– Я очень на это надеюсь.
– Она придет.
– Откуда ты знаешь?
– Если бы я на новом месте встретила хороших людей, то не упустила бы их.
– Это мы-то – хорошие люди?
Лариса опешила:
– Разве нет?
– Шучу-шучу! Конечно, мы – хорошие. Особенно я. Опять шучу. Особенно – ты. Вот это уже всерьез.
– Думаю, я и вправду – неплохой человек. – Лариса рассмеялась. – Твой отец звонил.
Перед ее глазами мелькнула вилка:
– Ого! С чего это вдруг?
– Спрашивал, как ты… Живописал красоты Баварии.
– Там и вправду ничего.
– Ты тоже покопался в Интернете?
– И ты? Ну, это объяснимо, правда? Он наконец нашел работу?
Теперь ей стало по-настоящему смешно:
– Все еще живет на пособие! И считает, что неплохо устроился. Не понимаю я этих немцев: зачем они пустили в страну столько дармоедов?
– У них комплекс вины после Второй мировой. – Антон отправил в рот последний кусок ватрушки и закатил глаза. – М-м… Вкусно, мам. Они грехи замаливают всей нацией. Разве не так?
Она промокнула со стола каплю помидорного сока:
– Ну, перед Россией понятно. А при чем тут, простите, страны третьего мира?
Выпучив глаза, Антон произнес по слогам:
– То-ле-рант-ность.
– То есть терпимость. Если вспомнить, что бордели называли домами терпимости, это слово приобретает иной оттенок.
– Мама! – протянул он с упреком и поцокал языком. – Откуда ты знаешь о таких вещах? Кто тебе рассказал?
– Да ну тебя! – усмехнулась она и бросила взгляд на окно, за которым давно сгустилась темнота. – Мы – полуночники. Если так пойдет, скоро сами превратимся в кошек.
Его мысли опять улетели к окну Киры:
– У ее квартирной хозяйки тоже куча кошек. Не своих, как я понял, она их подкармливает. Почему одинокие женщины обзаводятся не детьми, а животными?
– Ответственности меньше? – произнесла Лариса полувопросительно. – К тому же никто не позволит одинокой женщине усыновить ребенка.
– Я имел в виду своих детей.
– А если не от кого родить?
У него внезапно вытянулось лицо:
– Это ты про себя?
– Что ты! – испугалась она. – Я и не собираюсь никого рожать! Зачем? У меня есть сын. Надеюсь, скоро будут внуки.
Он часто заморгал:
– Ты… Ты готова к роли бабушки?
– Всегда готова! – Лариса вскинула руку в пионерском салюте. – Жду не дождусь.
– Ты серьезно?
– Вполне.
Антон все равно смотрел на нее с недоверием:
– Но это же… Это слово… Оно звучит… по-старушечьи, – пробормотал он.
Стрекот цикад за окном зазвучал тревожно. Лариса покачала головой и улыбнулась:
– Это смотря кто его произносит… Когда любимый малыш, оно звучит, как песня.
Однажды Лариса действительно задумалась над этим. Еще в то время, когда Антон был здоров и рвался покорить все вершины в мире. Вокруг него всегда вились красавицы, хотя богатым наследником его не назвать. Но в нем чувствовалась такая энергия радости, которая притягивала, точно источник жизни и вечной молодости. Наверное, его подружки чувствовали себя с ним, как под лучами летнего солнца, и не могли отказаться от этого.
Когда сияние внезапно угасло, они бросились врассыпную… И мысли о будущих внуках тоже погасли, как маленькие искры. Но Лариса успела представить себя в окружении рыженьких малышей – ползающих, играющих пирамидками и собирающих из «Лего» за2мки. Это были и ее малыши тоже, ведь в каждом текла частичка ее крови. И горячая капля тянула неудержимо…
Та померкнувшая со временем картинка была моделью ее счастья. Ничего более прекрасного Лариса так и не сумела вообразить.
«Бабушка, – шептала она ночами. – Я хочу стать бабушкой. Это звучит так нежно…»
В то время ей едва исполнилось сорок.
* * *
Первое, что Кира увидела в «Кошачьем царстве», был закручивающийся спиралью слоган: «Расслабься и созерцай».
Под ним на пуфике восседала зеленоглазая царица Кошка – изящная, дымчато-серая, с маленькой золотистой короной между ушами. Кира хотела присесть на корточки, чтобы получше разглядеть, из чего она сделана, но вовремя вспомнила про больное колено.