Муссон

– Потом, если найдешь время, можешь начать поторапливать мастера Грина и его парней насчет парусов, чтобы мы могли выйти в море до начала зимы.

В этот день неприятный легкий ветерок дул с северо-востока, принося запах льда и заставляя людей плотнее заворачиваться в плащи, когда они стояли на открытой палубе.

– Как раз в такие вечера теплые южные ветры как будто шепчут мое имя… – Хэл улыбнулся, собираясь уходить.

Большой Дэниел ухмыльнулся:

– Да я почти чую в муссоне горячую пыль Африки.

Уже давно стемнело, когда карета въехала в мощеный двор «Большой Медведицы», но не успел еще Хэл выйти из экипажа, как все его сыновья выбежали из теплой светлой гостиной ему навстречу и потащились следом за ним вверх по лестнице в его личный номер.

По пути Хэл велел хозяину принести ему большую кружку теплого глинтвейна, потому что он насквозь промерз из-за резко сменившейся погоды, затем сбросил плащ на высокую спинку кресла и лишь после этого повернулся к серьезным мальчикам, выстроившимся перед ним:

– Чем я обязан такой чести? Что за делегация, джентльмены?

Он сделал серьезное лицо, под стать серьезности молодых лиц перед собой. Две головы повернулись к Тому, признавая в нем своего представителя.

– Мы хотели подписаться на плавание у Большого Дэниела, – пояснил Том. – Но он отправил нас к тебе.

– В каком вы звании, какой опыт имеете? – поддразнил их Хэл.

– У нас нет опыта, но мы всем сердцем желаем учиться, – сказал Том.

– Это приемлемо для Тома и Гая. Могу взять вас в качестве слуг капитана и назначить жалованье – гинея в месяц.

Лица юношей осветились радостью, но Хэл тут же добавил:

– Однако Дориан для этого слишком молод. Ему придется остаться в Хай-Уилде.

Мальчики ошеломленно застыли, потом близнецы в ужасе повернулись к Дориану.

Дориан изо всех сил пытался сдержать слезы:

– А кто будет обо мне заботиться, если Том и Гай уедут?

– Твой брат Уильям станет управляющим Хай-Уилда, пока я в море, а мастер Уэлш останется с тобой, чтобы ты не забывал об уроках.

– Уильям меня ненавидит, – тихо произнес Дориан, и его голос отчетливо дрожал.

– Ты к нему слишком несправедлив. Он строг, но он тебя любит.

– Он пытался меня убить, – сказал Дориан, – а если тебя не будет, он снова попытается. Мастер Уэлш не сможет ему помешать.

Хэл собрался было покачать головой, но тут в его памяти ярко вспыхнула картина прошлого, он увидел выражение лица Уильяма, когда тот сжимал горло ребенка…

Впервые он взглянул в глаза неприятной реальности и понял, что экстравагантное утверждение Дориана могло оказаться не таким уж далеким от истины.

– Я останусь и буду смотреть за Дорианом, – заявил Том в наступившей тишине.

Его напряженное лицо побледнело.

Хэл интуитивно понял, чего стоило Тому такое заявление: всем своим существом Том рвался в море, но теперь был готов отказаться от этого.

– Если ты так не хочешь оставаться в Хай-Уилде, Дориан, ты можешь переехать к своему дяде Джону в Кентербери. Он брат твоей матери и любит тебя почти так же, как я.

– Если ты действительно любишь меня, отец, ты не оставишь меня здесь. Пусть лучше брат Уильям убьет меня.

Дориан говорил с убеждением и решительностью, странными для столь юного существа, и Хэл оказался захвачен врасплох: он не был готов к такому категорическому отказу.

– Том прав, – твердо поддержал брата Гай. – Мы не можем оставить здесь Дориана. Оба мы не можем. Нам с Томом придется остаться с ним.

Слова Гая поразили Хэла сильнее, чем все остальное. Это было почти неслыханно – чтобы Гай занял такую уверенную позицию в каком бы то ни было вопросе; однако когда он это делал, никакая угроза не могла повлиять на него.

Хэл нахмурился, глядя на сыновей, его мысли беспорядочно кружились. Может ли он взять мальчика такого возраста, как Дориан, в поход, который наверняка окажется невероятно опасным? Потом он посмотрел на близнецов. Он ведь помнил: когда умерла его собственная мать, его отец, сэр Фрэнсис, взял его с собой в море, и сколько тогда ему было лет? Пожалуй, на год или два больше, чем сейчас Дориану.

Хэл почувствовал, как его решительность слабеет.

Потом он прикинул, с чем именно им наверняка придется столкнуться. И представил прекрасное тело Дориана, пронзенное летящими во все стороны обломками в момент обстрела корабля. Подумал о кораблекрушении, о том, как ребенок падает в море и тонет… или на каком-нибудь пустынном африканском берегу его пожирают гиены и прочие мерзкие твари.

Он смотрел на своего сына, на его золотую голову, на невинное и чудесное лицо, похожее на лицо резного серафима на носу его нового корабля…

И снова приготовился произнести слова отказа. Но в этот момент Том жестом защиты положил руку на плечо младшего брата. В этом жесте отсутствовала фальшь, он был исполнен спокойного достоинства, любви и чувства долга… и слова застыли на языке Хэла.

Он медленно, глубоко вздохнул.

– Я подумаю об этом, – ворчливо произнес он. – А пока идите отсюда, все трое. У меня и без того достаточно хлопот для одного дня.

Они попятились, вместе дошли до двери.

– Спокойной ночи, отец.

Когда они очутились в своей спальне, Том сжал плечи Дориана:

– Только не плачь, Дорри. Ты ведь знаешь: когда он говорит «подумаю», это значит «да». Но ты не должен реветь. Если ты отправишься в море со мной и Гаем, ты должен вести себя как мужчина. Понимаешь?

Дориан нервно сглотнул и с силой дернул головой, соглашаясь, но боясь ответить словами.

* * *

По аллее перед входом в Сент-Джеймсский дворец тянулась длинная вереница экипажей. Это здание представляло собой нечто фантастическое, похожее на замок для игрушечных солдатиков, с парапетами и башнями; его построил Генрих Восьмой, и им до сих пользовались короли.

Когда карета Хэла наконец остановилась, два ливрейных лакея шагнули вперед, чтобы открыть дверцу, и секретарь, которого прислал навстречу Хэлу лорд Хайд, тут же повел гостя в ворота дворца и через двор.

Здесь, у начала парадной лестницы, что вела наверх, в Большую галерею, стояли копьеносцы в стальных шлемах и нагрудных латах; секретарь показал свое удостоверение, и Хэлу позволили пройти. Лакеи доложили о нем зычными голосами:

– Капитан сэр Генри Кортни!

Стражи отсалютовали ему взмахом копий, и Хэл зашагал вверх по лестнице следом за испанским послом и его свитой. Поднявшись, Хэл обнаружил, что вся галерея целиком заполнена блестящим собранием джентльменов; здесь он увидел такую коллекцию великолепных мундиров, медалей, звезд, шляп с плюмажами и роскошных париков, что почувствовал себя деревенским увальнем.