Медальон Великой княжны

– Он что же, в антикварном магазине работает или Крот к нему на дом ездил, а может, он в музее трудится?

– Нет. Он ни в каком магазине не работает. Крот говорил, вроде ученый какой-то и что он Крота никогда не обманывает. Потому что не барыга какой-нибудь, а порядочный человек.

– Вот как? Порядочный? Ученый? Очень интересно, – заметил довольный Рюмин.

Эх, хорошо, что Авдеев настоял на том, чтобы Рюмин продолжил работу со свидетелями. Вон как оно все удачно обернулось, а информация Грязнова тоже пригодится, по ней они отыщут этого самого ученого оценщика.

– Значит, разговаривали вы с ним тринадцатого, – проговорил вслух Рюмин.

– Ну, да. Вроде.

– И что, с тех пор вас не беспокоило, что он пропал?

– Да нет. А что ему пропадать? Такие дела быстро не делаются, – пожал плечами Лысый. – И потом, четырнадцатого у бати день рождения был, мы праздновали, шашлыки, то-се. На следующий день, это воскресенье было, продолжили, а в понедельник у меня отходняк был, и ребята зашли пивка выпить, а сегодня вы вот прикатили. А так бы я Кроту позвонил вечером. А может, завтра.

– Да, – протянул задумчиво Рюмин.

Лысый вел жизнь насыщенную, полную интеллектуальных утех, когда ему о приятеле волноваться? Только когда деньги закончатся. Вероятно, пока еще не закончились.

– Значит, пятнадцатого вы были на даче, праздновали?

– Ну, да. А что, его в воскресенье того? – обрадованно спросил Лысый.

– Гм. Кто кроме ближайших родственников может подтвердить, что вы были на дне рождения?

– Да кто угодно! Мы же на даче праздновали, так что соседи с трех сторон, батины сослуживцы, потом дядь Федя, племянник мой Андрей, Алка с Виктором. Потом еще Лерка, это жена моя, гражданская, – неизвестно зачем пояснил Лысый, – потом еще брательник двоюродный приезжал с семьей, как раз в воскресенье. Да тьма народу!

– Ясно. Ну а как звали оценщика, помнишь?

– Не-а. Да вроде Крот и не говорил никогда. Он вообще не болтливый был. Информацией не любил делиться. Говорил, что знания это сила, и помалкивал, – усмехнулся Лысый.

– А Крот всегда через него вещи толкал?

– Нет. У него были еще люди. А иногда даже в скупку относил или в магазин. Антикварный, – вспоминал Лысый. – Один раз даже на мой паспорт сдавали.

– В один и тот же магазин?

– Нет, всегда в разные. Говорил, что примелькаться не хочет. Но вообще, он не любил с магазинами связываться, предпочитал через знакомых толкать. В крайнем случае через интернет.

– Гм. Имена, фамилии знакомых вы, конечно, не знаете?

– Откуда? Говорю, не любил он трепаться. Слушай, может, снимешь браслеты? Все равно же я не виноват? Надоело сидеть руки за спину, ни почесаться, ни закурить.

Рюмин браслеты снял.

– Ладно, давай имена, телефоны, кто твое алиби подтвердить может, – велел он, доставая блокнот.

Обрадованный Лысый достал мобильник и принялся диктовать телефоны.

– А вот тут у нас фотки, – протянул он Рюмину мобильник. – Можешь глянуть, все по чесноку.

С экрана мобильника на Рюмина смотрели красные довольные рожи со следами неумеренных возлияний на фоне соответствующего антуража.

Глава 3

9 мая 1918 г. Екатеринбург

–?Павлуха, дома?

После громкого стука раздался в сенях чей-то грубоватый требовательный голос. А затем, пригнув голову, в комнату вошел загорелый, высокий, как всегда чуть насмешливый Ванька Скороходов, давний Павлухин приятель, с которым они познакомились еще пацанами на Злоказовском заводе.

–?Здорово, – пристраивая в уголок винтовку, солидно поздоровался Ванька, протягивая руку. – Как поживаешь? Чего на заводе нового? С завода-то не ушел?

–?Здорово. Да нет. Куда мне? – заваливаясь обратно на лавку, лениво протянул Павлуха. – Да и весело там сейчас. А ты чего пришел, по делу али так?

–?По делу, – убрав с лица неуместную кривоватую ухмылку, проговорил Ванька. – Ты вот что. Не хочешь пойти в охрану, царя охранять? Деньги хорошие платят, и работа не пыльная.

–?Я в охрану? Да ты че? Я же никогда…

–?Да ты погоди, – остановил его Ванька. – Ты послушай. Я ж не в тюрьму тебя зову, – с досадой проговорил старый приятель, снимая с лохматых соломенных вихров выцветшую старую фуражку. – Людей у нас не хватает надежных. Понимаешь? Царевен завтра привозят, с бывшим наследником. Люди нам нужны. Я за тебя поручился. – Ванька смотрел на ленивое сонное лицо бывшего своего приятеля и все больше горячился. – Да ты пойми, несознательный ты элемент! Это ж государственной важности дело! Ты же рабочий человек, должен это понимать. Ну и потом, – чуть замявшись, добавил Ванька, – чай, не каждый день живого царя с царицей увидеть можно. То есть бывшего, конечно.

–?А ты че, правда царя видал? – впервые с начала разговора оживился Павел, даже садясь на лавке от любопытства.

–?А то! Видал, – снова кривовато заухмылялся Ванька. – Еще и не раз.

–?И чего, какой он из себя?

–?Да, такой какой-то, – пожал плечами Ванька, – обыкновенный. С тебя, наверное, будет, с бородой, усами, как на фотографиях. Несолидный какой-то. Говорит тихо, ходит в простой гимнастерке, в сапогах стоптанных, никакой важности. А вот царица, та да, – с уважением добавил Ванька. – Та во такая вся, – показал он непонятное руками. – Прямая вся, высокая, как глянет, так сердце в пятки. Ну, чистая царица! Хоть и старая уже. И голос у нее, и манеры важные, хотя мы ее и редко видим, у себя все сидит с мигренью какой-то. Доктор возле нее так и вьется. А еще с ними великая княжна приехала, тоже бывшая. Мария. Ну, я тебе скажу, брат… – мечтательно закатил глаза Ванька.

–?Что, красивая? – Еще больше заволновался Павел.

–?Ужас до чего. Вся из себя ладная, высокая, румяная, глазищи – во! И с нами не задирается. Когда их с Николашкой гулять водят…

–?С кем?

–?С царем бывшим. Это у нас так в охране его называют. Ну, всякие там, за глаза, конечно. А так Николай Александрович. Гражданин Романов, – объяснял Ванька, жутко гордый своей осведомленностью в столь важных и секретных вещах. – Только ты это, – спохватился он, – это все секретно! Я тебе только потому рассказываю, что в охрану зову. У нас там знаешь кто главный? Авдеев, слесарь с нашего Злоказовского. Помнишь его?

–?Помню. Дрянь-человек, – сплюнул на пол Пашка, снова теряя интерес к делу.

–?Ты давай не заговаривайся! Он теперь знаешь, о-го-го, – остановил его Ванька. – И вообще. Харчи, довольствие денежное – что надо, и работа не пыльная. А обстановка вокруг города сам знаешь. Так что проявляй свою пролетарскую сознательность и не выкобенивайся.

Так Павлуха, Павел Михайлович Лушин, оказался в том самом доме особого назначения. Приземистом, двухэтажном, похожем на лабаз каменном доме, стоявшем на углу Вознесенского проспекта и Вознесенского переулка.

–?Из наших, говоришь, заводских? – С прищуром разглядывал его Авдеев при первой встрече. Неряшливый, с помятым лицом и красными мутноватыми глазами, но важной неспешностью в голосе и солидной основательностью в движениях. – Кого охранять будем, знаешь?

–?Знаю, – с вызовом и неприязнью глядя на Авдеева, протянул Павлуха.

–?То-то. К городу рвутся чешские соединения, белогвардейская контра наступает, да и у нас тут не все спокойно. Революционные массы требуют казни тирана, а бывшие царские прихвостни плетут заговоры по его освобождению. – Подняв вверх чумазый указательный палец, разглагольствовал Авдеев, пока Павлуха с тоской разглядывал заплеванную, с неубранной кроватью в углу, с заставленным всяким хламом и объедками столом комендантскую. – Так что, товарищ Лушин, готовы вы в этот опасный момент взять на себя пролетарскую ответственность за судьбу кровавых злодеев, пивших долгие годы народную кровь?