Вор-любитель. Избранные рассказы о Раффлсе

– Вы хотите выбить меня из позиции? – сказал Раффлс. – Но я не вижу надобности входить в объяснения. Я упрям и не хочу являться под своим собственным именем, вот и все, а кроме того, я желаю получить тысячу фунтов вознаграждения.

– Две тысячи, – поправил его адвокат. – И человек, прибегающий к псевдониму, есть именно тот, кто мне теперь нужен, так что вам нечего об этом беспокоиться, любезный сэр. Дело, однако, носит в высокой степени приватный и конфиденциальный характер.

При этом он взглянул на меня очень сурово.

– Совершенно верно, – заметил Раффлс. – Но в объявлении, кажется, говорится нечто о риске?

– Некоторый риск действительно есть в этом деле.

– В таком случае, разумеется, два ума хорошо, а три лучше. Я сказал, что желаю тысячу фунтов, вот этот мой друг желает другую. Мы оба дьявольски упрямы и если возьмемся за это дело, так не иначе как вдвоем, или вовсе уклонимся от него. Желаете знать и его имя? Я назову его настоящим именем – Банни.

Мистер Адденбрук бросил взгляд на мою визитную карточку, которую я подал ему, затем он нерешительно забарабанил по ней ногтями, и его замешательство выразилось в конфузливой улыбке.

– Дело в том, что я нахожусь в порядочном затруднении, – сознался он, наконец. – Я получил прежде всего ваш ответ, но люди, имеющие возможность рассылать длинные телеграммы, обыкновенно не интересуются объявлениями в «Daily Tеlеgraph», в силу этого я совершенно не приготовился видеть людей вашего круга. Говоря откровенно, при некотором размышлении я не уверен даже, что вы пригодны для моей цели. Вы люди, состоящие в престижных клубах! Я же скорее предполагал обратиться к авантюристам!

– Мы авантюристы, – степенно заявил Раффлс.

– Однако вы признаете законы?

Черные проницательные глаза адвоката блеснули.

– Мы не профессиональные мошенники, если вы это хотите сказать, – отвечал Раффлс с улыбкой, – но мы весьма недалеки от этого. За тысячу фунтов каждый из нас готов натворить лихих дел, не так ли, Банни?

– Все, что угодно, – прошептал я.

Поверенный отпер бюро.

– Я объясню вам, для чего именно вы нужны мне. Но вы вольны отказаться. Это незаконно, хотя незаконность совершается во имя благой цели, именно в этом и состоит риск, и мой клиент готов заплатить за него. Он готов вознаградить даже одну попытку в случае неудачи: раз вы согласны идти навстречу опасности, то деньги столь же обеспечены, как если бы они были в вашем кармане. Мой клиент, сэр Бернард Дебенгам, из Брум-Голля, у Эшера.

– Я знаком с его сыном, – заметил я.

Раффлс тоже знал его, но не сказал ни слова, и его глаза неодобрительно на меня покосились. Беннет Адденбрук обратился ко мне.

– В таком случае, – сказал он, – вы имеете удовольствие знать одного из самых отъявленных молодых негодяев в столице, он же fans еt origo[3 - Причина и источник (лат.).] всей этой истории. Если вы знакомы с сыном, то, может быть, знаете и отца, хотя бы понаслышке? В таком случае мне незачем говорить вам, что это очень странный человек. Он живет одиноко, среди склада редкостей, недоступных ни для чьих взоров, кроме его собственного. Говорят, у него лучшая во всей южной Англии коллекция картин, хотя никто никогда ее не осматривал, так что проверить это нельзя. Картины, скрипки и мебель – вот его слабость. Не подлежит ни малейшему сомнению, что он до крайности эксцентричен. Никто не станет отрицать, что и в его отношениях к сыну также сказывается значительная доля эксцентричности. Сэр Бернард годами платил его долги, и вдруг в один прекрасный день, по-видимому, без малейшего к тому повода, не только отказался впредь их уплачивать, но и совершенно прекратил выдачу содержания молодому человеку. Теперь я расскажу вам, что из этого вышло, но прежде вы должны узнать или припомнить, что год или два тому назад я вел в суде одно небольшое дельце молодого Дебенгама. Я провел его как нельзя лучше, и сэр Бернард щедро расплатился со мной наличными. С тех пор я их больше не видал и не слыхал ни об одном из них, вплоть до одного прекрасного дня на прошедшей неделе, – адвокат подвинул к нам кресло поближе и оперся рукой о колени. – В прошлый вторник я получил от сэра Бернарда телеграмму и должен был немедленно отправиться к нему. Я застал его уже ожидающим меня в экипаже, не говоря ни слова, он посадил и привез меня в закрытую со всех сторон и неосвещенную картинную галерею, спустил шторы и указал жестом на пустую раму от картины. Довольно долгое время мне не удавалось выжать из него ни одного слова. Затем мало-помалу я узнал наконец, что эта рама заключала в себе одну из самых редких и в высшей степени ценных картин не только в Англии, но и во всем мире, оригинал Веласкеса. Я проверил это, – заметил поверенный, – и его слова оказались сущей правдой. Картина эта была портретом инфанты Марии-Терезии и считалась одним из величайших произведений названного художника, с этой картиной мог равняться лишь портрет одного из римских пап, как сказали мне в национальной галерее, где вся история этих картин известна, как пять пальцев. Там присовокупили, что названная мной картина Веласкеса даже не имеет цены. А молодой Дебенгам продал ее за пять тысяч фунтов!

– Вот лукавый его попутал! – заметил Раффлс.

Я спросил, кто же купил картину.

– Квинслэндский юрист по имени Краггс, почтенный Джон Монтэгю Краггс, таков его полный титул. Но в прошлый вторник мы ничего этого не знали, не знали даже наверное, что молодой Дебенгам украл эту картину. В понедельник вечером он приезжал к отцу за деньгами и не получил их, было почти очевидно, что таким путем он выручил себя из денежного затруднения – он угрожал местью и исполнил это. И когда я в четверг ночью отыскал его в городе, он сознался в своем преступлении самым бесстыдным образом, какой только можно представить. Но молодчик так и не сказал мне, кто его покупатель, и мне пришлось убить все остальные дни на то, чтобы открыть его. Я его разыскал, и какое миленькое время началось для меня с этих пор! Постоянно метаться взад и вперед между Эшером и гостиницей «Метрополь», где остановился этот квинслэндский житель, иногда дважды на день, действовать угрозами, предложениями, просьбами и мольбами, нельзя сказать, чтобы все это было приятно!

– Но, – сказал Раффлс, – достаточно ли выяснен этот случай? Продажа была незаконная, вы можете возвратить ему деньги и заставить его отдать портрет назад.

– Совершенно верно, но дело не обойдется без иска и публичного скандала, а этого-то мой клиент и старается всячески избежать. Он скорее расстанется со своей картиной, нежели допустит, чтобы эта история попала в газеты, он отрекся от сына, но не хочет бесчестить его. И все-таки он хочет во что бы то ни стало достать свою картину, всякими правдами и неправдами, в этом и есть вся суть! Я и пытаюсь вернуть ее прямыми и кривыми путями. Старик предоставил мне в этом деле cartе blanchе и, как я положительно думаю, мой клиент готов открыть на это дело неограниченный кредит в случае надобности. Он предлагал уже однажды свой открытый чек Краггсу, но тот попросту разорвал его надвое. Один старик упрямее другого, и я положительно теряю голову с ними обоими.

– До того, что вы, наконец, поместили об этом публикацию в газете? – спросил Раффлс тем сухим тоном, которого он держался во все время этой беседы.

– Как последний выход. Я решился даже на это.

– Вы, значит, желаете, чтобы мы выкрали эту картину?

Это было великолепно сказано, поверенный вспыхнул до корня волос.

– Я знаю, что вы не такие люди! – пробормотал Адденбрук. – Я никак не ожидал иметь дело с представителями вашего класса! Но это не воровство! – горячо продолжал он. – Это лишь возвращение украденной собственности. Вдобавок, сэр Бернард готов уплатить пять тысяч фунтов немедленно, лишь только он получит картину, и вы увидите, что старый Краггс будет в таком же отчаянии, когда портрет ускользнет из его рук, как и сам сэр Бернард. Нет, нет, это экспедиция, авантюра, если хотите, но вовсе не воровство.

– Вы сами упомянули о законе, – проворчал Раффлс.

– И о риске, – добавил я.

– Мы заплатим за это, – повторил адвокат еще раз.

– Но недостаточно, – заявил Раффлс, качая головой. – Любезный сэр, подумайте, что с этим для нас связано. Вы говорили о разных клубах – мы не только будем оттуда изгнаны, но и посажены в тюрьму, как самые обыкновенные воришки! Положим, в клубах мы сидим довольно прочно, но право не стоит хлопотать за такую безделицу! Удвойте вашу ставку, и я хоть сейчас же к вашим услугам.

Адденбрук колебался.

– А вы надеетесь вернуть портрет?

– Можно попробовать.

– Но у вас нет…

– Опыта? Ничего!

– И вы действительно согласитесь рискнуть за четыре тысячи фунтов?

Раффлс взглянул на меня. Я кивнул головой.

– Мы согласимся, – произнес он, – и оставим Краггса на бобах.

– Но это больше, чем я могу просить у моего клиента, – возразил Адденбрук, не сдаваясь.

– Иначе не стоить и рук марать.

– Вы говорите серьезно?

– Клянусь вам.

– Пусть будет три тысячи, если вы достигнете успеха!

– Наша цена четыре, мистер Адденбрук.

– А если вам ничего не удастся, тогда, значит, мы квиты?

– Вдвойне или мы квиты! – воскликнул Раффлс. – Ладно, пусть будет так. Играю!

Адденбрук раскрыл было рот, привстал наполовину, а затем вновь откинулся на спинку стула, впиваясь хитрым и пристальным взором в лицо Раффлса и ни разу не удостаивая меня своим взглядом.

– Я знаю вашу игру, – задумчиво начал адвокат. – Каждый раз, когда у меня есть свободный час, я отправляюсь к лорду, у него-то я и видел, как вы отбивали шар всякий раз, как брали лучшие воротца всей Англии. Я никогда не забуду последнего состязания джентльменов и игроков. Я был ведь при этом. Вы преодолевали каждый подвох, каждую каверзу… Да, я склонен думать, что если кто-то и способен надуть старого австралийца… Я думаю, что вы-то мне и нужны!