Теперь, вечерами, он не был на террасе один, Лиин приходила и тихонько садилась рядом. Вдвоем они слушали вечерние крики чаек и шум моря. А их молчание не было рожденным страхом или болью, оно было тихим и гармоничным как природа вокруг. Одним из таких вечеров, Лиин, долго и задумчиво смотревшая на человека украдкой, вдруг встала и пересела к нему поближе. Осторожно протянула ладонь и слегка касаясь дотронулась до его шрамов на руке.
Мужчина усмехнулся:
– Да, твои отметины.
Лицо девушки опечалилось. Широко открытые, словно медовые глаза с безграничной грустью заглянули на него снизу вверх.
– Лиин, я не сержусь. Я знаю, что ты никогда не причинила бы никому боль.
От его тепла в голосе грусть растаяла сама собой. Лин'ера радостно улыбнулась и забыла отсесть обратно, на свои четко отмеренные два метра. Или больше не было в них необходимости.
А затем настал тот день, когда все переменилось. И почему-то, именно в тот день он закончил вырезать свою птицу. Она получилась очень сильной и живой, и наверно, он не сможет отдать ее на продажу. Слишком много всего было заложено в ней.
Мешковина легко опустилась на готовую работу и в этот момент в мастерскую вбежала Лиин. Ее глаза светились от счастья как два фонарика.
Мужчина удивленно повернулся:
– Лиин?
Девушка буквально подпрыгивала на месте, казалось, что-то рвется из нее наружу. Она подбежала к человеку, а потом к двери и замахала руками.
– Ты хочешь, чтобы я пошел за тобой?
Она кивнула и легко выскользнула за дверь. Человек улыбнулся, наверно, нашла что-то интересное на берегу. Он вышел следом.
Тонкий силуэт в голубом мелькал впереди. Неожиданно, на ходу, Лиин раскинула широко руки, и на желтый песок упал пустой сарафан, а сама девушка темной птицей взметнулась в небо.
– Лиин…
Мужчина прикрыл глаза от солнца, следя за ее торжествующим полетом. Расплывшаяся было по его лицу улыбка начала меркнуть и погасла. Руки безвольно повисли вдоль тела. Он ведь знал, знал, что так все и будет. Так все и должно быть. Тогда почему…
Развернувшись, он пошел в дом. Спустя некоторое время она тоже вернулась. Радостная, легкая. Он не повернулся к ней, лишь глухо сказал:
– Я… я рад за тебя, правда, у тебя все будет хорошо.
Девушка удивленно подбежала к нему и заглянула в лицо. В золотых глазах плескалась тревога.
Он собрался и мягко улыбнулся ей:
– Теперь ты можешь вернуться домой, к своему племени, они ведь ждут тебя, правда?
Лиин смутилась и коротко кивнула, она не умела врать.
– Вот и хорошо, – к человеку вернулось его самообладание. – Тогда ты можешь отправляться…
«Сейчас я причиню боль нам обоим…»
– … отправляться прямо сегодня, прямо сейчас… Тебе наверно надоел этот унылый остров.
Она не отрицала, она ничего не делала, лишь стояла перед ним, опустив плечи и не поднимая глаз.
Он отвернулся, чтобы не видеть намечающихся слез.
– Все, Лиин, тебе пора, – спокойно сказал он.
Девушка зло сверкнула глазами и, сжав кулаки, выскочила из дома. Мужчина вздохнул и опустился на стул – больше не надо было притворяться. Кажется, она поверила, что ему все равно. Так будет легче, наверно.
Потом он поднялся и закрыл дверь на замок. Захлопнул, все что было, все, что могло быть, запечатал, навсегда. Он не успел отойти от двери, как ее дернули с другой стороны. Один раз, потом другой.
– Лиин?
Она два раза быстро постучала в ответ.
– Лиин… – еле слышно прошептал он и, закрыв глаза, устало прислонился к двери.
Она постучала еще, настойчивее.
– Уходи. Я ничего не могу тебе дать, ничего не могу предложить, понимаешь…
Она не желала понимать, не желала мириться с его слабостью, с той пустотой, которая стала его выбором.
Дверь начала сотрясаться от яростных ударов. Она била со всех сил. Мужчина удивленно отпрянул, но потом снова помрачнел:
– Не надо, Лиин… пожалуйста…
Она не слушала, она боролась, и это разрывало его сердце. Он сел на пол и прислонился спиною к двери. Каждый удар отзывался болью по всему позвоночнику, отзывался в душе. Он сидел, закрыв руками лицо, по которому струились слезы и ждал.
Наконец удары прекратились. Раздался приглушенный звук – она упала на колени и заплакала. По ту строну двери. Лишь кусок дерева разделял две измученные фигуры.
– Я хочу, чтобы ты была счастлива. Ты должна быть счастлива, – прошептал он.
Слова давались так трудно.
– Поэтому… поэтому уходи.
Она поднялась и ушла.
А он с ужасом подумал о том, что потом ему придется идти на пляж и забирать с желтого песка невероятно голубое платье.
* * *
Кресло-качалка не громко поскрипывала на террасе. Старые доски видели так много, помнили так много. Море шумело вдали, сливаясь как обычно с безграничным небом. Одни лишь чайки темными пятнами разбавляли его синеву. Тишина и покой царили в воздухе.
– Лиин, нам надо придумать, как ты будешь ко мне обращаться, если захочешь позвать.
Янтарные глаза удивленно посмотрели на мужчину.
– Это может быть какой-нибудь звук или… хм… может звон колокольчика?