Девочки мои

Сима с облегчением подхватила:

– Все молодцы! Лев, ваши замечания, пожалуйста.

Он мельком взглянул на нее:

– Замечания? Это не то чтобы замечания… Некоторые пожелания. Но мне хотелось бы высказать их каждому в отдельности. Это можно?

– Да, конечно, – отозвалась она разочарованно: ей хотелось послушать, что он будет говорить.

А следом признала, что Лев – лучший педагог, чем она, ведь и вправду нужно работать с каждым индивидуально, учить так, чтобы это не било по самолюбию ребенка, не заставляло его вертеться на сковородке стыда, который он неизбежно будет испытывать, если другие станут слушать. «Откуда в нем это? – подумала Сима с нежностью. – Еще один врожденный талант? Детей ведь у него нет…»

Ее вдруг так и прошило: а с чего она взяла, что их нет? Разве он что-нибудь говорил об этом? Он столько лет был женат, у них вполне могли родиться дети… Где они? С кем остались сейчас? Кто ждет его в Москве?

Это беспокойство, нахлынув, вытеснило тревогу о постановке, которой Сима жила уже полгода. И это поразило: «О чем я думаю? Он же сейчас будет критиковать мою работу!»

– Может, вы мне для начала скажете пару слов? – не удержалась она.

От волнения она прикусила нижнюю губу. Остальное – потом. На это еще будет время. По крайней мере, ей хотелось бы надеяться…

– Конечно. – Лев улыбнулся, заставив ее сердце дрогнуть.

Симе еще не удалось привыкнуть к этим его улыбкам. Каждый раз хотелось крикнуть: «Остановись, мгновенье!»

– Отдохните пока, – сказала она ребятам. – Только не уходите далеко. Автор хочет поговорить с каждым в отдельности.

– Ну, может, не с каждым, – тихо заметил он, пересев к ней поближе.

– Там видно будет. Все равно они мне еще понадобятся.

Ангелина требовательно спросила:

– Господин Потапов, а вы не могли бы поговорить со мной первой? Мне нужно уходить.

– Конечно, – опять согласился он. – Сейчас только скажу несколько слов вашему режиссеру.

Она хмыкнула и сбежала со сцены, пронеслась мимо них неудержимым ветром, обдав легким запахом духов, которых Сима не знала. Ей самой хорошие духи были не по карману.

«Аромат любви Вахтанга, – усмехнулась Сима вслед. – Лучше и не принюхиваться…»

Проводив артистов взглядом, Лев нашел ее руку, подержал в своей – горячей, потом поцеловал пальцы, смутив Симу, давно уже забывшую про маникюр.

– Спасибо тебе. Ты – потрясающая. Где ты отыскала таких ребят? Как научила их играть? Они же настоящие профессионалы, никакой любительщины не чувствуется!

– А у нас профессиональный театр! Хоть и юношеский. – Это всегда было ее больным местом.

– Да-да. Никакой наигранности не чувствуется… А ведь им всего-то лет по шестнадцать?

– Ангелине – восемнадцать. Наташе Лукьянцевой – четырнадцать.

– Ангелина твоя – это вообще что-то с чем-то… Ей нужно учиться, ты понимаешь? Она может стать большой актрисой.

Сима вздохнула:

– У нее Вахтанг.

– Что это значит?

– Она – содержанка, что тут непонятного? Живет у одного богатого мужика, о котором я только и знаю, что его зовут Вахтангом.

Лев прищурился, словно пытаясь рассмотреть:

– Так это ее «Мерседес» стоял у входа?

– Белый конь. Теперь такие кони и такие рыцари.

– Жалко девчонку, – не сразу отозвался он. – Эту гадость не так просто выдержать, как ей кажется. Ты заметила, как она дергается? Постоянно торопится. Не удивлюсь, если окажется, что она прибегает сюда тайком от него.

– Тайная страсть…

Внезапно он отбросил ее руку:

– Что в этом смешного? Ты даже не представляешь, чем все это может кончиться!

– Она сама сделала свой выбор, – прошипела Сима, уже начинавшая злиться оттого, что разговор, которого она так боялась, пошел совсем не в то русло. Ангелина, конечно, главная героиня, но не настолько же… Или…

Широко расставив колени, Лев уперся в них локтями и опустил голову.

– Литература не способна удержать от ошибок… Ты ведь говорила, что Ангелина еще раньше репетировала эту роль? Но Гелина беда ее не напугала.

– Вахтанг ее не насиловал.

– Это только так кажется.

– Она ушла к нему добровольно. Не так уж и плохо ей жилось дома… Не алкоголики же родители! Нормальная семья…

– Значит, было что-то…

Симе пришлось признаться:

– Бабка у нее – религиозная фанатичка. Но это, по-моему, не самое страшное.

– Чужое горе всегда кажется менее болезненным, чем собственный порез на пальце.

Она так и задохнулась:

– Ты называешь… То, чем я живу… Это – порез на пальце?!

Опомнившись, Лев снова схватил ее руку: