Только вот я не собиралась слушать ничего из того, что он хотел мне сказать. Его наполненные ужасом глаза, успели рассказать всё, о чем следовало знать. И теперь неважно, какие слова польются из его рта, ни одно не окажется правдой, а лишь отвратительной попыткой успокоить меня и свою совесть, основанной на выработанной годами привычке не позволять другим упасть духом. Но этот случай не мог сравниться ни с чем из пережитого нами. Я бежала изо всех сил, пытаясь как можно быстрее добраться до кухни и, смешавшись с людьми, ускользнуть в зал, в результате сбежав из этого места.

– Мая! – стремительно приближался его голос.

Бежать! Скрыться! Исчезнуть на такое расстояние, которое он будет не способен преодолеть, избавиться от перспективы вновь почувствовать себя униженной. Сердце колотилось от страха так громко, что я перестала слышать что-то, помимо его стука и своего шумного дыхания. Достигнув последнего пролёта и увидев дверь кухни, всё же почувствовала его ладонь, дёргающую меня за руку на себя, прижимая к груди. Я попыталась вырваться, понимая, как близко находится желанное освобождение.

– Стой! – крикнул он, обхватывая меня двумя руками за предплечья и не позволяя ударить его. – Стой же! – чувствовала, как дышит мне в волосы, опустив лоб на мой затылок.