Жизнь как непрерывная череда чудес и ангелов. Роман, рассказы, повесть

Мы вернулись через полтора часа, едва не оставив сумку на прежнем месте.

* * *

Я сидела на кухне и что-то вяло резала или чистила. Галка летала вокруг, гремя, шурша и журча разными предметами.

– Не будь дурой, – говорила она, – не уподобляйся серости.

– Но пятнадцать лет… – Возражала я.

– Тринадцать. – Поправляла она. – К тому же, на лбу у вас не написано. А догадаться никто не сумеет даже под расстрелом. И вообще – кому какое дело!?

В закрытую дверь кто-то заскрёбся.

– Да! Войдите! – Галка была деловита и возбуждена.

Появился Пётр с двумя высокими стаканами.

– Девочки, маленький аперитив.

Галка взяла стаканы и захлопнула дверь.

– За любовь. – Сказала она и мы отпили.

Это был джин с тоником. Довольно крепко, но меня сразу отпустило.

– А на Востоке считают, что любовь начинается после свадьбы, – сказала я, – и расцветает только к концу жизни.

– Ну, мы не на Востоке, к счастью, поэтому давай наслаждаться расцветающей любовью, пока способны что-либо ощущать. – Сказала Галка и вылетела по какому-то делу.

Тут же в кухню вошёл Володя. Мы прижались друг к другу, словно нас вот-вот собирались разлучить навеки.

Вернулась хозяйка.

– Тихо, тихо, ребята! Сейчас перегорит вся бытовая техника и полопается посуда!

Володя вышел.

– А если он захочет детей? – Ныла я.

– Захочет – родишь, – просто сказала Галка. – Если ты забыла, как это делается, я напомню.

– В сорок-то лет? – Сказала я.

– Так! – сурово глянула она на меня. – Мы с тобой ровесники?

– Ровесники. – Ответила я.

– Ну вот! А мне сегодня – двадцать пять! И баста про свои сорок!

Мы выпили за двадцать пять, и мне стало ещё немного легче.

Снова появился Пётр.

– Можно? – Спросил он.

– Только быстро и по делу, – сказала его жена.

– Что делать с Африкановым?

Это был очередной кандидат на мои руку и сердце.

– С Африкановым… – Задумалась Галка. – Пожалуй, приглашу Любку, соседку с пятого этажа, от неё муж недавно ушёл.

* * *

Жизнь как непрерывная череда чудес и ангелов

Роман

Ваша боль оттого, что ломается оболочка,

скрывавшая вас от понимания вещей.

Джебран Халиль

Мы все друг другу ангелы.

Н.Д.Уолш

1.

«Как я могла забыть телефон?.. Это же… это же мой орган… я ж без него никуда… и, как всегда это бывает, в самый неподходящий момент – когда я почти опаздываю, когда меня ждут! Он сказал, что припарковался за углом, мест нет, и там штрафуют, я знаю… а мне сейчас нужно до низу доехать, потом снова подняться на двадцать второй этаж, открыть дверь двумя ключами, отыскать телефон, закрыть дверь двумя ключами, вызвать лифт – в час пик!.. дождаться… спуститься вниз, обежать огромное здание, отыскать в стаде железных скакунов неброский синий форд… Хотя неброский как раз в этом стаде отыскать будет раз плюнуть, там паркуются исключительно свои, а у всех наших лошадки, естественно, одна другой краше… всё больше светлый металлик да чёрный лак… да сияют так, что сразу понятно: не под окном хрущёвки ночку провели, а в тёпленьких стойлах со всеми удо… Приехали, слава Богу…»

Она выждала, пока все вышли. Затем выждала, пока направившийся было в кабину мужчина решил сперва выпустить её, потом понял, что выходить она не желает, полуулыбнулся ей, вошёл, нажал на кнопку двадцать четвёртого этажа – куда это он в конце рабочего дня, подумала она, – потом нажал кнопку запуска снаряда, а она протянула руку и нажала свой этаж, а он снова полуулыбнулся, извиняясь, и они рванули ввысь.

Он стоял спиной к ней. Она прямо за ним. Поэтому не видела его лица в зеркальных дверях и смотрела на его ладную спину в тёмно-сером плаще. Из-за ворота на полсантиметра выглядывает шёлковое кашне классической расцветки в тон плаща: с тёмно-синими мелкими загогулинами вроде турецких огурцов и крапинами жёлто-бежевого и светло-серого. Волосы волнистые с едва заметной сединой. Опрятные. Стрижка грамотная. Длиннее, чем обычно носят клерки. Стоит свободно, руки в карманы, ни признака нетерпения или просто деловитости. Лучится какой-то лёгкостью, свободой, игривостью даже… Да, лучится – прямо в пространство. Спиной.

Это рассматривание его ею ровным счётом ничего не значило. Так – любовь… даже можно сказать, страсть к наблюдениям любого рода и гипертрофированное эстетическое восприятие мира и всех его представителей…

Из сумки на плече раздалось «Lui pazzo di lei…» – тем самым голосом, который до нутра пробирает… женщин, во всяком случае. Живых, конечно, женщин… племянник качнул позавчера, когда она заикнулась, что подсела на днях на эту песенку…

Вовка нервничает:

– Ну где ты?.. Меня сейчас убивать будут! Или припрут, потом не выберемся…

– Я телефон забыла в кабинете… – И она как рассмеётся…

Вовка ничего не понял: