– А я тебе что говорю, – поддакнула Мира и совсем сникла.
– Если ты, – продолжил Дэн, – в свои тридцать лет носишь берет как у бабули, то здесь пора уже бить набат, – закончил грустно он и тут же рассмеялся.
Мира не ожидала такой реакции и надулась, да что там, она уже решила, что скажет сейчас Дэну всё, что думает про него, и уйдёт, прикидывая мысленно самые обидные для него детские воспоминания. Но от скорой смерти друга детства спасла девушка-официантка. Она принесла огромный серебряный поднос, полный яств. На нём были лепёшки разных размеров, соусы и приправы. Выставляла она всё очень красиво, и Мира, словно под гипнозом, залюбовалась. Но магию прервало неловкое движение чудесницы – зацепив шифоновым шарфом, который был на самом деле частью костюма, вазочку с соусом, она опрокинула его на красивую голубую юбку Миры.
– Ой, извините, – защебетала официантка, – простите, я всё исправлю, – на её глазах появились слёзы, – я первый день работаю, всё, меня теперь уволят.
– Где у вас туалет? – спросила Мира, стараясь не расплакаться вместе с официанткой.
– Давайте я вас провожу, – быстро ответила она, – в нашем зале он занят, там сейчас засел какой-то человек и уже полчаса оттуда не выходит. Мы даже думали вызывать охрану, пусть разбирается. Вы сходите в соседний, китайский зал, там сегодня небольшое торжество, но гости выкупили его полностью. Думаю, в нём вы легко попадёте в туалет без всякой очереди.
Вздыхая, Мира вышла в круглый холл ярко-оранжевого цвета, обозначающий серединку цветка. От расстройства из головы совершенно вылетело, куда сказала заходить официантка. Вдруг из двери, за которой, видимо, была кухня, вышла кошка, ну как вышла, одарила своим появлением, как королева. Красивая, трёхцветная, так же торжественно эта высокомерная красавица подошла к Мире и потёрлась о её ногу.
– Что, почуяла еду на моей юбке? – упрекнула животное в корысти Мира. – Прости, облизать не дам.
Она не любила кошек, считая их слишком своенравными домашними животными, куда лучше собаки, преданные, весёлые, всегда рядом с хозяином, а не только тогда, когда питомцу хочется есть. Решив, что юбка не ждёт и её ещё можно спасти, Мира осторожно зашла в соседний зал. В нос ударил резкий запах смеси корицы, имбиря и чего-то ещё, возможно, аниса.
«Может, индийская кухня ещё и ничего, – промелькнуло в голове у девушки, – если китайская так резко пахнет, то есть её, скорее всего, вообще невозможно».
Но что-то ещё неестественное было там, что-то настораживающее. Оглядевшись, Мира увидела, что единственный столик в этом зале, который был занят, странно выглядит, через секунду до неё дошло: все люди, сидящие за столом, лежат головами в своих тарелках. Решив, что пора громко кричать и звать на помощь, она открыла рот, но стала без чувств опускаться на пол, не имея ни грамма силы, чтоб издать даже писк. И уже теряя сознание, девушка поняла, что неестественным в этом зале была тишина, звенящая тишина, не было слышно ничего, даже музыки.
Глава 1
Первым делом, первым делом – самолёты
Только шасси самолёта мягко коснулось посадочной полосы аэропорта Шереметьево, телефон Зины начал бешено пикать, приветствуя сообщения мессенджеров. Но она не спешила их читать, хотелось ещё чуть-чуть продлить ощущение жалости к себе. Как только она села в кресло самолёта во Владивостоке, то решила, что будет страдать. Разрешит себе слабость. И даже сочинила по привычке стихотворение в тему, как гимн её последующих страданий.
Мне сегодня грустно, что ж, бывает.
Мне сегодня хочется реветь.
И душа тихонечко вздыхает,
Продолжая на глазах мрачнеть.
Я сегодня разрешаю скуку,
Даже разрешу всплакнуть чуток
И, положив свой подбородок в руку,
Налью себе вина глоток.
Сегодня я себе позволю жалость,
Но не к кому-то, а к самой себе.
Позволю я поблёкнуть малость
Хранимой с детства голубой мечте.
Я разрешу себе кило морожено
И не заправлю мятую кровать.
Но лишь сегодня это всё возможно,
А завтра вновь стремиться и блистать.
Для Зинки стихи были не творчеством, для неё это было сводом чувств в удобную форму для точного понимания ситуации. Так с детства учил её дед. Он садил её за свой стол в кабинете, давал ручку, листок и говорил, вот сейчас попробуй написать, что ты чувствуешь, главное, в стихотворной форме, чтоб была рифма, пускай даже простая и парная. Во-первых, это поможет тебе несколько раз и с разных сторон обдумать ситуацию, а во-вторых, в стихи вмещается только самое основное, и вот что для тебя главное, ты и увидишь. Всё время, пока Зинка усердно пыхтела над листком, дед сидел рядом, смотрел на неё и улыбался одними глазами, так, как умел только он.
Это же стихотворение полностью отражало видение её мира сегодня. Зинка страдала, она устала быть сильной, устала всё решать. Молодой девчонке в 23 года было тяжело тащить на себе свалившуюся ответственность. Плюс ко всему обманутые ожидания снова разбили ей сердце, снова предали девушку, так поверившую им.
Ей страшно захотелось почувствовать себя маленькой, чтоб дед сел рядом и сказал: «Знаешь, Зинка, я против грусти» и улыбнулся одними глазами, как умел только он. Но его нет, уже больше года нет. Время не лечит, это неправда, Зинке по-прежнему больно от одной только мысли, что она не увидит его никогда, не уткнётся в его плечо, не почувствует себя под защитой. Поэтому она придумала историю, что дед уехал в очередную командировку, которых, надо сказать, было немало у него при жизни.
Телефон, устав пищать и поняв, что эти полумеры не работают, начал настойчиво звонить, решив всё-таки достать свою хозяйку. На экране высветилось короткое слово «изба». Так они решили с друзьями назвать свой новый офис.
После того как полтора года назад они справились со своей миссией «Дилетант», то неожиданно сдружились. Поэтому, когда у Зинки встал вопрос, с кем продолжить дело деда, она даже не сомневалась.
– Да, Лёша, – ответила она устало, – что такого срочного случилось в «избе», что ты меня дёргаешь после восьмичасового перелёта?
– Шеф, у нас проблемы, – с беспокойством в голосе сказал Алексей Кропоткин, её правая рука и по жизни, надо сказать, очень спокойный человек, сейчас он был непривычно взволнован, – я бы, конечно, никогда, но тут происходит что-то странное.
– Алексей, – вздохнув, сказала Зинка. – Мотя на тебя плохо влияет, ты разучился понятно формулировать мысль.
– В общем, шеф, тебе стоит подъехать в «избу», тут какая-то чертовщина происходит. – Алексей был сам не свой. Его всегда грамотная речь образованного и интеллигентного человека, потомка дворянского рода, почему-то сейчас явно подводила.
– Дай трубку Эндрю. – Зинка решила пойти другим путём, всё ещё надеясь отправиться из аэропорта домой, чтоб спокойно продолжить намеченные на день страдания.
– Шеф, – услышала она голос второго сотрудника. Эндрю был компьютерным гением, и его никогда не подключали к организационным вопросам, но в экстренных случаях математический и логический мозг парня меньше всех впадал в панику и невроз, а оттого и думал более рационально, чем другие, – короче, Алексей прав, тебе надо быть здесь. Приехали люди и требуют помощи.
– Ну раз приехали, – рассудила Зинка, – значит, им наши координаты дал кто-то из проверенных клиентов. Оформляйте договор, рассчитывайте смету и по обычной схеме ищите дилетантов. В чём проблема, не пойму, уже полтора года так работаем.
– Ну всё как бы так, – тянул Эндрю, – но это убийство.
– Ну тогда ещё проще, – выдохнула Зинка, понимая, что квартира с запрещёнными в обычное время вредными вкусностями и гитарой под мышкой снова забрезжила на горизонте, – отказывайте и всё. Мы убийствами не занимаемся.
– Я Моте трубку дам, – неуверенно сказал Эндрю.
– А она-то что там делает? – удивилась Зинка, но вопрос, который она адресовала Эндрю, попал уже к Матильде.
– Шеф, привет, – сказала Мотя, вот кто всегда был в хорошем настроении и оптимистически настроен, – так меня Лёшик вызвал. Я была, как всегда, на занятиях, звонит, говорит, вопрос жизни и смерти, срочно приезжай в «избу», а я, ты же знаешь, своих не бросаю, да и Лёшика учусь слушаться. Правда, у нас с этим ещё туго, – начала жаловаться на личную жизнь Матильда, – но я уже на правильном пути. Вот он говорит, мы разные, ну а я думаю, это только плюс, потому как, если бы мы были одинаковые, ну к примеру, такие как он, то со скуки бы умерли, ну я точно бы повесилась – развешивать полотенца в ванной по размеру и цвету.
– Мотя, – перебила трёп своей подруги Зинка, – что в «избе» такого страшного произошло?
– Ну, приехала мадам, знаешь, такая вся из себя стильная и жутко дорогая, и требует раскрыть убийство её мужа.
– Всё равно не понимаю, мы отказывали уже сто раз людям с такими просьбами, что в этой не так? – Зинкино терпение подходило к концу.
– Так Лёшик по телефону и отказал, а она упёртая, всё равно приехала. А ты что, плохо съездила? – вдруг спросила Мотя не в тему. – Расстались?
Зинка сразу сдулась, как надувной шарик, и тихо ответила:
– Решили поставить отношения на паузу.
– Ну это всё, – не сомневаясь, прокомментировала Матильда, – прорыдайся и забудь, нет никаких пауз, так делают, когда приходит конец отношениям. Приезжай в «избу», я сбегаю в соседнюю пекарню, накуплю, как ты любишь, всякой вкуснятины, и когда закончишь с этой мадам, мы с тобой будем пировать. Ну, в общем, по старой схеме.
– Ну хорошо, еду, – тихо сказала Зинка, она отчётливо почувствовала, как ей сейчас необходимо, чтоб её кто-то пожалел. Ведь где-то глубоко, очень глубоко внутри Зинка понимала, что это конец, но старалась гнать эти мысли, уж очень болезненными они были.
– Вина купить? – поинтересовалась Мотя, вернув Зинку в реальность.