Пленники солнца

– Хочешь сказать, что отказавшись выйти замуж за меня, потому что хочет видеть на моём месте тебя, а потом, увидев тебя с очередной девицей, она предпочла опять делать вид, что ей наплевать?

– Здесь не место для выяснения отношений, – постарался проговорить как можно спокойнее, подавляя разгорающиеся с новой силой угли притуплённой ярости.

Родители Маи молча переводили взгляд с меня на гинеколога и обратно. Теперь ни к чему скрывать от них нашу неприязнь и, более того, вражду. Я больше не собирался улыбаться этому ущербному идиоту ради Пчёлки, как и не хотел скрывать, что она моя и ничья больше. Тогда я не задумывался о том, насколько люди в состоянии извратить реальность и повернуть всё против меня. Всё, о чём я мог тревожиться – это Мая. Мы должны найти её, и плевать какими именно средствами. Мусор, заполнявший черепную коробку Стаса и выливающийся из его рта в виде гнилой агрессии, для меня не помеха. Все свои, как ему кажется, лучшие побуждения пусть засунет себе в зад и перестанет вставлять мне палки в колёса, убирая с пути. У него была возможность избавиться от меня, как и была возможность заполучить Пчёлку раз и навсегда. И снова от одной мысли об этом по коже пробежался холодок. Просто нужно найти её, не занимаясь дерьмом, что пытается навязать гинеколог. Иначе вся эта делёжка окажется бессмысленной.

– А где место, Макс? Что ты, сукин сын, снова сделал такого, чего она не смогла больше терпеть?

– Если у тебя есть вопросы ко мне, то давай выйдем и поговорим с глазу на глаз.

При других обстоятельство происходящее вызвало бы у меня усмешку. Но сейчас вместо того, чтобы сосредоточиться на поисках Маи, он вёл себя как последнее ссыкло, наезжая на меня перед её родителями, пытаясь выставить ничтожеством, виновном в её пропаже и обелить себя в их глазах. Ему было известно, я любил этих людей ничуть не меньше своих собственных родителей, но его бесило, что и тётя Лена, и дядя Паша относились ко мне гораздо теплее, чем к нему, их потенциальному зятю.

– У меня к тебе есть вопросы, и я не буду этого скрывать. Например, почему ты не хочешь отвечать прямо перед всеми? Тебе есть что скрывать от родителей Маи?

После этих слов, почувствовал, как кроме его озлобленного взгляда меня прожигает ещё две пары глаз. Если до того, как Стас открыл свою пасть, они не могли и подумать о том, будто я могу быть одной из причин исчезновения их дочери, как старался не думать об этом и я, то после его красноречивого выступления этот вопрос повис в воздухе, словно штормовой ветер, вмиг нагнавший грозовых туч, закрывающих собой всё небо до последнего клочка голубого, создавая сумерки средь бела дня и оставляя ощущение неминуемого приближения грозы.

Так и Стас, начавший указывать всем в этой крохотной комнатке на мутные круги наших с Пчёлкой отношений. Я словно чувствовал себя на банкете, когда со стола убрали салфетки и обнаружили грязные круги на стеклянной столешнице. Игнорировать их до самого конца вечера не получится. Стоит один раз посмотреть на эту грязь – и желание поцарапать её ногтем будет грызть до самого окончания мероприятия, ровно до тех пор, пока не пойдёшь на поводу у своей тяги и не увидишь следы нерадивости официантов на пальце. Подобная грязь заставляет ёрзать от дискомфорта до тех пор, пока полностью от неё не избавишься. И вот он пришёл момент, когда желание сковырнуть пятно со стекла так велико, что способно довести собравшихся до истерики.

– Мне нечего скрывать, – посмотрел на тётю Лену и дядю Пашу, обращаясь к ним. – Ни от кого, – снова встретился взглядом с бывшим Маи.

Внезапно желание врезать гинекологу исчезло, оставив после себя какую-то лёгкость и даже благодарность за то, что всё наконец-то вскроется и больше не останется никаких тайн.

– Что происходит, Максим? – услышал усталый голос мамы Пчёлки.

– Мая призналась мне в любви, – проговорил, наблюдая, как по лицу Стаса пробежала тень боли. – Я ответил ей взаимностью. Мы провели ночь вместе.

– Ах! – шумно выдохнула тётя Лена.

– Я думал, что теперь мы наконец-то будем вместе, и никогда не чувствовал себя настолько же счастливым, как той ночью, понимаете? – повернулся к шокированной супружеской паре. – Когда я проснулся, её не было в квартире, как я уже и говорил. Она не просто переночевала у меня. Мы любили друг друга, а наутро она испарилась. Тёть Лен, дядь Паш, я действительно собирался подарить ей весь мир. Вы же знаете, она всегда для меня была самым важным человеком на Земле. Она – моё всё! – выкрикнул, не в силах сдерживать чувства.

Меня трясло. Сдерживаемые эмоции грызли всё это время изнутри, и стоило

лишь слегка «сдвинуть крышку с банки», как они, словно озлобленные осы, начали жалить меня, не позволяя добежать до убежища.

Высказав всё это вслух, снова ощутил, как боль в груди достигла того уровня, когда ещё немного – и останется только она, поглотив меня полностью. До сих пор не мог понять, как самый счастливый момент в жизни смог обернуться самым настоящим кошмаром.

Руки коснулись тонкие пальцы, и в следующее мгновение моя голова оказалась на плече у тёти Лены, обнимающей меня и гладящей по голове.

– Ты не должен нам ничего объяснять, – тихо говорила она, успокаивая. – Мы всегда знали, как сильно ты любишь Маю и как наша девочка любит тебя. Ты не виноват в своих чувствах и не виноват в том, что она ушла.

Слушая её тихий, убаюкивающий голос и слова успокоения, ощутил, как дрожь затихает и на её место приходят лишь печаль и одиночество. Мне не стало легче от того, что, узнав о нашей с Пчёлкой связи, её родители не обозлились на меня и не принялись обвинять в её исчезновении. Нет. Мне хотелось, чтобы они посылали мне проклятия и обзывали такими словами, какие ни разу в жизни я не слышал из ух уст. Мне хотелось наконец-то утвердиться в мысли, что по моей вине никто из нас не может её найти. Хотелось проклинать себя вместе со всеми остальными. Но вместо порицания получил поддержку, вызывающую ещё большее желание рвать на себе волосы и выть на луну, потому как не понимал, почему она ушла и ещё важнее – куда.

После моего признания Стас вылетел из комнаты как ошпаренный, не крича и не закатывая истерик. Именно так, как и должен был отреагировать разумный человек, не растерявший гордость и не упавший в глазах пусть и не совсем приятных ему людей. И впервые мне стало жаль его. Больно терять любимую женщину, ещё больнее знать, что её сердце принадлежит не тебе, и мучительно больно слышать о том, что она оказалась в постели с другим в то время, когда ты пытаешься собрать себя по кусочкам, заливаясь вечерами крепким алкоголем.

Я хотел пойти за ним, извиняясь за раскуроченное сердце, за то, что превратили его в жертву нашей трусости и неуверенности. Но дядя Паша остановил меня, помотав головой и давая возможность побыть наедине с мыслями. И я остался в комнате лишь с теми, кому найти Пчёлку было так же жизненно необходимо, как и мне.

Всё то время, что я не ездил по знакомым Пчёлки, опрашивая их по второму кругу о том, когда они видели Маю в последний раз и о чём разговаривали, я торчал в отделении полиции, капая следователю на мозги и требуя каких-то результатов. Но эти отожравшиеся трутни топтались на месте, находясь пока что на один шаг позади меня.

Вот и теперь, не услышав никаких новостей о её поисках, я, как и все предыдущие дни, отправился в её квартиру. Находясь в отчаянии, проводил по несколько часов в день дома у Пчёлки, отыскивая несуществующие подсказки, в каком направлении её искать.

Зайдя, я приступил к уже, казалось бы, привычному ритуалу, пытаясь подобрать пароль к её компьютеру. Перепробовав новый набор возможных комбинаций, бросил эту затею. Я всё ещё верил, что вот-вот откроется дверь и на пороге появится Пчёлка, но отчего-то эта надежда начала стремительно таять, и поэтому не мог просто сидеть на месте. Вытряхнув содержимое всех её шкафов, отыскивая хоть какой-то знак, нашёл клатч, что был при ней в нашу последнюю ночь, запрятанный глубоко в гардероб под зимнюю одежду, где вещи казались долгое время нетронутыми. До этого я успел вывернуть наизнанку каждую её сумку и проверить карманы, имеющиеся в одежде, не обнаружив ничего необычного, кроме груды мусора в виде чеков из магазинов полугодичной давности, записок об интервью или встречах и набросков статей. И ничто, абсолютно ничто, не указывало на то, будто она собиралась в какую-то поездку в ближайшее время. Меньше всего я думал о том, как буду разбирать этот погром позже. Просто продолжал поиски, молясь о малейшей зацепке.

Расстегнув клатч, вытряхнул оттуда помаду, пару свёрнутых купюр и конверт. Повертев его в руках, на мгновение замялся, прежде чем вскрыть. До сих пор я никогда не трогал личные вещи Маи без её дозволения. И теперь моё вторжение в личное пространство Пчёлки ощущалось варварством и отчасти – предательством. Но отчаянные времена, требовали отчаянных мер. Одним движением вспорол бумагу, достав оттуда сложенный в четыре раза лист. С бешено колотящимся сердцем осторожно развернул его, читая аккуратно выведенные её рукой строки:

Привет, Жёлтый!

Ты не представляешь, сколько раз я начинала писать тебе это письмо, но вовремя одёргивала себя и разрывала его на мелкие кусочки. И вот наконец-то настал миг, когда пора раскрыть все карты и рассказать всё, что вертелось на кончике языка, но стоило лишь открыть рот – тут же застревало в горле. И даже сейчас, твёрдо решив признаться тебе во всём, нервничаю и не знаю с чего начать. Странно, да? Ведь обычно именно рядом с тобой для меня самое спокойное место.

Пожалуй, для начала следует тебя поздравить с открытием клуба! Ты сделал это! Поздравляю! Столько вложено в эту мечту сил, энергии, и в конечном результате твои фантазии стали реальностью. Жёлтый, ты даже не представляешь, как сильно я рада за тебя! Даже сейчас, пока пишу это глупое письмо, не могу перестать улыбаться, думая о твоём празднике, о твоём успехе. Сейчас ты, конечно же, начнёшь говорить, что ни о каком триумфе не идёт речь, и для этого должно пройти время. Но к чёрту время, Макс! Зная тебя, я ни на мгновение не сомневаюсь в успехе заведения. Поздравляю тебя, напарник.

Не хмурься! Несмотря на то что считаю твою морщинку между бровей жутко привлекательной, не хочу, чтобы она там поселилась навсегда. А она непременно будет на месте на протяжении всего того времени, что ты читаешь письмо и какое-то время после.

Сейчас, наверняка, ты очень озадачен вопросом, зачем я написала всё это, когда уже поздравила лично. Но есть кое-что, в чем я должна тебе признаться, поскольку не уверена, что увижу когда-нибудь вновь твои прекрасные глаза.

Макс…

Ты был в моей жизни самым главным мужчиной. И это не секрет ни для тебя, ни для остального мира. С тобой мне всегда было веселее, чем с другими, надёжнее, интереснее и просто уютнее. Я не буду расписывать всего, о чём ты и сам знаешь. Единственное, чего я не понимала долгое время – это то, что ты для меня гораздо больше, чем весь мир. Ты – моя Вселенная. Я люблю тебя так сильно, что больше не могу притворяться, будто мы просто друзья. До недавнего времени я верила, будто достаточно просто быть рядом с тобой. Но силы притворяться дальше иссякли. Быть другом, младшей сестрой, девочкой, с которой ты сдуваешь пылинки, но на кого никогда не посмотришь как на женщину – не для меня. Моя любовь к тебе настолько велика, что пришло время отпустить тебя и дать возможность жить нормально. Теперь тебе не придётся оборачиваться на меня, придумывать объяснения для подружек о том, кем именно я для тебя всё-таки являюсь, и сбросить с шеи балласт. Ты – Солнце, Макс! И должен согревать своими лучами не только девчонку, плетущуюся у тебя в хвосте, а одаривать своим теплом кого-то, кто сможет светить для тебя так же ярко, как и ты для меня.

Не злись, пожалуйста, и не вини себя. Есть причины, по которым я решилась выйти из тени. Я должна совершить что-то значимое. И сейчас именно то время, когда я могу это сделать.

Будь счастлив, Жёлтый.

С любовью, твоя Пчёлка.

P.S. Пароль к лэптопу – zheltoesolnce.

Несколько мгновений я стоял, не двигаясь, слыша лишь стук крови в висках. Пальцы онемели, держа эту проклятую бумажку. Казалось, что не могу сделать вдох без того, чтобы не рухнуть. Каждое слово в этом письме, резало меня по сердцу, обескровливая. Из меня будто выкачали жизнь. Она действительно ушла сама. Ушла. Попрощавшись. И сделала это так, словно не собирается возвращаться. Растерянность вмиг сменилась злобой на неё, на себя за то, что был труслив и не мог раньше раскрыться перед ней. За то, что думал лишь о себе, и в итоге остался ни с чем. Скомкав письмо, бросил его на пол и ударил изо всех сил по полке, раскрошив её. Ярость и отчаяние захватили меня настолько, что я уже не контролировал свои дальнейшие действия. Вытягивал ящики из шкафа, швыряя их на пол, переламывая каждую полку и перекладину. Не знаю, сколько я бы успел ещё разнести, как вдруг раздался звук бьющегося стекла. Огромное зеркало, занимающее дверцу гардероба, рассыпалось под ноги, отбрасывая солнечные блики на потолок. Оглянувшись вокруг, схватился за голову, падая на пол.

Что же я делаю? Я не только разрушил наши с Маей жизни, но и пытаюсь разнести в пух и прах всё, что осталось от неё. Я не могу опускать руки, а должен всё исправить.

Не имея других подсказок, подошел к её рабочему столу, включая компьютер. Введя пароль, указанный в письме, открыл её почту, просматривая одно письмо за другим, холодея всё сильнее с каждым прочитанным эмейлом. То, что открылось моим глазам, казалось какой-то нездоровой шуткой. Такого я не мог предположить, надеясь, что всё окажется глупым розыгрышем, но и эта надежда испарилась, когда я открыл её социальную сеть. Кровь отхлынула от лица, и спина покрылась ледяным потом. Не осталось больше ни ярости, ни злости – только страх, быстро переросший в самый настоящий ужас.

ГЛАВА 8

Пройдя через таможенно – пропускной пункт, я знала, что дороги назад нет, хотя всё ещё могла пойти на попятную. Могла остаться в аэропорту, купив билет на обратный рейс или на любой другой самолёт, способный увезти меня как можно дальше от этой страны и всего последующего. Могла… Но совесть, гордость и прочая чушь, со временем переставшая иметь значение в игре под названием «борьба за выживание», не позволили этого сделать и спасти тем самым себя и ещё многие другие жизни. Нет. Я, словно послушный агнец, шла на закланье, твёрдо веруя, будто моя жертва способна помочь кому-то другому. Но всё, о чём следовало думать в тот момент – это собственное спасение. Проблема заключалась лишь в следующем: инстинкт самосохранения у меня или напрочь отсутствовал, или оказался задушен жаждой подвигов, гражданской ответственностью и, снова никому не нужной, гордостью, не позволявшей вернуться домой поджавши хвост. В общем-то, это основные причины, заглушающие здравый смысл и подталкивающие меня к выходу из здания.

Забрав свой скромный багаж, проследовала в зал прибытия, окидывая взглядом встречающих. Огромная табличка с моим именем возвышалась над головами десятков таких же встречающих. Не в силах разглядеть лица человека, чьи руки держали не только плакат, но и всю мою дальнейшую судьбу, подавляя волнение, направилась в его сторону. За головами других мужчин заметила знакомую по фото белоснежную улыбку.

– Мая! – вышел он вперёд так, чтобы я могла полностью его разглядеть.

Высокий, как и говорил в письмах, сто девяносто сантиметров роста, подтянутый. Сквозь белую рубашку-поло, резко контрастирующую со смуглой кожей, можно было различить развитую мускулатуру. Он показался мне довольно привлекательным. Нет, не так. Очень привлекательным внешне. Вживую парень выглядел гораздо красивее, чем на фото. Чёрные глаза в обрамлении таких же чёрных густых длинных ресниц, ровный нос и чувственные губы, растянутые в улыбке, превращали его в героя, сошедшего со страниц женских романов.

– Здравствуй, Башир, – поздоровалась с ним на русском.

Встречающий меня мужчина отошёл немного в сторону, чтобы не загораживать остальным прибывшим обзор на таблички с именами. Я проследовала за ним, останавливаясь и снова осматривая его с ног до головы, поражённая его внешними данными.

– Позволь взять твой багаж, – спросил, дожидаясь моего ответа, прежде чем забрать чемодан из моих рук.

– Да, конечно, – передала ему свою поклажу, избегая соприкосновения с его кожей.