Суженый для Мавки

Суженый для Мавки
Улана Зорина

Дар в наследство #6
Новый рассказ от автора "Цыганское Проклятие" и "Неисповедимы Судьбы пути". Продолжение приключений полюбившейся вам цыганской колдуньи Велианы.

И снова она становится на пути тёмных сил. Под силу ли хрупкой цыганке вырвать одурманенного парня из холодных мёртвых объятий?

Давай с тобой вместе, читатель, откроем новую книгу и с головой окунёмся в мистический мир оживших кошмаров.

Улана Зорина

Суженый для Мавки

Все персонажи рассказа вымышленные и являются плодом фантазии автора. Все совпадения с реально существующими или существовавшими людьми и местами прошу считать случайными.

***

В лесу ночном нет страху места,

В плену тумана густоты

Средь вод реки грустит невеста,

Терзая душу без любви.

Ты протяни ей руку смело,

Пусть сгинет призрачный туман.

Спаси невинную из плена,

Вам жизнью шанс повторный дан.

Не обмани, раскрой объятия

Навстречу мёртвой красоте,

Не упусти мгновенья счастья,

Поверь несбыточной мечте.

Спаси невинных жертв от плена

Девичьей нежной красоты,

Подними голову из тлена,

Ведь Мавке нужен только ты!

Пролог

Сумерки плавно опустились на крохотную деревушку, заволакивая узкие улочки мутной белёсой дымкой. Плавными каскадами густая пелена накатила на домики, сокрыв их в своих ватных объятиях. Слепым тусклым пятном раздутая луна боролась за каждый клочок завоёванного кучевым туманом неба. Она то являла свой светлый лик, то снова пряталась в ватном клубящемся мареве. В хате тускло светила лучина, отбрасывая на стены причудливые тени.

Объёмная сумка притулилась в ожидании у входной двери, а хозяин спешно собирал снасти для ночной рыбалки. Молодой румяный синеглазый паренёк, задорно зачесав кверху вихрастый чуб, ласково успокаивал маленькую старушку.

– Ну, бабуль, перестань, что со мной может случиться? Ничего ты не понимаешь в рыбалке, в такую погоду самый клёв! Вона дед Егор тоже идёт. А по утру к Саньку махну, да с гостинцами. Ммм, какая уха из свежатинки! Всё хорошо будет!

– Соколик мой, Илюшенька! Нешто не чуешь? Беда дребезжит в воздухе. Лапы свои к хате протягивает, завывает протяжно, аж жилы все перекручивает.

– Да какая беда-то, бабулечка? Сказки всё ваши, старушечьи. Ну какие тут могут бабайки жить? Все дорожки, закоулки сызмальства перехожены. Везде уж мой нос побывал любопытный. Да все звери лесные, речные меня знают, поди, как облупленного.

– Ведают да не ведают, а сердечко моё в крик изводится. Погляди ты в окошко на лик луны, нехорошая грядёт ночь. Нечисть всякая из берлог повылазит. Пожалей меня старую, внучек родненький. Один ты у меня и остался! – заголосила старуха, цепляясь за парня скрученными артритом пальцами.

– Что ж ты душу так рвёшь, надрываешься? Ну какая тут нечисть, бабулечка? И меня напугала, болезная. Ты приляг, отдохни, моя милая. Не успеешь ты глаз сомкнуть, а я вот уж тут. Да с уловом богатым невредим вернусь.

Скрипнув, хлопнула дверь, и ушёл Илья, не послушал он бабкино сердце, за уловом богатым в туман густой ноги сами вели его к реченьке.

Знал он берег сей, как свои пять пальцев. Всё буйное детство прошло, почитай, на крутых косогорах в тайне от родичей. С другими ребятами, что помладше, резвился кудрявый мальчонка в прохладных водах уютной речной колыбели. Вот и сейчас он без страха в туман шагнул, словно в омут бездонный с головой нырнул. Серебром вокруг воздух струился, сияя, мрачные мысли из разума изгоняя. Вот уж водная свежесть в лицо дохнула, прохладной легкой ладошкой к щекам прильнула. Знал он заветное место, где дед Егор ставил замысловато плетёные сети, там всегда полно было всякой рыбины.

Авось не осерчает сосед, ему, Илюхе, уезжать спозаранку, хватит улова на всех. Туда-то и побрел парень, грудью раздвигая сизую бахрому. Еще долго клубились разорванные клочья, пропустив через себя живой таран, но всё- таки, поколебавшись, смыкались вновь, не оставляя и мелкой прорехи.

Устроился парень на крутом бережке да и закинул удочку в реку. Не успел оглянуться, как что-то плеснуло, леска натянулась, и вытащил довольный юнец огромного карася. Поблёскивая серебристым боком, тот занял почётное первое место в припасённом ведре. И пошло-поехало. Только успевай удилище дёргать да уловом посудину наполнять. Доволен Илья, улыбается да к чёрной водице приглядывается. Глядь, плеснулось вновь что-то крупное, кругами глаза зарябило. Да не рыба показалась из омута, а девица, прекрасней которой нет. Тянет руки к Илье свои тонкие, платье белое стройный стан обнимает, глаза зеленью горят перламутровой, губы спелою вишней вкусить манят, льется песня из них, завораживает, словно не девица, а душа поёт. Тряхнул молодец головушкой буйною, да не исчезла наяда прекрасная. Изумрудными искрами очи сияют, губы сети плетут из слов сказочных, головка белокурая так и кивает в такт:

– Моё сердце так тоскует
В ожидании любви,
В стылом мире существую,
Ты пришёл меня спасти!
Так подай мне смело руку,
Суженый мой на века.
Разгони печаль и скуку,
Повенчает нас река!
Ты отныне мой –
Навсегда!
Обвенчала нас с тобой –
Мать река!

Звоном колокольчика струился волшебный голос. Проникал в самую душу, опутывал, околдовывал, заманивал в самый глубокий омут. Туда, где ждало великое счастье с прекрасной феей речной. Не устоял Илья, кубарем рухнул в ледяные объятия. Притянул к себе хрупкий стан, поцелуями осыпал лебединую шейку нежную, зверем голодным впился в губы пунцовые. Засмеялась красавица да давай выворачиваться из кольца рук горячих.

– Пусти, – говорит, – Соколик мой. Али люба тебе твоя Олюшка? Аль готов прямо тут повенчаться с ней?

– Моя Олюшка! – эхом вторил ей парень устами околдованными. – Хоть в омут готов за любимой! Нету счастья без тебя теперь, моя милая!

Ещё звонче зашлась в смехе девушка, руку парня к груди потянула да колечко на палец напялила. Не простое кольцо, деревянное, с буквой «О», посредине написанной.

– Теперь суженый мой – ты, Илюшенька. Поклянись быть мне верным пред водами, обвенчает пусть нас река смертию, чтоб навеки с тобой соединились мы.

– Я клянусь всем, что есть у меня, всем, что дорого! Буду верным я мужем для Олюшки. Будь моею женою, красавица, не покинь молодого да глупого! Не разбей моё сердце ретивое на куски ты, не рви душу живую, тревожную.

Снова смех над рекой зазвенел колокольцем хрустальным. Зашумели воды, забились волнами, омывая влюблённых, затягивая с головой в чёрный омут безвольного. Но, как ни билась Мавка, не смогла двинуть с места нового суженого. Прочно опутали сети Егора ноги да тулово обречённой жертве. Цепко держали, не давая уйти с головой в необъятное и утопнуть навечно с мертвячкою. А тут и сам Егор показался. Не медля ни секунды, сиганул дед в буйную воду да выволок парня на берег. Завопила наяда не своим голосом, протянулась во след добро молодцу, лик прекрасный исчез, как и не было, бельма мутные повылазили, губы синие да кожа белая. Нечисть рвалась на берег, река бурлила, клыки острые в бессилии щёлкали, да держал Егор крепко жениха названного, к жуткой суженой не пускал его.