Седой и лысый. Вот, вот! Я и говорю, что ты не меняешься. Ты, черт побери, не от старости такой, а генетически.
Худой с шевелюрой. Ну, кончайте, время-то идет без толку.
Седой и лысый. Я помню, как двадцать лет назад он на партийном бюро разбирал мой роман с одной сестрой. Ну, было дело! Влезли они тогда не в свое дело. Все испортили, конечно. Так еще тогда он говорил приблизительно то же самое, что ищет за нашими отношениями злостной или суетной вины. Поразительно просто!
Самый старый. А девочка-то была прекрасна. Какая кожа! Где она?
Седой и лысый. Тебе-то что. Все тогда испортили. И ты тоже.
Председатель. Хватит…
Седой и лысый. Нет, ты и сейчас такой же. Я об этом и говорю. Я тебя простил, но не забыл.
Самый старый. Прекрати. В конце концов, здесь с нами молодой коллега.
Толстый с гладкой прической. Сдается мне, что вы, друзья, отвлеклись. Хотя и это все интересно. (Ха-ха!) А где та девочка?
Седой и лысый. Жива и в порядке…
Мишкин. Разрешите закурить.
Председатель. Конечно.
(Большинство закуривает. Немного молчания.)
Толстый с гладкой прической. Черт его знает. Я не знаю.
Председатель. Итак, насколько я понимаю, большинство не осуждает попытку, но и не одобряет нашего молодого коллегу. Так?
Самый старый. И все-таки я решительно осуждаю и попытку и самого автора ее.
Седой и лысый. Вот-вот.
Председатель. Я и говорю, большинство (смеется).
Худой с длинным лицом. Кому можно, а кому и нельзя. Пусть не осуждаем попытку в принципе, но осуждаем попытку с негодными средствами, как это было в данном случае.
Седой и лысый. А если не прыгать, то и не допрыгнешь.
Худой с длинным лицом. В конце концов, это неважно. Пора бы кончать. Жалоба эта гроша выеденного не стоит.
Председатель. Давайте все же дочитаем жалобу до конца. Прошу вас.
Мишкин (он в явной неприязненной оппозиции и с нарочитой иронической усмешкой). Да тут, по-моему, и жалобы-то нет.
Возгласы. Читайте. И быстрее. Вон уже сколько времени.
Мишкин, «…в результате исход для нас, сослуживцев, печальный…»
Член комиссии с трубкой. Для сослуживцев! Сильны!
Мишкин. «…Мы потеряли прекрасного работника. Он вынужден сидеть дома на инвалидности…»
(Сцена типа знаменитой «немой», но с криками и возгласами: «Как!», «Что!», «Почему!», «Не было эмболии?!», «В чем дело?! „Живой?!“» И так далее.)
Мишкин. «…В конце концов, мы не…»
Возгласы. Подождите. Объясните. Он живой? И т. д.
Мишкин. Живой.
Председатель. А что вы сделали?
Мишкин. Удалил тромб. Восстановил сердечную деятельность. Зашил грудную клетку и через месяц выписал. Теперь у него инвалидность.
Председатель. Что же вы молчали и дурили нам голову? Простите, как ваше имя-отчество?
Мишкин. Евгений Львович. Вы ж не давали мне рта раскрыть.
Самый старый. Этого не может быть, Евгений Львович.
Мишкин. Потому что этого не может быть никогда? Нет, правда. Честное слово, на инвалидности (издевается).
Седой и лысый. Успели?
Мишкин. Раз живой.
Председатель. Когда это было, Евгений Львович?
Мишкин. Около полугода назад.
Председатель. Почему же вы нигде не сделали сообщения, хотя бы на обществе?
Мишкин. Не успел.
Маленький и круглый. Ну, знаете ли! Шутка ли!
Толстый с гладкой прической. А как вы делали? Евгений Львович, расскажите, пожалуйста.
Мишкин. Да как описано.
Седой с шевелюрой. А сколько минут прошло от начала операции до удаления тромба?
Мишкин. Не больше пяти. А может, и меньше.
Председатель. Как вы успели?!
Мишкин. А мы торопились.