И старость делает навек своим пажом,
Предчувствуя, что мысль любви родится там,
Где внешностью любовь подобна мертвецам.
Перевод К.М. Фофанова
Нет слов, способных быть написанных пером,
Которых не излил я, друг мой, пред тобою!
И что могу сказать я нового притом,
Чтоб выразить восторг твоею красотою?
Да ничего, мой друг, хоть должен повторять
Все то же каждый день и старым не считать
Все старое: «Ты – мой! я – твой, моя отрада!»
Как в первый день, когда я твоего ждал взгляда.
Распуколка-любовь, в бессмертии своем,
Не думает совсем о времени разящем,
И места не дает морщинам бороздящим,
А делает его, борца, своим рабом –
И пламенной любви находит там зачатки,
Где время с злом влекли, казалось, их остатки.
Перевод Н.В. Гербеля
Нет ничего доступного перу,
Чего тебе не выразил мой гений.
Что нового сказать тебе могу,
В чем не было бы прежних откровений?
Ничто, мой светлый мальчик; как в вседневной
Молитве Богу то же говорю, –
Как стар, но и не стар мой крик душевный –
«Я твой, ты мой» – с тех пор, что я люблю.
Так вечная любовь в своем теченьи
Не знает пыли и обид времен,
Не зрит морщин, – и в вечном обновленьи
След дряхлости в рабы ей присужден.
Где время, внешность вносят обветшанье,
Она живет в лучах воспоминанья.
Перевод М.И. Чайковского
Сонет CIX
O, never say that I was false of heart,
Though absence seem'd my flame to qualify,
As easy might I from myself depart
As from my soul, which in thy breast doth lie:
That is my home of love: if I have ranged,
Like him that travels, I return again,
Just to the time, not with the time exchanged,
So that myself bring water for my stain.
Never believe though in my nature reign'd,
All frailties that besiege all kinds of blood,
That it could so preposterously be stain'd,
To leave for nothing all thy sum of good;
For nothing this wide universe I call,
Save thou, my rose; in it thou art my all.
О нет, не говори, что сердцем пред тобою
Я изменил, хотя слабей в разлуке пыл.
Скорей расстануся без страха сам с собою,
Но не с душой, что я в тебе похоронил.
Любовь моя – очаг, и если я скитаюсь,
То возвращаюсь вновь к нему, как пилигрим;
Сам приношу воды, с дороги омываюсь,
Стирая пятна, пыль, – и греюсь перед ним.
И если есть во мне те слабости, так трудно,
Так горячо у всех волнующие кровь,
То и тогда не верь, чтоб мог я безрассудно
Растратить без тебя всю страсть и всю любовь, –
И верь – вселенную я ни во что не ставлю,
Тебя, о роза, я одну люблю и славлю.
Перевод К.М. Фофанова
Не говори, мой друг, что сердце изменило,
Что расставанье пыл мой сильно охладило.
Не легче разойтись мне было бы с тобой,
Чем с замкнутой в твоей душе моей душой.
Там дом моей любви – и если покидаю,
Как путник молодой, порою я его,
То возвращаюсь вновь в дом сердца моего,
И этим грех свой сам с души своей слагаю.
Когда б в душе моей все слабости земли,
Так свойственные всем и каждому, царили –
Не верь, чтоб все они настолько сильны были,
Чтоб разойтись с тобой склонить меня могли.
Да, если не тебя, то никого своею
Во всей вселенной я назвать уже не смею.
Перевод Н.В. Гербеля
Не говори, что это сердце лживо,
Хоть потускнел на вид мой пыл вдали,
Не умереть тому, что вечно живо
В моей душе, – она в твоей груди.
Там кров моей любви, и если я
Блуждал как странник, то пришел домой
Я вовремя, по-прежнему любя,
Чтоб смыть пятно моею же водой.
Хотя б во мне все слабости земли,
Присущие всем существам, царили –
Не верь, не верь, чтобы они могли
С сокровищем моим сравняться в силе!
Нет в мире ничего милей тебя,