И все небо для нас

– Я-то ради дела в поле ночью пошел, а ты что тут забыла?

Если бы я знала, что ему ответить. Признаваться в побеге стыдно, лучше скажу полуправду.

– Я заблудилась, – звучит не очень уверенно, поэтому добавляю: – Я шла к дому дяди и потерялась в полях. Блуждаю тут уже несколько часов.

– Хорошо, что ты наткнулась на меня. Я в этих полях с детства обитаю, так что при всем желании потеряться не смогу, – Гордей разворачивается и машет рукой, чтобы я шла за ним. – Только помоги мне дотащить оборудование до дома.

Что ж, помочь донести вещи не такая уж страшная плата за сопровождение. Когда мы выходим к поляне, где я впервые его увидела, Гордей спрашивает:

– Кстати, а почему ты закричала?

– Испугалась.

Мама говорила, что признаваться в своих страхах не стыдно. Главное, не сболтнуть лишнего людям, которые могут их использовать против тебя.

– Значит, образ удался. Жаль, что я толком не успел сфоткаться, – Гордей подходит к светящемуся объекту.

– Что это?

– Софтбокс. Штука для освещения, – он выключает свет и смотрит на меня. Под светом луны его лицо видно в разы хуже. – А ты думала что?

– Я вообще не поняла, что это.

Остальное оборудование Гордей тащит сам, хоть ему и неудобно передвигаться в кимоно. Его шаг куда у?же, чем мой, поэтому я замедляюсь, чтобы быть рядом. Не хочу снова потеряться.

– Так где живет твой дядя?

Мы выходим к заднему двору дома и оставляем оборудование в сарае.

– Подожди тут, я переоденусь, – Гордей заходит внутрь и закрывает дверь.

Раздумываю, что ему ответить. Даже не помню, как выглядит дом дяди. Что мне сказать? Веди туда, не знаю, куда?

Потираю лоб и широко, но беззвучно зеваю, прикрывая рот ладонью.

– Так где? – Гордей выходит на улицу.

Теперь на нем футболка с принтом, который в темноте не видно, и джинсовые рваные шорты до колен.

– Не знаю.

– Может, у тебя и дяди никакого нет?

– Есть.

– И как его зовут? – глаза Гордея сужаются.

От напряжения у меня над губой выступает испарина.

– Тихон.

– М-м, хочешь сказать, что ты племянница Тихона и Ирмы Соловецких?

Округляю глаза и киваю, как игрушечный болванчик. Гордей легонько тычет меня пальцем в лоб, чтобы я замерла.

– Знаю я их. Пойдем.

Какое-то время мы идем молча. Разглядываю свои ноги и ноги нового знакомого. Он идет босиком.

– У тебя что, обуви нет? – срывается с языка. И куда подевалась моя молчаливость?

– Есть, просто кое-кто посреди ночи заблудился и заставляет меня вести ее домой. Я не могу тратить бесценное ночное время на поиски обуви.

Кончики ушей горят.

– Да просто вся обувь в доме, а мама, если проснется, меня прибьет, – Гордей пихает меня плечом в плечо, и когда я поднимаю голову, широко улыбается. – Мы с твоей родней соседи. Тебе повезло, что ты меня встретила. Иначе блуждала бы в этих подсолнухах как минимум пару суток.

Когда мы выходим к дому, живот скручивает в тугой узел. Я не хочу возвращаться туда, но я должна. Ради Милы. Ради мамы. Ради себя.

– Иди, – Гордей кивает в сторону дома, – я уж с тобой не пойду, а то взрослые еще чего подумают.

Он разворачивается и скрывается так быстро, что я не успеваю его поблагодарить.

Обхожу дом со двора и сворачиваю к крыльцу. Оно освещено мягким теплым светом. На крыльце на скамейке сидит Тихон. Заметив меня, он встает и порывисто обнимает. Я не сопротивляюсь.

– Спасибо, что вернулась, Вера, – шепчет дядя.

Утыкаюсь лицом ему в плечо и позволяю себе позорно выплакаться.

6

14

Дядя вынес теплый плед и укрыл меня им; поставил таз с теплой водой и какими-то травами, чтобы мои ноги отдохнули после долгой дороги.

– Пей, – Тихон протягивает кружку с напитком. Пахнет ягодами.

– Что это?

– Компот. Ирма сварила перед сном.

Осторожно отпиваю. Глаза сами прикрываются от блаженства.

Свет первого этажа бьет нам в спины. Поблизости никого, вдалеке гавкает потревоженная кем-то собака.

– Прости, я не должна была этого делать.

Осторожно кошусь на дядю, боясь увидеть в его глазах осуждение, но он молчит и просто смотрит на меня.