– Всё, – сказала Галка, – остальное на потом. Будут в жизни хмурые дни, когда захочется праздника.
В продовольственном отделе мы купили несколько банок, баночек и бутылок с разными деликатесами к завтрашнему столу и вышли на улицу.
Возвращаться решили пешком, но на полпути были застигнуты дождём, о вероятности которого нас никто не предупредил.
– Давай заскочим к братцу, переждём. – Предложила Галка.
– Это к Вовульке? – Вспомнила я Галкиного брата.
– К нему.
И мы заспешили в знакомый дом.
Нам открыл дверь высокий молодой мужчина в стильных очках.
– Привет, Малыш. Приютишь нас? – Галка отряхивала дождевые капли со своей причёски и с моего пиджака. – Вовуль, помнишь мою подругу, Мусю?
– Не очень, – честно признался он.
Когда я покидала город после института, отправляясь в длительное кочевье за своим мужем, Вовульке было что-то около девяти – он был поздним ребёнком Галкиных родителей – не мудрено, что он не помнил и не узнавал меня.
– Мария. – Я протянула ему руку.
– Владимир. – Он сжал мою ладонь.
Его рука была большой, тёплой и крепкой.
– Дай-ка нам горячего чайку, – сказала Галка, – не ровён час, простынем накануне торжества. Как мы пахнем?
– Вполне изысканно, – сказал Володя. – Запах дождя, приправленный французским шиком.
– Он у нас романтик и поэт, – сказала сестра про брата, который отправился на кухню готовить нам чай. – При этом учёный-физик. Уже одну диссертацию защитил. Вторую пишет.
Володя поставил на стол початую бутылку коньяка.
– По мензурочке, для профилактики, – сказал он.
Мы выпили.
– А я вспоминаю Вас. – Володя смотрел на меня из кресла напротив. – Вы были очень красивой. То есть… – спохватился он – Вы и сейчас красивая, но я помню, тогда я выделял Вас среди всех окружавших меня женщин.
– В детстве это бывает почти с каждым мальчиком. – Мудро заметила я.
Я была в смятении и ничего не могла с собой поделать. Но главное, я не понимала, в чём причина. Давление поднялось? Или упало? Или простуда начинается?
А он всё смотрел на меня – пристально, но мягко. Его светло-карие глаза за стёклами очков казались осколками тёплого янтаря.
Галка достала из сумочки духи, пакет с бельём и коробочку с бижутерией.
– Смотри, что я себе купила, Вовуль.
– Класс, – сказал Володя, скосив глаза на коробки и пакет, и снова поднял их на меня. – Вот Петру радости-то будет стаскивать всё это с тебя!
Галка засмеялась. Она любовалась на свои покупки, всё ещё не замечая того, что происходило у неё под носом, и чего не заметить было уже невозможно.
Я сосредоточенно пила чай, подливала и снова пила.
Галка встала, глянула в окно на сумеречное небо и сказала:
– Что там у нас с дождём? Кажется, кончился. – И вышла из комнаты.
Володя поднялся, обошёл моё кресло и провёл тыльной стороной пальцев по моей щеке.
– Вы не уйдёте? Ведь правда? – Сказал он.
Я мотнула головой.
Он прикоснулся к волосам и снова сел напротив.
В комнате стало как на вершине Джомолунгмы: не хватало воздуха и захватывало дух от высоты и опасности.
Вернулась Галка и стала собирать свои покупки.
– Ну что, двинем? – Она глянула на меня. Потом на брата. – Вов, я оставлю тебе сумку с банками и бутылками, завтра принесёшь. Мусь, а ты посиди, если хочешь.
Скорей всего, она сделала вид, что ничего не заметила.
Хлопнула дверь в прихожей. Володя вернулся в гостиную. Он был… я забыла замену слащавому слову "красивый". Широкие ссутуленные плечи и узкие бёдра, высокий лысеющий лоб и тёмные от отросшей к вечеру щетины подбородок и щёки, из-за ворота трикотажной футболки выбиваются волосы, руки тоже покрыты густой тёмной порослью. Да, мужественный… У него была утончённо-мужественная внешность.
Он подошёл ко мне, я поднялась навстречу. Он снова коснулся моего лица. Я тронула его приоткрытые губы – они были сухие и горячие, как в лихорадке. Он снял очки и поцеловал меня.
В одиннадцать раздался звонок.
Володя поднял трубку и сказал после паузы:
– Не волнуйся. – Снова пауза. – Она не может. До завтра. – Он повернулся ко мне. – Ведь ты не можешь сейчас говорить с моей сестрой?
– Нет. – Сказала я, и мы снова вцепились друг в друга.
Его двадцать семь и мои сорок были на равных. И мы оба были одинаково голодны. И одинаково страстны и неистово нежны.
* * *
Когда мы появились на пороге Галкиного дома, вопросов нам не задавали, поинтересовались только, где сумка с банками и бутылками.
Она осталась там, где вчера её оставила Галка – на расстоянии трёх троллейбусных остановок.
У двери своей квартиры Володя так сжал мою ладонь, что хрустнули чьи-то пальцы, а ключ в его руке исполнял пляску святого Витта и не желал попадать в скважину.