– Почему? Скажут, что примазываемся… В общем-то, если хотите, валяйте, я не поеду. А вы сопроводите, чего уж, конечно, сопроводите…
Он нашел точное слово. Он не мог бы больше унизить Хагена, чем предложив ему «сопроводить». Он интуитивно понял, что именно это слово решит все дело. Он научился не ошибаться в своих чувствованиях.
– Я через сорок минут буду у вас, – сказал Хаген.
– Ну и ладно. Жду. Только, черт возьми, может, все же стоит вам его сопроводить, нет?
– Зачем примазываться? Вы правы. Сейчас кончу прослушивать пленку с записями допроса и приеду.
Он знал, что Хаген к нему приедет. Он точно строил свой разговор с ним. Он играл, не готовясь заранее и не расписывая предварительную партитуру вопросов и ответов. Просто, работая с Хагеном, Лерстом, Кессельрингом, он запоминал, анализировал и выверял те черты их характеров, которые в нужный момент могли быть использованы им, Штирлицем.
Он не ошибся: Хаген приехал в условленное время. Штирлиц до этого выпил несколько порций джина, чтобы от него несло алкоголем.
– Вам полагается штрафной, – сказал он Хагену, протягивая ему стакан с виски. Он сыпанул туда немного снотворного и поэтому, куражась, проследил за тем, чтобы Хаген выпил все до дна. В баре было шумно, и две цыганки, которых он пригласил с собой, немедленно взгромоздились на колени к Хагену.
– За нашу нежность и дружбу, – возгласил Штирлиц еще раз. – И до конца. И черт с ними, с теми крысами, которые сидят в тепле и тишине и думают, что они утерли нам нос!
– Черт с ними, – согласился Хаген, – с этими вонючими крысами… Простите, сеньориты, такую грубость, но иначе не скажешь… Как можно сказать иначе про вонючих тыловых крыс, которые пытаются резать наши подметки на ходу?
Штирлиц захохотал, положил локти на стол, смахнул вазу и две рюмки. К ним бросился лакей с замеревшей улыбочкой, собрал битый хрусталь и унес полупустую бутылку.
– Ты заметил, – сказал Штирлиц, – он унес полбутылки себе. Они все страшные жулики, эти цыгане…
– Эй! – крикнул Хаген. – Дайте нам еще виски! Пусть они пьют остатки после нас. Да, прелестные сеньориты?!
Они выпили еще раз, и Штирлиц попросил оркестр сыграть немецкую солдатскую песню. Они заиграли странную песню, и Штирлиц, раскачиваясь, поднялся и, приложив палец к губам, сказал:
– Сейчас я вернусь…
Штирлиц позвонил в гестаповский «домик» из кабины, стоявшей при входе в гардероб.
– Хаген просил спросить, – сказал он, – когда вы думаете отправлять латыша?
– Сейчас вывозим, – ответил ему дежурный, – на аэродроме ждут.
– Посадите в машину пару лишних людей, – сказал Штирлиц, – чем черт не шутит.
– Да, штурмбаннфюрер!
– И оружие проверьте!
– Это мы уже сделали.
– Ну, счастливо. А потом можете отдыхать…
Штирлиц незаметно вышел из телефонной будки. За углом стоял маленький грузовичок. Штирлиц устроился рядом с Вольфом, который сидел за рулем. В кузове было шесть ребят из его группы.
– Быстро, нам их надо перехватить в горах, пока они не выехали в город.
– Мы тебя ждали десять минут.
– Ты думаешь, так легко споить этого буйвола?
Они успели вовремя: машина с Пальма только-только вышла из ворот конспиративного дома гестапо. Конвойный удивленно посмотрел на шофера: на пустом шоссе стоял Штирлиц, подняв руку.
– Что он, контролирует нас?
– Не нас, а Хагена. Они все друг друга контролируют, – ответил шофер, – иначе нельзя.
Он затормозил возле Штирлица и, выйдя из машины, отрапортовал:
– Все в порядке, штурмбаннфюрер, никаких происшествий.
– Это тебе кажется, что никаких происшествий. Быстро перегружайте его в пикап и садитесь туда сами.
– А моя машина?
– Я поеду следом за вами.
Трое конвоиров и солдат быстро затолкали Пальма в кузов пикапа, где сидело шестеро ребят из группы Вольфа.
– Как устроились? – спросил Штирлиц, заглядывая в кузов. – Не тесно?
– Ничего, – засмеялся шофер, – потерпим…
Штирлиц включил свет карманного фонаря. Конвоиры прищурились – Штирлиц нарочно слепил их ярким лучом света. Их и скрутили, пока они были полуслепыми.
Машину гестапо он пустил в пропасть, а сам сел в свою. Ее вел седьмой член группы Вольфа, который тут же перескочил в пикап.
– Будь здоров, Ян, – сказал Штирлиц, – все о'кей…
– Ненавижу американизм… Говори, как истые англичане: «ол райт», – ответил Пальма и заставил себя улыбнуться…
Вернувшись в бар, Штирлиц зашел в туалет. Посмотрел на часы. Было 2.14. Значит, он отсутствовал тридцать три минуты. Он вышел из кабины, дождавшись, в туалет вошел кто-то из пьяных посетителей. Штирлиц сунул голову под кран и долго стоял так, наблюдая за тем, как полупьяный испанец дергался возле писсуара.
Взъерошив волосы, окликнул:
– Сеньор, помогите пьяному союзнику доковылять в зал.
Испанец оглушительно захохотал:
– Люблю пьяных немцев… Вы, когда пьяные, такие безобидные, такие веселые…
– Уж и безобидные, – икнул Штирлиц, – скажете тоже…
Он заставил испанца сесть к ним за стол и выпил с ним на брудершафт:
– Я думал, вы там уснули! – сказал Хаген, сдерживая яростную зевоту. – Я тоже спать хочу. А ты, Розита? Ты хочешь баиньки под перинкой? А?