Когда снег бел, то грудь прекрасной с ним не схожа,
А волосы есть шелк – у ней их не каскад.
Я видел много роз, в садах хранимых строго,
Но им подобных нет у милой на щеках,
А благовоний вкруг найдется лучших много,
Чем то, что на ее покоются устах.
Я лепету ее внимать люблю, но знаю,
Что музыка звучит и лучше и нежней,
И к поступи богинь никак не прировняю
Вполне земных шагов возлюбленной моей.
И все же для меня она стократ милее
Всех тех, кого сравнить возможно б было с нею.
Перевод Н.В. Гербеля
Ее глаза на солнце не похожи,
Коралл краснее, чем ее уста,
Снег с грудью милой не одно и то же,
Из черных проволок ее коса.
Есть много роз пунцовых, белых, красных,
Но я не вижу их в ее чертах, –
Хоть благовоний много есть прекрасных,
Увы, но только не в ее устах.
Меня ее ворчанье восхищает,
Но музыка звучит совсем не так.
Не знаю, как богини выступают,
Но госпожи моей не легок шаг.
И все-таки, клянусь, она милее,
Чем лучшая из смертных рядом с нею.
Перевод М.И. Чайковского
Сонет CXXXI
Thou art as tyrannous, so as thou art,
As those whose beauties proudly make them cruel;
For well thou know'st to my dear doting heart
Thou art the fairest and most precious jewel.
Yet, in good faith, some say that thee behold,
Thy face hath not the power to make love groan;
To say they err I dare not be so bold,
Although I swear it to myself alone.
And, to be sure that is not false I swear,
A thousand groans, but thinking on thy face,
One on another's neck, do witness bear
Thy black is fairest in my judgment's place.
In nothing art thou black save in thy deeds,
And thence this slander, as I think, proceeds.
Такой же ты тиран, как те, что, возгордясь
Своею красотой, жестоко поступают,
Затем что знаешь ты, что, в душу мне вселясь,
Твои черты светлей сокровищ всех сияют.
А вот ведь говорят видавшие тебя,
Что вызвать вздох любви лицо твое не может.
Не смею возражать – боюсь, что не поможет,
Хотя в том пред собой готов поклясться я.
И то, в чем я клянусь, доказывает ясно
Рой вздохов уст моих, при мысли о твоем
Нахмуренном лице, мне шепчущих о том,
Что в любящей тебе и черное прекрасно.
В поступках лишь черна порой бываешь ты –
И вот в чем вижу я причину клеветы.
Перевод Н.В. Гербеля
Ты так же тиранична, как все те,
Чья красота жестока и надменна,
Затем, что знаешь – у меня в душе
Ты лучший перл и самый драгоценный.
Хоть, правда, часто слышу я, краснея,
Что нету чар любви в твоем лице,
Сказать им «вы неправы» я не смею,
Хоть в этом и клянусь себе в уме.
И я не лгу себе, когда порою,
Стеня, мечтаю о твоих чертах:
Твою головку именно такою
Люблю… но если б на других плечах!
Черна не ты, а лишь твои дела.
И клевету ты ими навлекла.
Перевод М.И. Чайковского
Сонет CXXXII
Thine eyes I love, and they, as pitying me,
Knowing thy heart torment me with disdain,
Have put on black and loving mourners be,
Looking with pretty ruth upon my pain.
And truly not the morning sun of heaven
Better becomes the grey cheeks of the east,
Nor that full star that ushers in the even,
Doth half that glory to the sober west,
As those two mourning eyes become thy face:
O, let it then as well beseem thy heart
To mourn for me, since mourning doth thee grace,
And suit thy pity like in every part.
Then will I swear beauty herself is black
And all they foul that thy complexion lack.
Люблю твои глаза и грустный их привет.
Узнав, что ты меня казнишь пренебреженьем,