– Что? – усмехнулся он. – Конечно, нет. Я просто не хотел тебя будить, потому что по моей вине, ты не выспалась. А теперь вставай и пойдем, навестим твою сестру.
– Иди первый, я позвоню маме и подойду.
Я позвонила маме, она обрадовалась, услышав, что Альбина проснулась и ее можно навестить. Мама сказала, что захватит что-нибудь перекусить и подъедет в течение получаса.
Я ждала, когда Андрей выйдет из палаты, но он все никак этого не делал, а находиться там с ними я не хотела, я хотела побыть с сестрой наедине.
Когда «исчадие ада», наконец-то вышел, я засунула свой смартфон в карман и направилась в палату к Альбинке. Сестра была бледной и грустной, на ее шее был держатель, а на щеке красовался синяк, голова была перебинтована. Она лежала на кровати, с приподнятой спинкой, и смотрела в одну точку. Когда она увидела меня то, слегка улыбнулась, это была печальная улыбка.
– Привет.
– Привет.
Я подошла ближе и присела на стул.
– Прости, – протянула сестра. – Я должна была тебе рассказать, Андрей сказал, что ты злишься.
– Нет. Нет, я не злюсь, я просто беспокоюсь, дурочка.
– Я знаю, и за это прости, я не хотела, это само собой.
– Ты не должна извиняться. Слушай, у тебя сегодня день рождения, черт возьми.
Я пододвинулась ближе, и потрепала Альбинку за щеки, так же как она трепала в детстве меня.
– С днем, рождения! Извини, что без подарка, все так неожиданно.
– Да уж.. Это всегда неожиданно. В одну секунду все нормально, я смотрю телевизор, читаю или просто пялюсь в потолок, а в следующую меня окутывает такая злость, такая ярость, отчаяние, паника, и я не могу это контролировать. Эти придурки в белом говорят, что это посттравматическое, на фоне стресса, говорят, что все пройдет, но я-то знаю, что нет.
– Почему, ты так говоришь? Конечно, пройдет.
– Ты не можешь этого знать, никто не может.
– Может быть, ты слишком пессимистична.
Сестра усмехнулась.
– Пессимистична ты, сестренка, а я реалистична. Я не могу ходить, у меня едет крыша, и это то, чем я живу, а ты со своей нормальной головой, нормальными ногами, строишь из себя проблемного подростка, пора взрослеть, тебе не пятнадцать.
– Что на тебя нашло?
Ее слова стали задевать меня, она может и имеет право так говорить, но я не хочу это слышать.
– Я не хочу, чтобы ты испортила себе жизнь.
– Я не пришла говорить обо мне, – Я старалась выражаться более мягко, но при этом была зла. – Знаешь, у нас не получилось праздника сегодня, и ты какое-то время прова.
– Мне не нужен никакой праздник, – перебила Альбина, а я сделала вид, что не слышу и продолжила говорить дальше:
– И ты какое-то время проваляешься в этой койке, поэтому, когда тебя выпишут, мы позовем твоих друзей и устроим вечеринку. Ты еще общаешься с кем-то со школы? Мы могли бы позвать твоих одноклассниц, они конечно дуры набитые, но я не против, если вы повеселитесь. Раньше, ты не брала меня на свои тусовки, а теперь я большая девочка и могу сама организовать тусовку для тебя.
– Прекрати, говорить всякую ерунду.
– Я серьезно, было бы весело. Будет весело, обещаю.
Я вытянула перед сестрой ладонь, чтобы она ударила по ней, как мы делали это раньше, но она никак не отреагировала на этот жест и я убрала руку. Эта встреча не то, что я ожидала, эта ситуация пугает меня, я будто не со своей сестрой общаюсь.
– Что с тобой случилось?
– Дай-ка подумать. Не считая того, что у меня сломана рука, сотрясение мозга, очередное. У меня какая-то хрень на шее, которая уже достала, такое ощущение, что если ее снять моя голова отвалится и покатится по полу. У меня огромный синяк на пол лица, я психически неустойчива и, черт возьми, я не могу ходить и никогда не смогу. Если не учитывать всего этого, я в порядке, – она произнесла все это с иронией, печальной иронией, я видела на ее лице боль, не физическую, а моральную. Она не плакала, но я знала, что она хочет, и от осознания этого мое сердце сжималось. Я ничем не могу ей помочь, я больше никогда не увижу свою жизнерадостную сестренку, которая смеялась по каждому поводу, которая не позволяла мне вешать нос и заставляла меня смеяться, когда хотелось плакать, а я даже и этого сделать для нее не могу, потому что меня саму разрывает от боли.
Альбина отвернулась к окну, я продолжала молча смотреть на нее еще минут пять, а потом встала и направилась к выходу. У двери я остановилась и, обернувшись, еще раз взглянула на сестру, она даже не пошевелилась и не посмотрела в мою сторону. Я сглотнула комок, застрявший в горле и, вышла из палаты. Андрей все также сидел на скамейке, мама сидела рядом с ним, они разговаривали, но я не слышала о чем и даже не пыталась. Когда я подошла к ним, мама заговорила:
– Как она?
– Не очень, – ответила я, перебирая в руках ключи от машины.
– Все так плохо? Господи, я так и знала, что эти врачи ни на что не годятся, только умеют что врать, нам нужно перевести ее в платную клинику, там о ней позаботятся.
– Она подавлена, – добавил Андрей.
– Езжайте домой, я заказала пиццу. Думаю, я побуду здесь какое-то время. Когда придет отец, накорми его чем-нибудь, у меня не было сил, что-то готовить.
– Хорошо, – тихо произнесла я.
Мы ехали в тишине, «исчадие ада», изредка посматривал на меня, я видела это боковым зрением, но никак не реагировала.
– Думаешь, она будет в порядке? – решила спросить я.
– Надеюсь.
На секунду мы с Андреем встретились взглядами.
– Нужно организовать праздник. Позвать старых друзей, – продолжила я.
– Плохая идея.
– Можешь не помогать, я сама все сделаю.
– Не в этом дело. Просто, это плохая идея.
– Слушай, я хочу помочь сестре выйти из депрессии. Вечеринка – лучшее, что я могу для нее сделать.
– Не удивлен, что ты ничего лучше не придумала.
– Ты вообще ничего не делаешь.
– Я хотя бы не устраиваю тупые вечеринки, на которых Альбина даже не сможет потанцевать.