Прекрасный день ночь гасит темнотой,
Фиалка отцветает, а старенье
В кудрях всё гуще блещет сединой,
С деревьев листья падают под ноги,
Они стада спасали в летний зной,
Дары полей на дрогах по дороге,
Везут в снопах с колючей бородой.
Тогда грущу, о друге вспоминая,
В урочный час покинет белый свет,
Нас Время не щадит, серпом срезая,
Готовит место для идущих вслед.
Вступить с ним в спор сумеют лишь потомки,
Когда тебя смерть заберёт в потёмки.
13
O that you were your self! but, love, you are
No longer yours than you yourself here live;
Against this coming end you should prepare,
And your sweet semblance to some other give:
So should that beauty which you hold in lease
Find no determination; then you were
Your self again after yourself's decease,
When your sweet issue your sweet form should bear.
Who lets so fair a house fall to decay,
Which husbandry in honour might uphold
Against the stormy gusts of winter's day
And barren rage of death's eternal cold?
O, none but unthrifts: dear my love, you know
You had a father, let your son say so.
13
О, пусть бы ты себе принадлежал!
Владеть собой позволено живому,
Спеши, пока от жизни не устал
Свой милый облик передать другому.
Чтоб люди наслаждались красотой,
Её в аренду взяв, не будь беспечным –
Пусть после смерти милый облик твой
Твои потомки воплощают вечно.
Кто пустит холод в свой прекрасный дом,
Даст смерти привести его в упадок,
Позволит разорить, пустить на слом,
Когда есть силы наводить в порядок?
Один лишь мот! С отцом вы очень схожи,
Пускай и сын твой это скажет то же.
14
Not from the stars do I my judgment pluck,
And yet methinks I have astronomy,
But not to tell of good or evil luck,
Of plagues, of dearths, or seasons' quality;
Nor can I fortune to brief minutes tell,
Pointing to each his thunder, rain and wind,